Перевод В. Державина
Бьют пороги; всходит месяц,
Как в древнее время.
Нету Сечи; нет того, кто
Верховодил всеми.
Нету Сечи! Очереты
Над Днепром вздыхают:
«Куда наши дети делись?
Где они гуляют?»
Чайка с криком реет, словно
Мать над сыном стонет,
Солнце греет, ветер веет,
Пыль по степи гонит.
А над степью той курганы
Стоят и тоскуют,
У буйного спрашивают:
«Где ж наши пануют?
Где пануют, где пируют?
Где запропастились?
Воротитесь, гляньте: в поле
Колосья склонились
Там, где ржали ваши кони,
Где трава шумела,
Там, где кровь татар и ляхов
Морем багровела…
Воротитесь!»
«Не вернутся! —
Грянули, сказали
Волны в море. — Не вернутся,
Навеки пропали».
Правда, море, правда, волны:
Такая их доля!
Не дождемся долгожданных,
Не дождемся воли,
Схоронили казачество
Седые курганы,
Не покроют Украину
Красные жупаны.
Убогая, сиротою
Над Днепром рыдает;
Мук ее никто не видит,
Слез не замечает.
Видит недруг и смеется…
Смейся, враг лукавый,
Да не очень: знай — все гибнет,
Но не гибнет слава!
Встанет слава и расскажет,
Что было на свете,
И где — правда и где — кривда,
Скажет — чьи мы дети.
Наша дума, наша песня
Не умрет, не сгинет…
Вот в чем, люди, наша слава,
Слава Украины!
Не украшена ни златом,
Ни хвастливой ложью,
Громозвучна и правдива,
Будто слово божье:
Правда ль, батько-атамане?
Правда ль — песня эта?
Эх, если бы!., да что скажешь,
Коль уменья нету.
А к тому же здесь мне люди
Враждебны и чужды.
Скажешь ты: «Не уступай им!» —
Да что в этом нужды?
Посмеются над псалмами,
Что вылью слезами;
Посмеются… Тяжко, батько,
Тяжко жить с врагами!
Поборолся бы я с ними,
Если б сил хватило;
И запел бы я, да песню
Нужда задушила.
Таково-то мое горе!
Я зимой суровой
По снегам брожу, и трудно
Не шуми, дуброва,{25}
Мне запеть… А ты, как прежде,
С песней неразлучен!
Тебя люди уважают
За голос могучий.
Пой про Сечь им и степные
Курганы-могилы,
Где какой курган насыпан,
Кого схоронили;
Пой про диво, что пропало
В минувшие лета!
Батько! Грянь же, чтобы стало
Слышно всему свету:
Как рубилась Украина
За волю и право,
Как по свету полетела
Казацкая слава:
Батько, грянь, орел наш сизый!
Пусть хоть раз единый
Нагляжуся я сквозь слезы
На мать-Украину;
Пусть хоть раз еще услышу,
Как море играет,
Как девушка под вербою
Гриця запевает{26};
Пусть я вспомню на чужбине
Радость молодую,
Пока в гроб чужой не лягу
И в землю чужую!
[Петербург, 1839]
Иван ПодковаПеревод М. Михайлова
В. И. Штернбергу{27}
Было время — на Украйне
Пушки грохотали.
Было время — запорожцы
Жили-пировали.
Пировали, добывали
Славы, вольной воли.
Все то минуло — остались
Лишь курганы в поле.
Те высокие курганы,
Где лежит зарыто
Тело белое казачье,
Саваном повито.
И чернеют те курганы,
Словно горы в поле,
И лишь с ветром перелетным
Шепчутся про волю.
Славу дедовскую ветер
По полю разносит…
Внук услышит — песню сложит
И с той песней косит.
Было время — на Украйне
В пляску шло и горе:
Как вина да меду вдоволь —
По колено море!
Да, жилось когда-то славно!
И теперь вспомянешь —
Как-то легче станет сердцу,
Веселее взглянешь.
Встала туча над Лиманом{29},
Солнце заслоняет:
Лютым зверем сине море
Стонет, завывает.
Днепр надулся. «Что ж, ребята,
Время мы теряем?
В лодки! Море расходилось…
То-то погуляем!»
Высыпают запорожцы,
Вот Лиман покрыли
Их ладьи. «Играй же, море!»
Волны заходили…
За волнами, за горами
Берега пропали.
Сердце ноет; казаки же
Веселее стали.
