Прошелся по двору, посматривая по сторонам и осенило, подозвал Демьяна, разметил в снегу два места, где приказал к завтрашнему же утру вкопать два деревянных столба.
— Две скобы ещё железные туда приколотить повыше, — продолжил давать указания. — а железную перекладину я сам достану! Вот чего не хватало!
Обычный турник, который я вспомнил — оказал на внимательно прислушивающихся к распоряжениям наемных работников поразительный эффект: тот, что был у них за бригадира, вдруг принялся низко кланяться, взмолившись:
— Не серчай, барин, всё в срок по уговору выполним!
Затем навестил скучающего Прошку, озадачив его изготовлением небольшого овального тубуса-чехла из бересты, как раз под размер бруска мыла. Как образец, думая эти мыльницы под линейку премиум мыла приспособить. Прохор никаких трудностей не увидел, даже когда я ему сказал, что таких мыльниц потребуется много, хоть и не прямо сейчас.
— По весне берёсты надрать надо, барин, сколько потребно и потом хоть весь год сиди вырезай по выкройке! А я хоть сейчас спроворю, велите токмо нож дать да берёсты!
— Ты лежи пока, это не к спеху. Детей из богадельни, значит, можно посадить на эту операцию. Прохор, ты в крепости ведь?
— К заводу приписан, как вся наша деревня, поначалу уголь жег, да возил, потом дядька в завод пристроил!
— Заводу ты сейчас, как калека — не нужен, Прохор, а вот мне пригодишься. Пойдешь ко мне работать?
Сомневался он недолго, уяснив, что заработком не обижу — с радостью согласился. Ещё бы, у него какое-никакое хозяйство есть, как выяснилось, в том числе и лошадь с коровой, с которыми сейчас жена его одна бьётся, да ещё два малолетних ребёнка на шее висят. А мне такой рукастый работник пригодится, буду собирать команду из того, что есть. Тут даже заводчики на работах и детский труд используют, чуть ли не с двенадцати лет, и женский, выбирая все доступные кадровые резервы подчистую. Так что и богадельню вниманием не обойду, постаравшись к делу пристроить кого только можно и вот таких вот увечных и немощных, как Прошка — следует привлекать. А с правовым статусом его разберусь, пусть даже придется выкупать…
На улице ещё немного постоял, посоветовал Аксинье не морозить детей, которые не хуже взрослых принимали посильное участие в стройке — пусть греются в госпитале почаше.
— И покормите их обязательно! Кстати, а почему всего трое, Аксинья, ты же говорила что пятеро сирот у вас?
— Одёжи у них нет, барин. — Потупилась она. — Завтра поменяются, кто сегодня на заработок выходил — отдыхать будут, а другие сменят их. А покормить уже покормили…
Подозвал Демьяна, сказав выделить Аксинье столько, сколько надо на одежду для детей, пусть самую непритязательную, всё равно изгваздают, но чтоб теплую. Впрочем, она сама разберется, не маленькая. Демьян тут же встал грудью на доверенный ему капитал (кстати, сколько там осталось, от тех двадцати пяти рублей — надо выяснить), принявшись ворчать. Мол это совсем излишние траты и пусть по очереди ходят, так и ртов кормить меньше придется и одёжу не покупать. Аксинья не говоря ни слова, так выразительно на него глянула, что Демьян тут же сбавил обороты, под конец и вовсе заключив елейным голосом под одобрительные кивки будущей супруги, что сиротам помочь — богоугодное дело.
— Барин, а раз мы сейчас работаем, нам можно теперь в школу ходить? — Набралась смелости девчушка и сразу же после заданного вопроса спряталась за надежную спину Аксиньи, откуда теперь поглядывала с любопытством, ожидая ответа.
— Какую ещё школу⁈ — Удивился я, посмотрев на Демьяна с Аксиньей. — Что за школа, почему не знаю?
Как-то не укладывались у меня в голове реалии конца восемнадцатого века, небольшой посёлок при заводе, больше похожий на кустарное производство и школа. Так то, мысль о необходимости воспитания собственных кадров и хотя бы минимальном образовании детей: на уровне уметь писать и считать для начала — давно в голове сидела. А тут, как выяснилось со слов охотно разъяснивших ситуацию помощников — уже несколько лет школа действует. При заводе и только для детей заводских рабочих и мастеровых, организованная всё тем же Илларионом Лугининым. Подробностей не добился, кроме того что школа была на три класса, да и откуда Аксинье с Демьяном их знать. Пересказали лишь то, что было им известно.
А уж не попаданец ли, подобно мне — этот таинственный Илларион Лугинин, только более удачно устроившийся? Вот сегодня и посмотрю, надо идти домой, кстати, раз на обед у нас визит к супруге заводчика, купца и по совместительству — мецената, организовавшего школу и не поскупившегося на госпиталь. Да нет, бред это, нормальный попаданец не стал бы экономить на госпитале, вместо нормальных окон затягивая окна бычьим пузырем. Как я уже заметил: и в заводской конторе нормальное стекло (относительно, конечно, до привычного мне качества не дотягивая) в окнах было, и дома у лекаря, не говоря уж о сверкающих на рассвете окнах строящегося особняка купца…
Уже уходя — вспомнил про необходимость вести строгий учет расходов (про доходы пока и речи нет) и пришлось вернутся, позвав за собой в дом Демьяна, подальше от навостривших уши всех присутствующих. Демьн, уяснив, чего я от него добиваюсь — расплылся в довольной улыбке:
— Всё учтено, барин, с меня и Антон Сергеич отчет требует кажный месяц, вот!
