Гомон косарей.
По лугу со скрипом,
Тянется обоз,
Сука, ватой липа,
Пахнет от колес…'
На последних строчках память подвела, вот хоть убей не помню, что и как там дальше. Где уж тут Высоцкого перепевать, если любимые стихи Сергея Александровича уже не могу вспомнить… Как же там дальше-то⁈
— Чегой это с ним, Ларивон Максимыч⁈ — Вырвал из воспоминаний немного тревожный голос казака. — И часто с барином такое⁈
— Герман пиит у нас! — С гордостью прошептал Ларион. — Так иной раз слова складывает, что вроде и похабень, а смешно и зело складно!
В Чебаркуле сделали основательную, почти полуторачасовую остановку — лошадям дали продых и обиходили, и сами плотно отобедали наваристым кулешом с салом, закусывая отменным вяленым чебаком. Давно хотел с местными казаками (коих наш десятник Степан упорно называл инвалидами) пообщаться накоротке, вот сейчас такая возможность представилась.
И Леонтий, садовник Лугинина, с большим пиететом отзывался о успехах чебаркульских казаков в огородничестве, и в народе их продукция ценилась — табак умудрялись выращивать и для собственных нужд, и на продажу. Сложилась в голове картина, ожидал увидеть этаких убеленных сединами патриархов, старичков-огородников благообразных, денно и нощно пекущихся с тяпками и лопатами в садах.
А тут к столу подсели, хоть и со всеми приличествующими представлениями и поклонами — такие рожи уголовные и ухари с повадками бандитскими, что я поначалу опешил. Хороши инвалиды, к таким ни один киргиз в здравом уме не сунется. А учитывая несколько земляных редутов вокруг Чебаркульской крепости и пушкам на них — и среди отмороженных представителей лихого разбойного племени найдется мало желающих совершить набег сюда. Да и сама крепость — по численности населения не меньше, а то и больше (если посчитать хутора, деревни и сёла в окрестности) нашего Златоустовского завода. Вот тебе и нюансы Урала, полдня конного пути, а тут уже и земля плодородней, и климат более способствует сельскому хозяйству…
Однако за столом разговорились, перезнакомившись и всё встало на свои места. Действительно — инвалиды, ветераны и отставники, не только лично участвовавшие в подавлении Пугачевского восстания, лишь десять лет назад прокатившегося по этим землям, но и участники многих локальных конфликтов, как у нас в будущем будут называть ратных людей, обороняющих границы Российской Империи от беспокойных «соседей». Настрой собравшихся с нами воодушевленных добровольцев можно было выразить одной фразой: «давно мы не брали в руки шашек!».
Не задерживаясь сверх необходимого времени — после обеда в прежнем порядке устроились в обозе и двинулись дальше, переехав тракт Уфа- Челябинск (М5 по нашему, в будущем) и взяв курс на Троицк. Старшина чебаркульских добровольцев Михайло устроился в наших с Ларионом санях — дорога дальняя, есть что обсудить в пути. Во время обеда времени было не так много, чтоб и о дальнейшем сотрудничестве договориться, помимо нынешнего похода, и вообще — необходимо таких полезных соседей включать в свою орбиту. А то действительно, казачество как свой, обособленный мир — живут по своим законам, такой разительный контраст между заводскими работниками и казаками, не в пользу первых…
У нас такой дефицит кадров, а тут и ремесленников хватает, и мастеровых. И не спешат к нам на заработки, несмотря на все посулы, самодостаточны. Чем-то надо заинтересовывать, это не приписные к заводу, по команде работать не пойдут…
— Зять Ларивона Иваныча, стало быть, немец? — Нарушил паузу Михайло, после продолжительных манипуляций с трубкой, кисетом, кресалом и огнивом закурив. — Слышали, слышали. Слухи ходят, что у вас с Азаматом Латыповым тяжба тянется?
Всё благодушное настроение, не покидавшее с утра — как ветром сдуло. Вот-вот подъедем к озеру Кундравинскому, где этот самый Азамат обосновал стойбище по верным сведениям агентов Захара и уверениям Файзулы, а тут очередное напоминание о нем. Как нож острый в сердце, если бы не эта, затеянная не ко времени тяжба — весной уже начали искать золото, на моих, переданных в счет приданного за невесту землях. Причем документально оформленных, прошу заметить! Вот ведь хрен с бугра этот Латыпов, откуда эта напасть на мою голову…
Уняв поднявшееся раздражение — продолжил беседу с хитрованом, себе на уме, чебаркульским старшиной. И по ходу разговора мрачнел всё больше. То, что я только планировал в отношении Чебаркуля и его обитателей — неведомый пока мне, но явный конкурент и недруг Азамат уже провернул.
