По поводу моего дальнейшего статуса разговора не было, Антон Сергеевич на мой вопрос, где же упомянутый мой соотечественник Отто, интересующийся моей судьбой даже удивился:
— Карантин же у вас до понедельника, херр Герман!
Действительно, чего это я — орднунг убер аллес!
Двор от сугробов я очистил полностью, вместо привычной лопаты для снега воспользовавшись её жалким подобием, принесенной Демьяном. Тоже деревянной, но больше похожей на штыковую из нашего времени, как признался Демьян — предназначенная для зерна. Фанера здесь была пока неизвестна, так что ещё одна из бесчисленных идей легла в копилку. Ну а на дворе стало просторно, упражнения со своим учителям сабельного боя — каждый день проводили.
Лекарь по моей просьбе — принес книгу, так что я сейчас читал «Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина» Дефо и практиковался в правописании, изводя не дешевую бумагу, под негромкое ворчание Демьяна. В общем, настраивался на окончание карантина и выход из гошпиталя серьёзно, не пребывая в лености и праздности, и всерьёз подумывал, что можно сделать с освещением — хоть керосинку на коленке делай, если не хочу зрение посадить, читая при свечах…
Глава 6
Глава 6.
В понедельник Демьян, предупрежденный загодя с вечера — разбудил меня пораньше. Наскоро умылся, почистил зубы под уж привычный утренний перезвон колоколов и кивнул головой старому солдату (сорок четыре года стукнуло Демьяну):
— Ну пошли?
— Погодь, барин, — Демьян полез под лавку, выудил оттуда пару сапог и протянул мне. — Вот так-то лучше будет, чай в церкву идем!
— Это что, — удивился я, переводя взгляд на родные лапти, скорее даже на «Мерседес» в мире лаптей: с кожаной подошвой и подобием стельки из грубо свалянного войлока и вместо лыка сплетенных из кожи. — ты хочешь сказать, что у меня сапоги были, а я тут в лаптях ковылял?
— Расточительство это, в юфти по двору ходить, лапти в самый раз. — Наставительно проворчал Демьян. — Кто вас тут видит в лаптях-то. А про сапоги, нешто, опять запамятовали?
Спорить с этим скопидомом не стал, еле втискивая ноги в портянках в «новые» сапоги. То ли выросли ноги так, пока болел, то ли мой немец предпочитал носки, которые меня совсем не впечатлили — отдал их Демьяну. Вот ещё одна статья расходов нарисовалась: обувь и одежда, гардероб придется менять под свой вкус. А цены на одежду и обувь сейчас кусаются, мои шмотки если продать по нормальной цене — можно домик в деревне купить и скотиной обзавестись, как меня тот же Демьян просветил. Издержки кустарной мануфактуры, про ширпотреб и массовое производство в России ещё речи нет.
Сегодня у меня конец карантина, лекарь ещё вчера дал добро на свободный выход в поселок и после обеда вместе с ним идем на завод — к Отто. Будет Антон Сергеевич переводчиком в разговоре с «моим соотечественником». Ну а до обеда у меня свои планы и сейчас — посещение церкви. Демьян вчера, услышав о моем желании вместе с ним пойти на утренне богослужение — поскреб в затылке, засомневавшись:
— Ты ведь барин лютеранской веры, али католической? Энто у батюшки надо спросить позволено ли на богослужение…
— Бог один, Демьян! — Я потрогал приготовленные на этот случай пять рублей серебром в отдельном кармане. — А Никанор ваш вполне вменяемый батюшка, вот увидишь, ещё все наши начинания благословит и освятит!
Не на шутку раззадорил любопытство Демьяна о неких планируемых начинаниях, да так что он весь вечер крутился вокруг меня, но на все заходы и вопросы пока получил один ответ:
— Всему своё время!
Я ещё и сам не знаю, с чего начну, но начну обязательно! Пусть стартовый капитал пока смешон, зато есть идеи и их техническое решение, сейчас самое главное — кадры. И Демьян один из тех людей, что мне пригодятся. Он даже грамоте оказался обучен — прочитанный мной роман о Робинзоне Крузо сейчас читает, сопровождая прочитанное язвительными комментариями. В основном — недоволен количеством роялей, выпавших на долю моряка. А я смотрел на склонившегося над книгой Демьяна и размышлял, не вдарить ли по почтенной и неискушенной публике приключенческим романом, за авторством вот этого солдата в отставке? Ладно, эту идею пока придержу, до установления более доверительных отношений, а там долгими зимними вечерами напишу чего-нибудь, на основе воспоминаний Демьяна о солдатчине…
По примеру сопровождающего — перед входом троекратно перекрестился, сняв шапку и вместе прошли в храм, где наши пути разделились. Сословное общество во всей красе: чистая публика отдельно, смерды в стороне. А работники завода — на работах, для них утренний звон церковных колоколов — как заводской гудок. Я протиснулся поближе к Антону Сергеевичу, раскланялись церемонно и он шепнул с улыбкой:
— Ваше появление, херр Фальке, вызвало интерес у достопочтенной публики. Дворян у нас мало, больше купцов и чиновников при заводе, так что ждите интереса со стороны общества, сами понимаете — развлечений в нашем медвежьем углу мало…
Это я уже и сам заметил, без пояснений. Собравшие перешептывались, бесцеремонно меня разглядывая, а две довольно симпатичные девицы рядом — строили мне глазки, мило улыбаясь. Ещё духота в церкви, я вспомнил свой внешний вид, который пока видел лишь как отражение в воде, с досадой сразу же обратив внимание на некую лопоухость, что ещё больше подчеркивала наголо обритая голова и смутился окончательно. До предательски загоревших мочек этих самых лопоухих ушей.
