— Нам бы картины Шварцстрема посмотреть, — хрипло проговорил Кочергин. — Если это, конечно, возможно.
— Зачем? — гулко раздалось в голове.
— Одна из его картин пропала, — сказал Кочергин, пытаясь представить девочку с ранетками. Ну, это чтобы не тратить лишних слов, и хранительнице было понятнее, на кой они сюда заявились.
Под ногами голубым пламенем вспыхнул полукруг.
— Мы не собираемся ничего красть и даже трогать, — выступила Яна. — Только посмотрим, чтобы лучше разобраться в деле.
Кочергин попытался сделать мысленный посыл о собственной кристальной честности.
Синее пламя стало меньше, потом сравнялось с землёй. Хранительница чуть повернулась, видимо, разрешая войти. По ступеням поползла голубоватая сверкающая линия, она пересекла крыльцо и скрылась за дверями.
— Ага, проводник, — кивнула Яна. — И заодно охрана.
— Нас охраняют? Или от нас? — на всякий случай спросил Кочергин.
— И то, и другое, — пожала плечами Яна и двинулась к дверям.
Кочергин по привычке перепрыгнул ступеньки и галантно открыл для Яны дверь. Она лишь мрачно глянула на него и вошла в музей. Тонкая светящая синяя линия провела их по просторным коридорам. На стенах появлялись и исчезали картины, кругом сновали люди. Они ходили по залам, глазели на картины и быстро растворялись.
Линия довела Кочергина и Яну до массивных сейфовых дверей, исписанных пламенеющими знаками, вроде тех, что были в подземелье и под мостом. Синяя черта уходила прямо под наглухо запертые створки.
— И что дальше? — непонимающе спросил Кочергин. — Нам откроют, или как?
— Вход по приглашению, — проговорила Яна, рассматривая знаки. — Или с разрешения. Но нам вроде позволено пройти?
— Может, надо назвать пароль? — предположил Кочергин, припомнив какие-то импортные фантастические фильмы.
Яна лишь пожала плечами. Письмена на дверях ничего Кочергину не говорили. Всё равно что древняя клинопись или мёртвые языки исчезнувших народов. Хотя погодите-ка.
Кочергин подошёл ближе. Ему вдруг показалось, что он сумел прочитать на миг мелькнувшее слово.
— Имя, — проговорил Кочергин, отступая от створок и силясь снова разглядеть буквы. Но они уже исчезли. Или снова зашифровались. — И что бы это значило?
— Вероятно, надо представиться. — Яна подошла ближе, осмотрела дверь.
Потом она вытянула руку и пальцем написала прямо на поверхности своё имя — Вияна. Оно вспыхнуло и исчезло. Яна повернулась к Кочергину и кивнула на дверь. Увы, он напрочь забыл, как там его называли в этом их мрачном круге.
— Пиши «следопыт», — подсказала Яна. — Там разберутся.
Кочергин стянул перчатку. Очень не хотелось раскрывать свои персональные данные какой-то двери в музейном подвале. Делать нечего — они же уже пришли. Правда, пока не совсем ясно, зачем именно.
Осторожно прикоснувшись к двери, Кочергин вывел слово «Следопыт». Оно тоже осветилось, будто неоновое, и пропало. В дверях что-то щёлкнуло, стукнуло, и проход открылся.
Из проявившегося тёмного прямоугольника тянуло масляными красками, деревом, вином, камнем и ещё целой россыпью запахов. Ещё доносились голоса — радостные, печальные. Говорили что-то, кричали, смеялись, плакали.
Кочергин вопросительно глянул на Яну. Она неуверенно произнесла:
— Это, наверное, запасники музея. Картины Шварцстрема, скорее всего, там.
— И как мы их найдём? — уныло спросил Кочергин. — Это же областной музей, там, наверное, сотни картин. Если не тысячи.
— Ну ты же следопыт, — ободряюще улыбнулась Яна. — Представь картины Шварцстрема, хотя бы примерно, и пошли.
Глава 18. Голова квадратом
— Валдо, — негромко произнесла Яна в чёрный прямоугольник открытой двери.
