– Так ты согласна помочь? – спросил Стюарт. – Это очень важно. Моя жена была больна и нечасто выходила из дома, но сейчас она чувствует себя лучше, так что…
– Конечно, – произнесла Шай. Взглянув на мальчика, она попыталась улыбнуться ему и при этом не напугать, но он пристально смотрел на трещину в тротуаре и, казалось, не обращал на нее никакого внимания.
– Отлично. Большое спасибо. Я напишу тебе, – сказал Стюарт и поспешно утащил Теда.
Рой снова бессмысленно таращился на экран. Он ненавидел такие минуты. Бывало, он даже засыпал, сидя перед компьютером, и снова просыпался, чувствуя себя старым и глупым, и оттого униженным.
– Русский убийца на Марсе, – произнес он вслух, чтобы боль от унижения стала еще острее. Ему очень хотелось себя ударить.
– Папа, я сегодня нянчусь с ребенком! – крикнула Шай, вернувшись из школы. – Они заплатят мне кучу денег! – Она побежала наверх и захлопнула дверь в ванную.
Рой продолжал смотреть на экран. Пичес будет в караоке-клубе. Может, она ему поможет. Он надеялся, что Венди не задержится на работе, и они смогут пойти вместе. Она любила вечеринки и прогулки, но они больше никуда не ходили – и это была его вина. Рой потянулся за телефоном.
Сегодня вечером в баре по соседству будет весело. Встретимся там?
Глава 14
Бар был не заперт. За барабанной установкой стояла караоке-машина с двумя микрофонами, большим экраном для чтения текстов и двумя огромными динамиками. Деревянная барная стойка блестела, и все помещение пахло мылом Murphy Oil и чем-то еще – чем именно, Пичес никак не могла понять. Она заглянула в туалетную комнату. Белый фарфоровый унитаз и раковина были чисто вымыты. На полке лежали десять рулонов свежей туалетной бумаги в индивидуальных упаковках. Диспенсер для бумажных полотенец был заполнен, а мусорная корзина опустошена. Элизабет постаралась на славу.
Знакомство Пичес с Элизабет и Monte началось в августе, когда медсестра была обязана каждый день появляться у себя в кабинете, хотя у учеников еще были каникулы. После того как она заказала все необходимое и обустроила свой кабинет, ей не оставалось ничего другого, кроме как посещать собрания для персонала и делать копии форм экстренной связи. Пичес устраи- вала длинные перерывы на обед и гуляла. Однажды, проходя мимо Monte, она увидела в окне барабанную установку, которая просто стояла и пылилась без дела. Бар был открыт – по крайней мере, дверь была не заперта, – и Пичес вошла внутрь. Вокруг никого не было. Бас-барабан был установлен неправильно, а в тарелках отсутствовал винт. Пичес, достав из сумки бумажные салфетки, вытерла ими барабаны и заново настроила «бочку». Потом она села и двумя шариковыми ручками сыграла песню группы The Pretenders[45], со всей силой ударяя ими по барабанам, потому что была только среда, а ее рабочая неделя получилась очень длинной, муторной и скучной. Когда Пичес подняла глаза, то увидела Элизабет, стоящую за стойкой бара и наливающую себе рюмку водки. Она была одета только в черный верх от купальника и черные виниловые шорты и с головы до ног забрызгана серебристо-металлической краской. Женщина была ростом чуть не десять футов и выглядела жутко. Однако она была вежлива.
– Я Элизабет, – сказала она. – Можешь приходить и играть когда захочешь. Я бываю здесь очень редко.
– Извини, что ручками. Не нашла здесь барабанных палочек. Я Пичес, работаю школьной медсестрой, но, возможно, выбрала для себя не ту профессию.
Так все и началось.
После вонючего кабинета Пичес было приятно провести время в баре. Элизабет оставляла на барабанах записки с инструкциями: «Ты не против встретиться здесь с продавцом пива? Он приходит с 15:00 до 17:00» или: «Сегодня с 16:00 до 18:00 грузовик доставит коробки с туалетной бумагой, бумажными полотенцами и салфетками». Элизабет то исчезала, то снова появлялась. Они редко разговаривали, да и то лишь мимоходом. Элизабет большую часть времени проводила в подвальном помещении. За неделю до начала занятий она исчезла совсем – вплоть до сегодняшнего дня.
Формальдегид – вот что это был за запах! Под ногами у нее раздался тяжелый глухой удар, за которым последовало приглушенное раздраженное рычание. Пичес велели никогда не спускаться в подвал. Элизабет выйдет оттуда, когда будет готова.
Пичес нашла в телефоне службу доставки, заказала себе тайскую лапшу и села за установку. Она играла на барабанах с девяти лет, когда родители отправили ее в летний дневной лагерь для девочек. Самое странное заключалось в том, что, будучи замужем за музыкантом, Пичес не умела читать ноты. Пичес даже не знала, как называется то, что она делала. Ее учитель музыки в лагере был сторонником подхода «почувствуй это», поэтому она всегда просто слушала ритм в песне и проживала ее, пробуя разные приемы, пока у нее наконец-то не начинало что-то получаться. В течение последнего месяца Пичес работала над песней Burning Down the House группы Talking Heads[46]. Она тихо включала ее на своем телефоне на повторе и подыгрывала на барабанах, делая это все громче по мере того, как обретала уверенность. Теперь, напрактиковавшись, она уже не отставала от мелодии. Песня была быстрее, чем ей казалось вначале.