И торгуем, ага, с Кундравами. — Сыпал соль на рану Михайло. — Они второй год строят стойбище, чай уже городище выходит, если по хорошему посмотреть. Две кузни поставили, мельницу. О заводе неком поговаривают, чай сын бия, Латыпов-то. Школа хорошо, херр Фальке, но мы наших пока в Кундравы отвезли, к башкирам. В Златоуст далече, а в Миассе когда ещё затеете? А у них и грамоте приглашенные учителя учат, и ремеслам, это смотреть надо, где сподобней окажется…
На поначалу вызвавшего симпатию Михайло я смотрел волком — хорошо устроился и никакой солидарностии понимания. Получается — поддерживает моего конкурента, да ещё и плюсы выгадывает, смотрит, чего с меня выгадать может. До сей поры историю расказачивания большевиками считал трагической страницей в истории, но в данный момент начал понимать, что не всё так однозначно…
— А вот и Кундравы, херр Фальке!
С такой радостью объявил Михайло, словно сам эту деревню строит. Покосился на него, потом перевел взгляд на приближающееся поселение и присвистнул. А ведь это не деревня, и даже не село, скорее поселок городского типа, по стандартам моего времени. Даже я, со всеми роялями в виде удачной свадьбы и счастливо приобретенного тестя, купца и промышленника — не намного больше развернулся, чем этот выскочка, сынок бия башкирского. А за чей счёт, интересно, весь этот банкет? И с какого перепугу такой интерес к моим землям?
Скоро год будет, как я здесь очутился, и всего двумя деревнями обзавелся. Соколовкой и Уржумкой. А здесь масштабная стройка, если верить слухам и первому взгляду — и отнюдь не хаотичная застройка, а словно всё подчиненно плану талантливого архитектора. Тут я вспомнил всё. Что на самом деле успел воплотить и что ещё в потенциале и немного успокоился — на перспективу ещё потягаемся!
И чувствую, не всё ладно с известной мне историей. Особенно в плане того, когда было найдено золото на Южном Урале в окрестностях Миасса. Может, по документам, мне известным и нашли его в самом конце восемнадцатого века, а вот сейчас смотрю на эти Кундравы и понимаю — добывать его начали гораздо раньше… Иначе ничем иным не объяснить то, что я вижу, и что происходит с внезапной этой тяжбой со стороны башкирской элиты. В то, что это частная инициатива молодого сына бия — верилось всё меньше…
Встретили нас поначалу доброжелательно, не в последнюю очередь — благодаря присутствию Михайлы и Файзулина. Даже предложили отобедать, причем вопреки традициям — разговаривали мы не со старейшинами, как того требовали правила приличия и гостеприимства, а с какими-то молодыми батырами, как шепнул Файзулин — с ближниками Азамата. Причем, едва стоило представиться — обстановка накалилась. Доселе дружелюбные улыбки сменились натянутыми оскалами, а до моих ушей донеслась оскорбительная фраза, сказанная якобы вполголоса и в сторону:
— Немчура, сплататор!
Все дальнейшие потуги дипломатические увенчались лишь новостями о том, что бий Азамат в данный момент отсутствует. В свете возникших распрей с киргиз-кайсаками отбыл в столицу к императрице, челом бить и уповать на её милость. С освобожденными из полона православными пленниками, отбитыми осенью у нехристей, как доказательствами вероломности и подлости недавно принятых в состав России киргизов.
— И с клеветой на деда твоего заодно, — шепнул я Лариону. — отжимать у нас будут эти двести тысяч десятин. Вон, нехристи, даже спешно Кундравы эти построили, по сути, на нашей с Сашей землях… Поехали отсюда, прошляпили мы, Ларька, главного врага. Не туда смотрели… В зародыше надо было давить, ещё весной. Но кто же знал⁈
Глава 22
Глава 22.
До Троицка добрались без приключений, к вящему неудовольствию Лариона и остальных, настроенных весьма воинственно. Как пояснил Михайла, не скрывая раздражения:
— Так никакого прибытка, херр Герман, от такой поездки!
Уездный город, а точнее крепость пограничная — кипел как муравейник. Казаки, солдаты, мещане — давненько не встречал такого столпотворения, аж в глазах рябило. И это всё несмотря на сорванную традиционную ярмарку из-за волнений в степи. Пока устраивали казаков на постой (башкиры сразу отправились к своим соплеменникам, не первый год живущим здесь) — наслушались самых разных версий происходящего.
Кто-то прочил большую грядущую войну с иноверцами киргиз-кайсаками, кто-то выражал надежду что все волнения ограничатся выселением киргизов с мест их кочевий. Но все сходились в одном: басурмане перегнули палку и спускать с рук такое нельзя. Историям о вскрывшихся зверствах киргизах, внезапно сбросивших маску, было несть числа. Ещё больше было рассказов о доблестных ответных актах возмездия наших порубежных казаков совместно с башкирскими батырами.
Если поделить все слухи на десять, то в сухом остатке получалось: младший жуз, понеся огромные потери — откочевал глубоко в степь, где началась замятня уже между самими киргиз-кайсаками. Несколько десятилетий тянувшаяся война между различными киргизскими племенами из-за бывших джунгарских территорий — обрела второе дыхание. Невосполнимые потери понес цвет хивинского и бухарского купечества — их под корень с упоением вырезали как киргизы, так и наши казаки, совместно с башкирами. Причем доехать с восточными товарами до Оренбурга у иноземных торговцев получилось без проблем, а вот затем всё и полыхнуло.