Кобзарь. Стихотворения и поэмы — страница 17 из 67

В светелке темной и сырой.

Слепая

Пойдем скорее. Бог с тобой!

Перекрестися!

Оксана

Я крестилась,

Я горько плакала, молилась,

Но бог отверг мои кресты,

Мои сердечные молитвы.

Да, он отверг. А помнишь ты?

Нет, ты не помнишь, ты забыла.

А я так помню, ты учила

Меня, малютку, кровь сосать

Да «Отче наш» еще читать.

Слепая

Оксано, боже мой, молись,

Ты страшно говоришь!

Оксана

Да, да.

Я страшно говорю, так что же?

Ты не боялася сидеть

Осенней ночью у забора

И просидела двадцать лет, —

Пойдем опять туда сидеть.

Пойдем же, мамо, будем петь,

Пока народ не пробудился.

И будем петь, как снарядился

Казак с ордою воевать,

И как покинул он дивчину,

И как другую полюбил.

Ведь это весело — покинуть

В чужой далекой стороне

Листок с любистка на огне.

(Поет тихо.)

«Плыви, плыви, лодочка, за Дунай;

За Дунаем погуляю, молода,

С казаками, молодцами мертвыми,

С казаками-мертвецами».

Чур меня! Чур меня! Чур меня!

Пойдем скорее. Ах, постой!

Я потеряла башмаки.

А башмаки ведь дорогие,

Да ноги жгли мне, все равно

Мне их не жаль, и босиком

Дойдем до гроба…

(Поет.)

«Полетела пташечка

Через поле в гай,

Уронила перышко

На тихий Дунай.

Плыви, плыви, перышко,

Плыви за водой!..»[10]

Я все молчала, все молчала,

А он шептал и целовал.

Сулил манисто с дукачами.

Зачем ты не велела брать?

Ведь им бы можно удавиться.

А знаешь что? Пойдем к реке

Купаться просто, и утонем,

И будем щуками в воде.

И пташкам воля в чистом поле,

И пташкам весело летать;

А мне так весело в неволе

Девичью молодость терять.

Я разве грешница какая?

Отраву, что ли, я варю?

Нет, я не грешница; ты знаешь,

Всему я верила, всему!

Но кто поверил моей вере?

Теперь не то. Летит, летит!

Нет, ты не вылетишь, проклятый.

Я задушу тебя! Держите —

Красный змий! Красный змий!

Он рассыплется… Потом…

Га! га! ги!..

И, будто мщение живое,

Она с распущенной косой,

С ножом в руках, крича, летела

И с визгом скрылася в огне.

Вдруг крик пронзительный. Вздрогнула

Слепая молча и, крестясь:

«Аминь, аминь, аминь!» — шептала.

И крик сменил протяжный гул,

Стена упала, гул ревел

И смолк в долине безучастной,

Как в глубине души бесстрастной.

Пожар, лютея, пламенел.

Слепая, бедная, стояла

В дыму и пыли снеговой,

Она Оксаны дожидала

И «со святыми упокой»

Невольно с трепетом шептала.

И не дождалася слепая

Своей Оксаночки; ушла

Из погорелого села,

Псалом любимый напевая:

«Кого, рыдая, призову я

Делить тоску, печаль мою?

В чужом краю кому, тоскуя,

Родную песню пропою?»

[Петербург, 1842]

ГамалияПеревод Н. Асеева

{101}

«Ой, все нет и нет ни волны, ни ветра

От матери-Украины;

Там идут ли речи про поход на турок —

Не слышно нам на чужбине.

Ой, подуй, подуй, ветер, через море

Да с казацкого поля,

Высуши нам слезы, утоли печали,

Облегчи неволю.

Ой, взыграй, взыграй синевою, море,

Колоти в борт волнами…

Лишь мелькают шлыки{102} — то плывут казаки

К султану за нами.

Ой, боже наш, боже, хоть и не за нами — неси ты их с Украины:

Услышим про славу, казацкую славу,

Услышим и свет покинем».

Вот этак в Скутари казаки стонали,

Стонали, бедняги, а слезы лились,

Казацкие слезы тоску разжигали…

Босфор задрожал — потому не привык

К казацкому плачу: вскипел величавый

И серую шкуру подернул, как бык,

И дрожь пробежала далеко, далеко,

И рев его к синему морю дошел,

И море отгрянуло голос Босфора,

В Лиман покатило и дальше в просторы,

И в Днепр этот голос волной донесло.

Загрохотал старик, вскипая,

Аж ус от пены побелел:

«Ты спишь? Ты слышишь? Сечь родная!»

