— Что случилось⁈ — Подобрался доктор.
— Так это, стало быть, крицу разбивал Прошка и не уберёгся. Запнулся и ногу пожгло до кости, кричать уже не может, хрипит! Спасите, Антон Сергеевич, Христом-богом молю, племянник мой, двое детей малых осталось!
— Заносите! — Скомандовал доктор и глянул на меня. — Извините, херр Фальке, потом продолжим! Демьян: свечи, инструмент, верёвки и воду грей!
Внесли пострадавшего Прошку, он действительно уже не мог кричать и лишь то ли мычал, то ли скулил. Пронесли сразу в палату, где спал я с Демьяном, и помимо наших лежанок — ещё несколько свободных мест было. Бочком, чтоб не мешать — протиснулся к печке, где Демьян подкидывал дров. Поинтересовался, что сейчас делать будут и предложил свою помощь.
— Резать будем! — Отрезал он, с сомнением посмотрев на меня. — Лоскуты оставим, чтоб культю прикрыть, где не сгорело и отпилим. А там или заживет, если огневица не начнется или богу душу отдаст.
— Огневица, это когда культя краснеет и воспаляется потом?
— Сперва краснеет, затем чернеет и лихоманка бьёт…
Ещё бы у них послеоперационные осложнения летально не заканчивались! Демьян как раз с полки сгреб инструменты, которые вчера меня так напугали и потащил их к ту комнату, где лежал страдалец Прошка. Протиснулся за ним, Прошка уже затих, в зубы ему втиснули деревяшку и он на одной ноте негромко подвывал. Демьян, свалив «хирургические инструменты» кучей на соседнем лежаке — принялся вязать пациента. Я со своего лежбища подхватил отрез ткани и обратился к лекарю:
— Антон Сергеевич, важный и незамедлительный разговор есть!
— Потом, херр Герман, у нас сейчас пациент внимания требует!
— Несколько минут вашего внимания, Антон Сергеевич! — Не отставал я. — Как раз по поводу операции сведения есть! Причем из заслуживающего доверия источника!
Лекарь, скорей всего чтоб отвязаться — с недовольным видом прошел за мной на кухню, где я, как мог, постарался до него донести идею дезинфекции. Приплел к этому делу мифического друга отца-лекаря, убеждая что это передовая практика европейских врачей. А что не распространенная, так в секрете держат! Моя ли убежденность вместе с горячностью подействовала, либо неожиданное заступничество Демьяна, который вчера уже видел процедуру дезинфекции и оценил по достоинству, но доктор заинтересовался и уяснив, что для этого требуется — согласился.
— Хуже всё равно не будет, кипятите пилу и ланцеты!
Инструмент прокипятили, обдали кипятком другую лежанку и кусок ткани, пошедшей на простыню (не видать мне ещё матраса несколько дней), куда перенесли бедолагу Прошку, уже разоблаченного от большинства одежды. Антон Сергеевич тщательно вымыл руки с мылом, как и Демьян — они оба за хирурга были, как оказалось впоследствии. Ногу, которую предстояло резать — протерли водкой. Лекарь резал и сшивал, Демьян отпиливал перетянутую выше колена ногу. А я, отвернувшись от происходящего, придерживал голову пациента и сам на грани паники — успокаивал ничего не понимающего и то хрипевшего, то вывшего Прошку, до щепы и пены изо рта жевавшего кусок палки во рту:
— Терпи, Прошка, терпи, ещё чуть-чуть! Доктор шарит, что делает, потом протез смастерим и ещё плясать будешь, как Маресьев!
Когда всё закончилось — минут десять блевал во дворе, вспоминая скрежет пилы по кости. Это, наверное, самая долгая процедура была, если мне не показалась. Лекарь с Демьяном посмеялись немного над моей впечатлительностью, но помощь оценили. Прошке совместными усилиями влили два стакана водки, после чего устроили консилиум и разбор полетов. Я удостоился скупой похвалы из уст Антона Сергеевича и приглашения идти в лекари. На что с ожесточением покачал головой, сказав что лучше уж в армию, чем вот так. Эти маньяки от медицины лишь рассмеялись. И Антон Сергеевич серьёзно сказал, вместо тоста (идею дезинфекции всё-таки приняли, особенно послеоперационной):
— Если всё, что вы сказали, херр Герман, окажется правдой — это же прорыв в лекарском деле!
— А вот и поглядим, — добавил Демьян. — у нас как кому руку али ногу отрежешь в полку после боя, дай бог если один из пяти на поправку шел…
Демьян с лекарем сидели, выпивали и закусывали, оживленно обсуждали только что проведенную операцию, а я сидел рядом, с одной мыслью: «Только бы выжил Прошка! Раз уж ввязался в прогрессорство, да ещё и в медицине, в которой сам ни бум-бум, кроме того как сам не раз на операционном столе находился, да дилетантских знаний — осталось не облажаться! А там, глядишь, если убедятся, что работает дезинфекция — и дальше можно идей подкинуть…»
От мечтаний о светлым будущем нашей медицины оторвал Демьян, появившийся с отрезанным и обугленным до черноты обрубком ноги, ближе к верху красневшей мясом, где она не пострадали и отрезали лоскуты, прикрыть отрезанное место.
— Антон Сергеич, я это в мертвецкую пока снесу?
— Да, Демьян, всё правильно… — Одобрил доктор, цепляя из тарелки пласт квашеной капусты.
