– Прости, прости, – вмешалась Венди, – это Манфред.
Рой пожал Манфреду руку. Не имело значения, мужское это имя или женское. Манфред – это Манфред.
– Так вы из журнала? – догадался он.
– Fleurt, – сказал Манфред. – Мы с Венди были братьями по оружию.
– Манфред помогал мне с работой, когда я не успевала в срок, – беззаботно сказала Венди, быстро взглянув на него.
Манфред послал ей воздушный поцелуй, как бы говоря: «Это не мое дело, что ты будешь говорить своему мужу, я все равно люблю тебя». И Венди послала ему благодарный поцелуй в ответ.
Рой мрачно усмехнулся, глядя на отвратительную тарелку с жирными мясными закусками. Все, чего он действительно сейчас хотел, это вернуться домой к своему ноутбуку.
– Ты, случайно, не знаешь слов песни «Хижина любви», а?
Но новая песня уже началась, и Элизабет взяла микрофон. И это была не «Хижина любви». Музыка была медленной. Элизабет начала постанывать.
– О-о-о-о-о, – пропела она. – Люблю любить тебя, детка… – Элизабет облизнула губы и многозначительно повела бровями в сторону Таппера, который снова спрятался за стойкой бара.
Его лицо порозовело, потом посерело.
– О! – взвизгнула Элизабет.
Таппер пригнулся, делая вид, что ищет что-то под стойкой.
Элизабет продолжала рычать и стонать. Она зажала микрофон в зубах, опустилась на четвереньки и поползла по полу. Толпа расступилась, чтобы освободить для нее место. Было много аплодисментов и улюлюканья. Таппер выпрямился с полной пинтой «Гиннесса» в руке.
– О-о-о-о, – проворковала Элизабет на четвереньках. Похоже, ей нравилось быть в центре внимания.
Таппер залпом выпил свое пиво.
Элизабет осознавала, что перетягивает на себя все внимание. Она напомнила себе, что сегодняшний вечер должен быть посвящен не только ей, но и всему району. Элизабет жестом попросила Пичес сменить музыку.
– Ну что сказа-а-ать? – завопила Пичес в дополнительный микрофон.
Рой с облегчением услышал, что песня «Хижина любви» начинается без него.
Манфред танцевал вокруг Пичес с бубном, а она тем временем стучала по барабанам и пела:
– Клевая маленькая хижина!
Потом к ним присоединился Стюарт Литтл. Он закатал рукава футболки и схватил микрофон, его татуировки в виде мышей в полной мере открылись взору толпы.
– Блеск на матрасе, – пропел он, слишком энергично поводя плечами в сторону школьной медсестры.
Чрезвычайно красивый седовласый джентльмен в накрахмаленной белой рубашке, темных джинсах и дорогих коричневых замшевых мокасинах весело танцевал рядом, сверкая часами Rolex.
Рой взглянул на жену Стюарта. Она сидела в одиночестве на стуле, поедая закуски с тарелки, принесенной Венди, и глядя в свой телефон.
– Габби, еще одна моя подруга с работы, тоже где-то здесь, – крикнула Венди Рою сквозь шум. Она чувствовала себя неловко из-за того, что не сказала мужу о переходе в другой журнал. – В последнее время на работе произошли некоторые изменения в штате, – начала она, но было видно, что муж ее не слышит.
Рой не понимал, зачем Венди вообще пытается поддерживать разговор. В баре было слишком шумно. Кроме того, он выпил слишком много пива.
– Извини, я на минутку, – сказал он и ускользнул.
Грег снял наушники и молча наблюдал из-за двери, как Пичес пела и стучала в барабаны; ее голос немного фальшивил, а дробь слегка отставала от ритма. Его чувствительные уши звенели от вибрации из динамиков. «Хижина любви» была любимой песней Пичес. Слушать, как она поет ее в караоке со Стюартом Литтлом из Blind Mice в баре, полном незнакомцев, было необычно. Она словно демонстрировала всем неудовлетворенность, беспокойство и внутреннюю опустошенность. Пичес выпендривалась, безудержно флиртовала, пытаясь скрыть волнение, и с каждой минутой пела все громче.
Грег думал, что теперь, когда его жена выбрала карьеру и стала больше времени проводить вне дома, подальше от своих недописанных рассказов, сломанных барабанных палочек и списков неоконченных дел, все наладилось. Он думал: что бы это ни было, этот период ее жизни уже в прошлом.
– Тук-тук-тук, стучи в дверь, детка! – Пичес и Стюарт Литтл радостно кричали в один микрофон. Когда это она успела так с ним подружиться?
Седовласый чувак в темных джинсах подпрыгнул и стукнулся бедром о бедро Пичес. Она толкнула в ответ, ухмыляясь, и продолжила петь. Стюарт Литтл обнял ее за плечи и прижался своей костлявой задницей к ее бедру с другой стороны.
– Тук-тук! – восторженно пропела Пичес.
Грег понял, что она не притворяется и не пытается что-то кому-то доказать. Она в кои-то веки прекрасно проводит время – без него. Грег стеснялся новых людей, не выносил громких звуков и вообще был доволь- но неуклюжим. Казалось, с возрастом все становилось только хуже. Он никогда не будет таким успешным и богатым, как Стюарт Литтл, и никогда не будет таким заводным и находчивым, как красивый седовласый чувак с Rolex. Вместо того чтобы присоединиться к Пичес, Грег попятился к двери и исчез в ночи.