И Луг Великий{103} загудел

За Хортицею: «Слышу! Слышу!»

И Днепр покрыли челноки,

И так запели казаки:

«У турчанки — высок терем,

Богата светлица.

Гей, гей! Море, бей!

Выше скал волны взвей! —

Едем веселиться!

У турчанки-басурманки

Дукаты в кармане.

Не дукаты считать,

Едем вас выручать,

Братья христиане!

У турчанки — янычары

Со своим пашою…

Гей, ги! Эй, враги!

Свою жизнь береги —

Мы смелы душою!»

Плывут себе, поют они,

А ветер крепчает…

Впереди их Гамалия

Дубом управляет.{104}

Гамалия, водяные

Взыграли просторы.

Ничего! И лодки скрылись.

Одни волны-горы.

Спит, дремлет в гареме в раю Византия,

И дремлет Скутари. Босфор же не спит,

Он, точно безумный, гнет волны крутые,

Он сон их встревожить желает, кипит.

«Не тебе, Босфору, вступать со мной в ссору! —

Шумит ему море. — Я твою красу

Песками закрою, коль дойдет до спору.

Разве ты не видишь, каких я несу

Посланцев к султану?…» Так море сказало.

(Любило отважных чубатых славян.)

Босфор усмирился. Турчанка дремала.

Ленивый, в гареме дремал и султан.

И только в Скутари очей не смыкают

Казаки-бедняги. Чего они ждут?

По-своему богу мольбы посылают,

А волны на берег бегут и ревут.

«О милый боже Украины!

Не дай погибнуть на чужбине

В неволе вольным казакам!

И тут позор, позор и там —

Встать из чужих гробов с повинной,

На суд твой праведный прийти,

В железах руки принести,

В цепях-оковах перед всеми

Предстать казакам…»

«Жги и бей,

Режь нечестивца-басурмана!» —

Крик за стеною. Голос чей?

Гамалия, глянь, какие

Янычары злые!

«Режьте! Бейте!» — над Скутари

Голос Гамалии.

Ревет Скутари, воет яро,

Все яростнее пушек рев;

Но страха нет у казаков,

И покатились янычары.

Гамалия по Скутари

В пламени гуляет,

Сам темницу разбивает,

Сам цепи сбивает.

«Птицы серые, слетайтесь

В родимую стаю!»

Встрепенулись соколята,

Распрямили плечи,

Давным-давно не слыхали

Христианской речи.

Испугалась ночь глухая,

Тот пир наблюдая.

Не пугайся, полюбуйся,

Наша мать родная!

Темно всюду, точно в будни,

А праздник не малый:

Что ж, не воры у Босфора

Едят молча сало

Без шашлыка! Осветим пир!

До облак из гари —

С кораблями, с парусами

Пылает Скутари.

Византия пробудилась,

Глазищами блещет,

Плывет своим на подмогу —

Зубами скрежещет.

Ревет, ярится Византия,

Руками берег достает;

Достала, гикнула, встает —

И — на ножи валится злые.

Скутари, словно ад, пылает;

Через базары кровь течет,

Босфор широкий доливает.

Как птиц разбуженная стая,

В дыму казачество летает:

Никто от хлопцев не уйдет,

Их даже пламя не печет!

Ломают стены. Золотыми

До верху шапки их полны,

Ссыпают золото в челны…

Горит Скутари. В сизом дыме

Казаки сходятся. Сошлись,

От жара трубки закурили,

На челноки — и понеслись,

Меж волн багровых заскользили.

Плывут себе как из дому,

Будто бы гуляют.

И — конечно — запорожцы,

Плывя, распевают:

«Атаман Гамалия

Стал недаром зваться,

Собрал он нас и поехал

В море прогуляться;.

В море прогуляться,

Славы добиваться,

За свободу наших братьев

С турками сражаться.

Ой, добрался Гамалия

Да самой Скутари,

Сидят братья запорожцы,

Ожидают кары.

Ой, как крикнул Гамалия:

«Братья! Будем здравы!

Будем здравы, хлебнем славы,

Разметем оравы,

Рытым бархатом покроем

Курени дырявы!»

Вылетало Запорожье

Жать жито на поле,

Жито жали, в копны клали,

Дружно запевали:

«Слава тебе, Гамалия,

На весь мир великий,

На весь мир великий,

По всей Украине,

Что не дал ты запорожцам

Пропасть на чужбине!»

Плывут они, поют, плывет

В челне последнем Гамалия,

Своих орлят он стережет;

Догнать не смеет Византия

Казачьи лодки удалые;