Вытащил из укромного места бумагу, исписанную убористым почерком и протянул мне. Изучать подробно было некогда — уже время поджимало, но по диагонали посмотрел, в очередной раз порадовавшись, что такого ценного кадра, как Демьян — приметил сразу. И мало что приметил, а уже и к себе в команду взял! Придется и обратно до дома бегом добираться, эх, надо часами обзаводиться, надо!
Успел, даже пришлось ждать, пока лекарь соберется. Тот волновался, словно к английской королеве на прием идем, всю недолгую дорогу до частично построенного особняка — изводил меня наставлениями, как держаться и себя вести, чтоб не вызвать неудовольствия дражайшей супруги Иллариона Ивановича. Вот тоже странно, доктор подобно мне — из не особо родовитых, но всё же дворян. И такой мандраж перед неофициальным визитом даже не к самому купцу первой гильдии, а к его жене. Хотя, если принять во внимание тот капитал, которым располагал Лугинин — сие не удивительно. Лекарь ещё упоминал, что несколько лет назад Илларион Иванович занимал место городского главы Тулы, что тоже показательно — абы кого городским главой не изберут.
А уже очутившись внутри, в правом жилом крыле здания — я и сам проникся. Особенно на контрасте со всем доселе виденным — купеческий особняк впечатлял. От златоустовского краеведческого музея, каким я его помнил — было мало знакомого, подозреваю, что с поры постройки здание неоднократно перестраивалось и реставрировалось. Высоченные потолки (куда там сталинкам), лепнина, паркет и главное — здоровые окна. Не удивлюсь, если выяснится, что бюджет стройки сопоставим, если не превышает — стоимость постройки завода…
А вот хозяйка особняка, несмотря на волнение лекаря — встретила нас довольно радушно, сразу же позвав к столу. Может, материнский инстинкт сработал при взгляде на меня лопоухого, или скука роль сыграла, но за обедом, продлившемся часа полтора — пришлось развлекать сухонькую старушку подобием светской беседы. Больше, чем на половину заданных вопросов — приходилось мычать, тщательно подбирая ответы.
Ну вот откуда мне знать, что и как там сейчас в Европе? Хотя по легенде — недавно оттуда приехал с отцом, два года назад. А уж о многочисленных московских знакомых, которыми интересовалась Татьяна Терентьевна — мне вообще было неведомо. Поняв, что от меня толку мало, пожалев сироту, что остался один на чужбине — она переключилась на лекаря, оставив меня покое. Жаловалась на приступы мигрени, а Антон Сергеевич — тут же показал на меня, всячески расхваливая, пообещав что к лету постараемся совместными усилиями создать средство от головных болей.
Пришлось вкратце рассказать о своих планах, впрочем — хозяйке это оказалось не очень интересно и я постарался закруглиться побыстрее. Поинтересовался про школу, на что Татьяна Терентьевна зевнула и сказала, что это начинания мужа, в которые она не вникает. А вот следующий заход, с вопросами про особняк и его строительство — оказался удачным, и разговор оживился.
По мере рассказа хозяйки я охреневал всё больше и больше, ну и вот прояснилось заодно, что это за непонятные конструкции вокруг дома были, начиная от здорового котлована в парке (и ведь руками всё сейчас делают, нет никакой строительной техники), заканчивая каркасом рядом. Как с гордостью поведала Татьяна Терентьевна: вместо ямы будет пруд, с подаваемой с гор по трубам водой, а каркас застеклят под зимнюю отапливаемую оранжерею.
А когда среди подаваемых блюд обнаружил картошку, то вообще пришел в возбуждение, тут же попросив продать немного, если есть. Татьяна Терентьевна поначалу удивилась, потом понимающе улыбнулась:
— Ах вы же откуда-то из Пруссии, херр Герман? Бедный мальчик, несладко вам пришлось, у нас это никто не ест почти, надо у садовника спрашивать. Сидите, херр Фальке, я распоряжусь, возьмете сколько надобно!
Можно сказать, что только из-за одного картофеля — не зря сходили! Ну а я, проявляя неподдельный интерес как к стройке, так и к планируемым саду и оранжерее — получил милостивое приглашение заходить в любое время, чем и собирался воспользоваться не откладывая надолго. И с садовником накоротке пообщаться, и особенно с братьями строителями, не сомневаюсь, что найдем общий язык!
Глава 9
Глава 8.
До субботы с визитами и знакомством со сливками общества отстрелялся. Три почтенных купеческих семьи второй гильдии пришлось почтить личным присутствием по отдельности, а вот с творческой интеллигенцией в лице учителей и заводского начальства среднего звена — получилось совместить, спасибо Отто и Дитриху, одним вечером обошлось. Хотя учителями оказались обычные учетчики, писари и приказчики, знающие грамоту (и это не оговорка, неграмотных среди начальства хватало, тех же десятников заводских и рудничных), которые по очереди совмещали обучение ребятишек со своими основными обязанностями.