'Я так привыкла жить одним тобой, одним тобой.
Встречать рассвет и слышать, как проснёшься не со мной.
Мне стало так легко дышать в открытое окно
И повторять (и повторять) ей лишь одно:
Знаешь ли ты, вдоль ночных дорог
Шла босиком не жалея ног.
Сердце его теперь в твоих руках, —
Не потеряй его и не сломай.
Чтоб не нести вдоль ночных дорог
Пепел любви в руках сбив ноги в кровь.
Пульс его теперь в твоих глазах.
Не потеряй его и не сломай (и не сломай)'.
И ведь так хорошо пели, у меня на глаза слеза навернулась, что говорить про сидящую рядом Сашу — та словно окаменела, вслушиваясь в строки.
— Будет вам мыло, — буркнул я нехотя. — давайте тогда показывайте, что тут у вас есть. И когда, говорите, сам Азамат приедет?
Гостили в конечном счете аж два дня и три ночи. Всё, конечно, нам не показали, но и увиденного хватило. Надо объединиться, этак при взгляде на всё устроенное Азаматом смотрю со стороны, вижу что и мы недалеко ушли — не особо впечатляет. Те же иностранцы, когда наши новинки распробуют (а это обязательно рано или поздно случится, письмо Лариона Ивановича тому порукой) — с легкостью нас обгонят и усовершенствуют то, что мы пытаемся воплотить. И материально-производственная база не сопоставима и количество грамотных людей. А потом и в школе побывали на уроках, сравнили с нашей — капля в море, две школы на весь уезд. Ну или три, если филиал школы при Саткинском заводе считать за полноценную. Лекарь дневал и ночевал при больнице, спал с лица и всю обратную дорогу жаловался:
— Они инструменты кипятят, Герман! И спирт используют! Говорят, что традиции народной медицины! А вы мне про новейшие исследования в медицине рассказываете! Всё до нас уже было! А уж какой у них опыт после осенней войны с киргизами бесценный сейчас…
Я отмалчивался, не пытаясь разуверить внезапного апологета величия предков и тайн прошлого. Ну Азамат, только вернись быстрей из столицы — будет разговор! Радовало ещё то, что из одного времени попали, поначалу опасался, что не дай бог какой-нибудь коммунист окажется из двадцатого века, начнет тут за распределение частной собственности агитировать. Или революцию устроит…
В середине марта вернулся из столицы Ларион Иванович. В этом году я уже не недоумевал, отчего его так радостно все встречают — сам в первых рядах был. И соскучился, и банально переоценил свои доходы возможные с текущими расходами, только помощь дорогого во всех смыслах тестя могла спасти ситуацию…
Вернее, та же продукция моего Саткинского завода — всю зиму усиленно клепали мясорубки и сепараторы, лишь малую часть которых пока продали по округе. Основная масса ждала отправки на барках по Аю весной, и только потом их продадут. Соответственно — деньги тоже раньше осени за них ждать не стоит. Системы быстрых платежей пока нет, как и мгновенных переводов. А уж как жалел о отсутствии если не 1С бухгалтерии, так хотя бы 1С склад, с которым был немного знаком…
А пока от воровства приказчиков и нерадивости учетчиков всем, чем я располагал — была простейшая, но для этого времени весьма эффективная система 1З. То есть Захар, который не только бдил за тем, кто сколько ворует, но и понемногу заполнял информацией затеянную мной осенью картотеку с досье на наиболее значимых персонажей. И готовил смену, натаскивая пасынков Демьяна и ещё несколько смышленых мальцов.
Суматоха и хлопоты, связанные с приездом Лариона Ивановича затянулись на несколько дней. Тут и обоз разбирали с заказами, и привезенных людей устраивали. Расстарался тесть, ещё сказал, что часть народа набранного ещё подъедет, до осени. Те же преподаватели для училища, да два выпускника Горного училища столичного сразу после выпуска летом отправятся в путь.
Познакомился и с родственником, свежеиспеченным дворянином Иваном, старшим братом Саши и Лариона с Колей, на которого Ларион Иванович жаловался в письме. Не впечатлился, с чего это они его так демонизируют? Такой, неприметный, потерянный даже. Держится в сторонке, голоса не повышает, вежливый. Хотя по поведению за столом и тому, что спиртное возле него не ставили — проблема с алкоголем присутствует. Улучил момент и уточнил у Лариона Ивановича, точно ли это тот Иван, о котором он писал.
— Он, он! Долгов наделал, паршивец! Векселей за зиму на двадцать с лишним тысяч предъявили, воспитал на свою голову! А что смирный, так он у меня в порубе в Москве сидел три дня. Ехать отказывался…
Как всё устаканилось — посидели и поговорили с Ларионом Ивановичем келейно, о делах, расходах и приходах. По поводу финансов — успокоил, пообещав помогать и в дальнейшем. Очень был доволен статусом поставщика двора его величества с мылом и перспективами, которые с обретением этого статуса открывались. И надежды определенные возлагал на дальнейшие наши придумки, о которых я ему рассказывал. Хоть и прижимисто ворчал, что на все эти реорганизации из-за наших новшеств денег уйдет уйма, но как-то без особого ожесточения. Между строк поощряя не останавливаться и придумывать дальше.