Парень на велосипеде привез ее лапшу. Пичес сидела в пустом баре и ела, пока большое круглое розово-золотое солнце опускалось за старые больничные здания на другой стороне улицы, падая в Нью-Йоркскую бухту. Затем его заслонил стремительный оранжевый паром из Стейтен-Айленда. Это было самое лучшее в Коббл-Хилл: учитывая его близость к Гудзону, невысокие здания и улицы, которые плавно спускались к воде, закат был хорошо виден из любой точки и поразительно красив.
Снизу доносилась высокая, ноющая вибрация ка- кого-то электрического инструмента. Элизабет либо резала плитку, либо мешала миксером тесто для торта.
За окном промелькнула тень, потом снова посветлело. Женщина в гигантских солнечных очках, с головы до ног закутанная в огромный черный дождевик с капюшоном, метнулась за ближайшее дерево и снова скрылась из вида. «Наверное, актриса, боится папарацци», – подумала Пичес. В округе было немало актрис, но не таких знаменитых, чтобы им приходилось прятаться от журналистов. Дверь бара распахнулась, и женщина в дождевике вошла внутрь. Ее черный капюшон упал, открывая заплетенные в тугую косу белокурые волосы, волевую линию подбородка и сурово опущенные уголки губ. Это была Элизабет.
– Мне нужна твоя помощь в подвале, – объявила она. – Мы войдем с улицы. Лестница здесь должна оставаться чистой.
Представление новой коллекции одежды в магазине Sublime начиналось в восемь. Лиам и Райан приехали в половине седьмого. Домыв туалеты, они перекусили пиццей. Оба чувствовали себя отвратительно, но на свежем воздухе все же было получше, так что они решили ехать на Манхэттен и ждать под дверью магазина вместе с другими неудачниками.
Никто не мог объяснить такую популярность Sublime среди мальчиков в возрасте от одиннадцати до семнадцати лет. Возможно, все дело было в логотипе, который был большим, простым и классным – слово Sublime было написано шрифтом Futura Bold Italic, белыми буквами на фиолетовом фоне. Их одежда и аксессуары были либо ужасно уродливыми, либо невероятно сложными для восприятия, либо настолько простыми, что в принципе не могли быть особенными, но это было частью имиджа. Черная футболка с нарисованной на ней окровавленной белкой. Шляпа с клыками. Коричневая толстовка с восемью рядами войлочных акульих зубов вокруг капюшона. Красный кожаный бумажник на одиннадцати молниях. Золотые бархатные спортивные боксеры. Базовая белая футболка. Базовая серая футболка. Белые длинные носки. Колючая черная шерстяная лыжная шапочка. Спортивные штаны-джоггеры с фиолетовым камуфляжным принтом на одной ноге и красно-белыми полосами на другой. Черная футболка без рукавов. Светло-розовый скейтборд.
Лиам изучал сайт магазина нечасто, но с интересом. Нельзя сказать, что он хотел или ему нужно было то, что там продавалось, – просто остальные парни в школе носили одежду Sublime или обсуждали, что собираются там купить. Лиам подумал, что тоже мог бы участвовать в обсуждении или даже купить что-то и носить, если это будет не слишком дорого и не слишком уродливо. У некоторых в школе были шопинг-боты, с помощью которых они покупали эти вещи, а потом продавали через социальные сети намного дороже, чем те стоили. Таким образом богатые становились богаче, а бедные – беднее.
Из разговоров в школе Лиам понял, что покупать что-то из новой коллекции было необязательно. Достаточно было стоять в очереди и чтобы тебя заметили другие. Эта конкретная коллекция была выпущена совместно с брендом Silenciaga, и цены там начинались от девяноста пяти долларов за термонаклейку. Футболка стоила триста долларов, а толстовка – семьсот. С такими ценами покупать у них одежду мог разве что Брюс, у которого была черная карточка AmEx. Еще одна причина ненавидеть Брюса.
Лиам и Райан сошли с поезда на станции Бродвей-Лафайетт-стрит и побрели на восток по направлению к Хьюстону. Долго искать им не пришлось. Стемнело, на Бауэри-стрит зажглись фонари, и при их свете было видно, что очередь растянулась на четыре квартала. На всякий случай Лиам и Райан прошли вдоль нее, чтобы убедиться, что попали куда нужно, прежде чем вернуться и занять место в конце.
– Эй, придурки.
Это был Брюс, занявший место в первой половине очереди. Он рано ушел с уроков, заявив, что плохо себя чувствует. Теперь они знали, в чем было дело.
– Привет, – кисло сказал Лиам. Было непросто смириться с мыслью, что они с Райаном соскребали дерьмо и жвачку с пола в туалете, пока Брюс красовался на углу улицы, играя в Fortnite на телефоне.
– Я думал, ты заболел, – проворчал Райан.
– Черный Райан, дружище! – Брюс поднял руку, чтобы дать Райану пять.