Я Демьяна опередил, пулей выскочив во двор, где уже второй раз скрутило в приступе рвоты. Нет, быть врачом, это не просто призвание надо иметь, а стальные нервы! Может, на завод лучше попробовать устроиться⁈
Глава 5
Глава 5.
Посреди ночи меня грубо и безжалостно сдернули на пол с лежанки, на голову накинули покрывало и споро, со сноровкой — связали.
— Сучонок! — С чувством пробасил один из пришедших по мою душу, сопроводив эмоциональное высказывание пинком по ребрам.
После чего меня вздернули обратно на доски, сорвали покрывало и я заморгал от неожиданно яркого света, украдкой с изумлением посматривая на своих мучителей. Обладатель баса, почему-то в странном мундире (в голове всплыло название «френч»), покосился на меня с неприкрытой яростью и выдал:
— Попадунчик, ты попал! Придушить тебя мало!
— Полноте вам, Трофим Денисович, — урезонил его напарник, одетый более сообразно эпохе, с бородкой и усами, один в один — типаж Льва Толстого, с добрейшими глазами, в углах которых лучиками разбегались морщинки. — мы же образованные люди, сейчас научными методами его, пакостника!
В знак серьёзности только что заявленного — поднял с пола мешок и с лязгом высыпал из него содержимое: уже хорошо мне известный хирургический инструмент лекаря и фельдшера. Не зря я его поначалу за приспособления для пыток принял — сердцем чуял!
— Кто вы, чо я вам сделал⁈ Давайте действительно, как образованные люди — договоримся!
— Какое твое образование, жертва ЕГЭ, — отмахнулся от попытки наладить диалог Трофим Денисович. — ты даже ни меня, ни товарища Павлова не знаешь!
— Я нормальное советское образование получил! — От возмущения забился в путах. — И пионером был! Товарищ Павлов, это который собак мучил? А вас, извините нижайше, не отображаю!
— Я сейчас вас, молодой человек, самого как собаку замучаю! — Ласково пообещал мне Павлов. — Стыдно не знать господина Лысенко, который с генетически-модифицированными продуктами боролся тогда, когда это не было ещё мейнстримом! А давайте, Трофим Денисович, этому байстрюку голову отпилим и собаке пришьем? Естественно, с дезинфекцией инструментов и обеззараживанием!
— Надо ему тогда ещё иммунную систему ушатать напрочь, Иван Павлович, чтоб даже псина его не отторгла, по крайней мере — сразу! — Деловито предложил Лысенко.
— Да за что вы на меня взъелись⁈ — Взревел я, думая привлечь внимания того же Демьяна, меня тут препарировать собрались, а он спит.
— Не ори, всё равно никто не услышит, — раскусил мою хитрость Павлов. — а за что — глупей вопроса я не слышал! Ты зачем своими шаловливыми ручками в ход истории полез, кто тебя просил? Пенициллином он захотел Российскую империю осчастливить, неуч! Ты знаешь, что в начале двадцатого века почти всё население Европы, Северной Америки и частично развитых стран Азии — вымерло в результате эпидемий, после твоего прогрессорства⁈ Слово антибиотикорезистентность тебе что-нибудь говорит⁈
— Да что вы с ним лясы точите, Иван Павлович, — презрительно бросил Лысенко. — сейчас мы ему и ручки, и ножки отчекрыжим! С анастезией и обеззараживанием, всё по науке!
Так же деловито, не слушая моих оправданий — разложили мою тушку на лавке, зафиксировали и вот уже мои уши терзает столь знакомый скрежет пилы по кости. Только на этот раз я пациент, вернее — жертва спятивших и осатаневших от безнаказанности вивисекторов. Отсутствие боли при ампутировании утешало слабо. А тут ещё Павлов достал откуда-то нечто среднее между церковным колоколом и колокольчиком и многообещающе пригрозил:
— Сейчас тебе условный рефлекс будем прививать! Как только тебе паскудная мыслишка облагодетельствовать человечество и изобретения из будущего здесь воплотить в голову придет — буду в рынду бить!
Зря он это сказал — все недавние мысли и идеи тут же всплыли, вслед за чем Павлов принялся без остановки дубасить в эту самую рынду прямо над моим ухом, от чего в голове зазвенело: «Бум-бам, бум-бам, бум-бам!!!»
— Ааа! — Забился я в опутавших меня веревках. — Отпустите! Отпустите!!!
И проснулся, рядом стоял Демьян в исподнем с лампадкой в руке, тряс за плечо, а с улицы доносились уже привычные звуки колокола по утрам:
— Барин Герман, барин Герман! Будя так кричать заполошно, болящего разбудите!
— Как он⁈ — Поняв, что это был всего лишь кошмар, сразу же озаботился нашим пациентом.
— Спит, — перекрестился Демьян. — всё в руках Божьих!
Сходил до Прошки, который и вправду спал. В тусклом неясном свете от лампадки разглядел осунувшееся лицо с заострившимися чертами, бледность и неровное прерывистое дыхание. После чего и сам перекрестился, подталкивая Демьяна к кухне — пусть спит, только бы выжил.
— На бога надейся, а сам не плошай! — Выдал банальную истину фельдшеру. — Ты в церковь сейчас? Сегодня купи печени, не знаю, какая будет, такой и возьми. И витаминов надо, будем выхаживать мастерового!