Много рассказывал о делах столичных, в которых я пока совсем ничего не понимал. А надо вникать, там такие акулы интриг водятся — сожрут и не подавятся. И связи тестя, родственные и деловые — следует перенимать, самому скоро придется дела вести, не весь век за спиной Лариона Ивановича отсиживаться. До чего же повезло, что и он мне благоволит, грех такие возможности упускать.
Ну и конечно — про всё ещё не вернувшегося из столицы Азамата разговор зашел. Ларион Иванович хищно усмехнулся:
— Потягаемся в суде, Герман, не кручинься! Он ишь, с посольством своим, поперек императорского двора к Павлуше сунулся, зело тем недовольство матушки нашей Екатерины вызвав. Отсудим!
— Так Павел же ведь наследник будущий⁈ — в свою очередь удивился я.
— Тю, какой он наследник? Весь двор знает, что сына его Александра в наследники прочат…
А я загибал пальцы, высчитывая, что через одиннадцать с небольшим лет Екатерина скоропостижно скончается. И да, будет и Александр самодержцем, и два его брата родных тоже. Но только после Павла…
Глава 24
Глава 24.
С масленицей у меня в эту эпоху как-то не складывается: в прошлом году всё веселье пропустил из-за внезапно разболевшегося зуба, решил наверстать в этом, лично приняв участие в подготовке к празднику. Порадовать народ, отметить успехи и вдохновить на новые свершения. На Новый год же получилось удивить — до сих пор вспоминают, а уж слава о том, как гуляли — по всей округе идет.
И тут, как гром с ясного неба, утром в четверг курьер из Кундравов — к нам едет прибывший из Санкт-Петербурга Азамат Латыпов, с супругой и ближними. Отпраздновали называется…
— Герман, ты что такой бука? — Александра как барометр, чутко отреагировала на резкую смену настроения. — Это же хорошо, что Надира с мужем приедет! А мы к ним летом на сабантуй заявимся, там тоже должно быть весело, жалко, что в прошлом году пропустили…
Хорошо ей живется. Весело и беззаботно — сразу с этой Надирой нашла общий язык и интересы, вдобавок нахваталась от неё всякого. Вот и сейчас мурлычет:
'Волосы — звёзды
Глаза твои — палево
Нравятся розы
А пахнешь, как Мальборо
Волосы — звёзды
Глаза твои — палево
Нравятся розы
А пахнешь, как Мальборо…'
Только музыкальные предпочтения этого Азамата настораживали, как бы не оказался каким-нибудь сепаратистом, адептом вилайета Идель-Урал. В свете этого осенняя операция по курощению киргизов заиграла новыми красками, не способствуя хорошему настроению. Я ещё поддался минутной слабости и всё-таки поделился с соседями техголошией мыловарения, все одно там ничего особо хитрого, ту же соду они только у нас купить смогут. С другой стороны и они нам здорово помогли: мои как не бились с тем, чтоб катать валенки — не выходило толком. А вот башкиры, привычные работать с овечьей шерстью, делая из него войлок и кошму — валенки давно и успешно для себя и на продажу делали. А сейчас и нас научили.
В пятницу утром начали масленичные гуляния: Ларион Иванович дал отмашку приказчикам, те выкатили на площадь несколько бочонков с хлебным полугаром, вдобавок к пивным. Сколоченные дощатые столы ломились от выставленного на них угощения, дети облепили несколько приготовленных специально для них качелей и каруселей, молодые парни закатывали рукава, примериваясь к обмазанным салом столбам с прикрепленными на самом верху призами, а я вертелся как на иголках, выглядывая, где же гости, почему опаздывают…
— Надира едет, Надира! — Захлопала в ладоши Александра. — Ну же, Герман, вон они!
— Да вижу, я вижу! Чо так радуешься-то? — Не смог я скрыть раздражение и мандраж перед эпохальной, не побоюсь этого слова, встречей. Тут на кону такое стоит, а она радуется…
— Знаешь, Герман, — Саша внезапно взяла меня под руку и прильнула боком. — мне Аксинья рассказывала, почему у тебя такие перепады настроения могут быть. Я ведь взрослая уже, пора жить вместе, как муж и жена, пока по дворовым девкам гулять не начал!
Со скепсисом оглядел хоть и подросшую за год нашего знакомства, но всё-таки пока ещё четырнадцатилетнюю Александру, сделал в памяти зарубку провести разъяснительную беседу с Аксиньей, чтоб не развращала мне жену раньше времени и шагнул навстречу подъехавшим и спешившимся гостям. Саша чуть ли не обниматься кинулась с Надирой, а я смерил взглядом здорового, нагло скалившегося мне в лицо парня. Взрослого причем, лет двадцати, и на голову меня выше.
Азамат, не переставая улыбаться, коротко обозначил поклон головой, протянул руку, крепко стиснул мою протянутую длань и шепнул:
— Зиг хайль, фриц! Откуда же ты нарисовался, утырок⁈ И щегол ещё совсем! Так хорошо без тебя было, пока не появился!
— Давай отойдем подальше, сепаратюга, начистоту поговорим и всё выясним! Думаешь, я радуюсь твоему появлению⁈ Ты мне все планы поломал, по промышленному освоению кое-каких рудных месторождений на моей земле!