Девицы, строившие мне глазки — синхронно прыснули в ладошки, о чем-то пошептались и принялись стрелять в меня глазами с утроенной силой, не забывая улыбаться и делать вид, что и сами смущенны не меньше моего. Вот ведь чертовки! И это в храме господнем! Смутили меня на ровном месте до того, что пришлось отвернуться и сделать вид, что поглощён изучением иконостаса.
Да что это со мной происходит⁈ И тут же пришел ответ, в виде переделанного стихотворения из детства: «Как я рад, как я рад, здравствуй снова, пубертат!» Против физиологии не попрешь, а мой организм — это тело подростка, которому ещё и шестнадцати не исполнилось. Тут весь накопленный жизненный опыт бессилен, когда гормоны с головой захлестывают. Надо в оба смотреть, а то моргнуть не успеешь, как уже тащишь одну из этих смешливых девиц под венец…
Вся торжественность заутрени пошла коту под хвост, ориентируясь на лекаря — я крестился и кланялся, а голову заполняли отнюдь не благостные мысли, а самые что ни на есть греховные. Едва закончилась служба и народ потянулся на выход, с облегчением оживленно переговариваясь — я позорно сбежал, протискиваясь к Никанору, подальше от девиц этих. Только кивнув на прощание напомнившему мне Антону Сергеевичу:
— Не забывайте, херр Герман, после обеда у нас визит к херру Отто!
Батюшка моё появление встретил с некоторым недоумением, которое моментально превратилось в участие и внимание, стоило мне выложит на стол скромную сумму «на нужды прихода и паствы». Серебряные монеты испарились моментально, как реквизит у фокусника, а батюшка в порыве чувств — осенил крестным знанием и благословил. А я всего-то поставил его в известность, что намерен осесть здесь на постоянное место жительство, заняться ремеслами и мануфактурой, ну и высказал надежду на взаимопонимание и всяческое содействие в начинаниях.
Осталось навести мосты с заводским начальством, а так же с исполнительной и законодательной властью, вернее — с её представителями на местах. Но за этим дело не заржавеет, думаю — в течении недели познакомлюсь со всеми значимыми фигурами здешнего общества, не без помощи Антона Сергеевича. Коррупция как она есть, но если хочу чего-нибудь добиться — следует играть по негласным установленным правилом, не в том я положении, чтоб их грубо нарушать.
На выходе из церкви меня дожидались Аксинья и Демьян, барин соизволил после церкви посетить богадельню. Нет, не с целью облагодетельствовать сирых, убогих, сирот и калечных, а оценить трудовой потенциал. По словам той же Аксиньи, финансирование богадельни было скудным и непостоянным, приписанные к этому заведению выкручивались как могли, по мере сил подрабатывая то на сезонных работах, то на подхвате. Кто был в силах, разумеется, вот и решил самолично оценить трудовой резерв возможный.
Сходил называется… Небольшой дом, гораздо меньше нашего гошпиталя — вмешал двадцать разновозрастных постояльцев, я как шагнул в любезно отворенную дверь, пригнувшись вошел в сумрак помещения со спертым воздухом, двухъярусными нарами и копошащимися на них детьми и недвижно лежащими рядом немощными — так сразу на выход повернул.
— Как же вы так живете⁈
Риторически вопросил Аксинью, на что та лишь плечами пожала. Понятно, что не от хорошей жизни они все там вместе собрались. По новому взглянул на неё со всё возрастающим уважением — не только себя блюла в таких условиях, но ещё и по мере сил заботилась о своих соседях.
— Ладно, пойдемте домой завтракать…
Всех сирых и голодных мне не накормить, но вот основную часть жителей этой богадельни постараюсь привлечь к работам, по возможности. И на Аксинью с Демьяном есть определенные виды, вот и сейчас смотрю на них — идут чуть в стороне от меня и только что за руки не держаться.
— Демьян, а Демьян, а чего вы с Аксиньей не поженитесь?
Вроде вопрос простой задал, а Аксинья чуть ли не в слезы, да и Демьян насупился и волком глядит. И молчат, решил додавить:
— В блуде ведь жить не по христиански!
— Не блудим мы! — Аж рявкнул Демьян, перекрестившись, тут же добавив. — Вот те крест!
— Ну это пока не блудите, — успокоил их я. — видно же, что до первой оттепели весенней. Ну так что вам мешает создать ячейку общества, Демьян?
Демьян ещё больше замкнулся, зато словно прорвало Аксинью. Так я узнал, что она бесприданница, а Демьян, хоть и отставной солдат, но постоянного и стабильного заработка, достаточного для создания семьи и обзаведения хозяйством не имеет.