Мэнди не грустила. Она тайком снимала Стюарта на видео для его фан-сайта, который должна была вести, но не проверяла аж с прошлой весны. Он пел, и это было отлично. Ему нужно было петь. С другой стороны, Мэнди старалась держаться в тени. Сколько коробок с едой она украла у этих людей? Парень, который буквально вырвал свою коробку из ее рук на тротуаре, был прямо там, за стойкой бара. Мэнди чувствовала себя сгорающей от стыда и довольной одновременно. Никто не заподозрил в краже пухленькую даму в кресле.
Но люди здесь каким-то странным и неожиданным образом показались ей милыми. Мэнди было неловко из-за того, что она воровала у них. Пожилой английский писатель уже направлялся к ней, неся очередную тарелку с закусками.
– Вот это вечеринка! – заметил он, протягивая ей закуски.
– Ага. – Мэнди сунула телефон под пластиковую тарелку и отодвинула кусочек острой индейки от палочки копченой моцареллы. Таким она питалась, когда Blind Mice были в туре, только это была версия для гурманов. – Это здорово.
– Я не люблю петь, – сказал Рой.
Мэнди пристально посмотрела на него, задаваясь вопросом, не обратил ли он на нее внимание только потому, что слышал, будто бы у нее рассеянный склероз.
– Я тоже, – согласилась она.
– Но, может быть, мы притворимся, что танцуем? – Рой протянул ей руку.
Мэнди хихикнула и небрежно поставила тарелку на стол рядом с собой. Она взяла его за руку и встала.
– Обойдемся без поворотов или подъемов, – пошутил он. – Я тяжелее, чем кажусь.
– Я же вроде бы больна, – сказала Мэнди, потому что была уверена, что Рою Кларку все равно. – Так что мне, наверное, не стоит усердствовать.
– Хижина любви, детка, хижина любви! – подпевал Стюарт, наблюдая, как Мэнди раскачивается из стороны в сторону вместе с Роем Кларком, запрокидывая голову и выгибая бледную гибкую шею. Она выглядела здоровее и сексуальнее, чем когда-либо в своей жизни, даже чем когда была моделью в средней школе. Травка, хорошая еда, витамины, которые она принимала, сон – все это работало.
– Черт. Наши школьные карточки на метро не работают после восьми вечера.
Во время обратного пути к метро они немного расслабились. В магазине Sublime Лиаму и Райану позволили оставить одежду себе, но мальчики не хотели привлекать внимание, поэтому они вывернули толстовку и парку наизнанку и завязали их вокруг талии.
– У меня есть двадцатка, – сообщил Лиам.
– Теперь ты должен быть богат, – сказал Райан. – Ты же знаменитая модель.
Но поскольку они не были настоящими моделями, им никогда не заплатят.
– По крайней мере, пригодится для заявки при поступлении в колледж, – сказал Райан. – Я сделал фото татуировки на телефон. Итак, если у колледжа возникнут вопросы типа: «Чем вы занимаетесь в свободное время?», я смогу показать фотографию и сказать, что был вроде как активистом.
Лиам об этом не подумал.
– Это просто гениально.
– Может быть, нас покажут в новостях, – добавил Райан, – было бы круто. И неловко. Я уверен, что моя мама не будет в восторге.
– Моя тоже, – Лиам гадал, произведет ли это впечатление на его маму или она рассердится. В любом случае ей определенно будет что сказать.
– Что за чертовщина, – пожаловался мальчик их возраста, протискиваясь мимо них.
Тротуары Хьюстон-стрит кишели мальчишками. Все, кто пришел на показ, обломались. Можно было назвать это антипоказом.
– Я даже не хочу теперь эту куртку, – сказал Райан, дергая за рукава дорогой парки. – Кажется, мне больше не нравится Sublime. Они думают только о прибыли.
– Да, – разочарованно ответил Лиам. Он наконец-то заполучил толстовку Sublime, но теперь она его не радовала.
– Хотя… Я, наверное, смогу продать ее в два раза дороже, чем за нее просят, – сказал Райан.
Кто-то схватил Лиама за плечи и сильно встряхнул. Это был Брюс. Он потянул за толстовку, завязанную вокруг талии Лиама.
– Эй, а вы, неудачники, и правда прибарахлились? Это несправедливо.
– Эй, – Лиам вырвал толстовку из рук Брюса.
Райан потуже затянул узел на своей светло-голубой парке.
– Это была полная фигня, – сказал он. Лиам понимал, что сказано это было для того, чтобы Брюс перестал их беспокоить. – Зря только время потратили.
– Но я видел, как вы вошли, – возразил Брюс. – Я простоял там около пяти часов, а вы, ребята, просто взяли и вошли туда.
– Нет, – ответил Райан и взглянул на Лиама.
– Мы пытались. Они нас раскусили, – неопределенно сказал Лиам.
– Да, – согласился Райан.
Брюс сдернул с Лиама толстовку и вывернул ее:
– Тогда что это за чертовщина? Я, черт возьми, видел вас, ребята. Не знаю, как вы все провернули, но эта штука стоит семьсот долларов или больше. И я даже не знаю, сколько стоит эта куртка – наверное, как автомобиль. Мне пришлось ждать пять гребаных часов, и я, мать твою, заберу эту гребаную толстовку.