Плещут весла, песня льется,
Чайка вкруг летает…
Атаман в передней лодке —
Путь-дорогу знает.
Сам все ходит вдоль по лодке,
Трубку сжал зубами;
Взглянет вправо, взглянет влево —
Где б сойтись с врагами?
Закрутил он ус свой черный,
Вскинул чуб косматый,
Поднял шапку — лодки стали.
«Сгинь ты, враг проклятый!
Поплывемте не к Синопу{30},
Братцы атаманы,
А в Царьград{31} поедем — в гости
К самому султану!»
«Ладно, батько!» — загремело,
«Ну, спасибо, братцы!» —
И накрылся. Вновь горами
Волны громоздятся…
И опять он вдоль по лодке
Ходит, не садится;
Только молча, исподлобья,
На волну косится.
[Петербург, 1839]
Тарасова ночьПеревод Б. Турганова
Сидит кобзарь у дороги,
На кобзе играет;
Кругом хлопцы да дивчата,
Как жар-цвет, сияют.
Поет кобзарь, струной вторит,
Говорит словами,
Как соседи — орда, ляхи —
Бились с казаками;
Как сходились запорожцы
Поутру в кручине,
Хоронили товарища
В зеленой лощине.
Поет кобзарь, струны вторят,
И горе смеется…
«Была пора гетманщины,
Назад не вернется;
Была пора — пановали,
Да больше не будем,
Только славы казачества
Вовек не забудем!
Идет туча от Лимана,
А другая с поля;
Затужила Украина —
Такая уж доля!
Затужила, зарыдала,
Как младенец малый.
Никто больше не поможет…
Казачество пало;
Слава пала, отцовщина —
Все гибнет на свете;
Вырастают, некрещены,
Казацкие дети;
Милуются, невенчаны;
Без попа хоронят;
Запродана врагам вера —
Печать на иконе!..
Как вороны, черной стаей
Ляхи, униаты
Налетают — не дождемся
Поныне расплаты!
Поднимался Наливайко{33} —
Не стало Кравчины.
Поднялся казак Павлюга{34} —
Пропал, неповинный!
Поднялся Тарас Трясило
С горькими слезами:
«Бедная ты Украина,
Сломлена врагами!
Украина, Украина!
Мать моя родная!
Только вспомню твою долю,
Душой зарыдаю!
Куда делось казачество,
Жупаны цветные?
Куда делась доля-воля,
Гетманы седые?
Где все это? Ушло с дымом?
Или затопило
Сине море твои горы,
Курганы-могилы?
Молчат горы, шумит море,
Курганы тоскуют,
Гнутся дети казацкие
Под вражьей рукою!
Спите, горы! Шуми, море!
Гуляй, ветер, в поле!
Плачьте, дети казацкие, —
Такая вам доля!»
Поднялся Тарас Трясило:
За веру родную,
Поднялся он, сизокрылый,
Час расплаты чуя!
Поднялся Тарас Трясило:
«Довольно томиться!
А пойдем-ка, паны братья,
С поляками биться!»
Уж не три дня, не три ночи
Бьется наш Трясило.
От Лимана до Трубайла{35}
Поле кровь покрыла.
Ослабел тут казачина,
Духом омрачился.
А проклятый Конецпольский{36}
Вмиг возвеселился;
Собрал шляхту воедино
И всех угощает.
На ту пору свое войско
Тарас созывает:
«Товарищи атаманы —
Братья мои, дети!
По совести мне скажите —
Как быть нам на свете?
Упилися вражьи ляхи
Казацкою кровью».
«Что ж, пускай они пируют
Себе на здоровье!
Пускай ляхи веселятся
Нынче до заката,
А ночь-матерь нам поможет —
Найдем супостата».
Легло солнце за горою,
Звезды засияли,
А казаки, словно туча,
Ляхов обступали.
Как стал месяц среди неба,
Пушки заревели;
Пробудились ляшки-панки —
Бежать не успели!
Пробудились ляшки-панки,
А встать — и не встали:
Взошло солнце — ляшки-панки
Вповалку лежали.
Гадюкою багровою
Несет Альта{37} вести, —
Воронье чтоб налетало
Вельможных наесться.
Воронье и налетело
Панами кормиться.
Тут сходилось казачество
Богу помолиться.
Как закаркал черный ворон,
Выпивая очи;
Как запели казаченьки
Песню о той ночи —
Ночи грозной и кровавой,
Что славой покрыла
И Тараса и казаков,
А ляхов сгубила.