Просторное помещение озарилось мягким голубоватым светом, стали отчётливо видны бесконечные ряды шкафов и стеллажей, заполненных музейными редкостями.
— Дамы вперёд, — галантно пригласил Кочергин, делая рукой изящное движение.
В следующий момент Яна пихнула его в плечо, да так мощно, что он в один прыжок пролетел длинную лестницу. Хорошо, что не расшибся. Вот был бы конфуз.
Сама Яна чинно спустилась по ступенькам, постукивая высокими каблуками. Не успел Кочергин съязвить о том, что отныне его вежливость равна нулю, как Яна деловито указала на синюю линию, бегущую по полу:
— Нам туда!
Опасаясь, как бы его снова не толкнули в спину, Кочергин подобрался и, напустив на себя важный вид, двинулся вглубь хранилища вдоль сияющей синевой черты. И тут у него мелькнул вопрос, который он не преминул задать, да вслух, да погромче:
— Разве здесь нет хранителей?
— Есть, конечно, — обыденно произнесла Яна, топая следом за сыщиком. — Только их не видно. Да нам и не надо. Мы же не собираемся ничего отсюда выносить, правда?
— Разумеется, — чётко и намеренно громко произнёс Кочергин. Чтобы эти хранители, кто бы ни были, как бы не выглядели и чем бы не питались, не воспринимали его и Яну как воров.
Синяя черта убегала всё дальше и дальше, теряясь где-то в глубине хранилища, так далеко, что само помещение тонуло во мгле.
— Ничего себе подвалы здесь, — выдохнул Кочергин.
— Это не просто подвалы, — произнесла Яна за его спиной. — Это что-то вроде тоннелей под городом.
— Мы точно доберёмся куда нам нужно? А то жена будет волноваться, если я ужинать не приду.
— Шагай. — Судя по голосу, Яна улыбнулась.
Хорошо всё-таки, что Кочергин здесь не один. Стук Яниных каблуков разгонял сумрак и успокаивал, придавая какой-никакой уверенности. Правда, непонятно, в чём.
Так они шли ещё с полчаса, ступая рядом с синей линией, окружённые голубоватым шаром света. Но за границами свечения пространство хранилища терялось в сплошной темноте — виднелись лишь края стеллажей и шкафов. Потолка не было видно совсем, и где заканчивался коридор, тоже не узнать.
Наконец линия свернула направо, пошла между высокими стеллажами. Кочергин ступал бочком, опасаясь ненароком задеть какую-нибудь картину или скульптуру, коих тут было размещено немерено.
Так, аккуратно, Кочергин дошёл до места, где синяя черта заканчивалась. Окинул взглядом высоченный стеллаж, весь заполненный картинами.
— Я думал, им какие-нибудь специальные условия нужны, — тихо проговорил Кочергин, гадая, на какой же полке коротают дни работы Шварцстрема.
— Здесь и есть специальные условия, — отозвалась Яна, осторожно поворачиваясь между полками. — Давай уже посмотрим, что там на этих Шварцстремовских картинах, а то у меня тоже планы на вечер, и беготня по музею в них не входит.
— Знать бы ещё, где тут его картины, — пробормотал Кочергин, силясь рассмотреть, высоко ли заканчивались стеллажи. Верхних полок в тени вообще не было видно.
— Ты же сыщик, вот и ищи, — подсказала Яна. Правда, за эту услугу захотелось отблагодарить её какой-нибудь колкостью, да фантазия сейчас другим занята.
Не придумав ничего лучше, Кочергин решил пойти уже знакомым путём — принюхаться. Потянул носом, но не слишком сильно, чтобы в случае чего не чихнуть на бесценные экспонаты. И точно — почти сразу появился запах масляных красок, смешанных с засохшей кровью. К этому букету добавился «аромат» мертвечины и гари. И всё это великолепие явно находилось где-то внизу.
— Посвети, — скомандовал Кочергин, аккуратно садясь на корточки в узком проходе.
Скорее почувствовал, чем увидел, как Яна недовольно повела глазами. Но вслух ничего не сказала. Напротив, достала телефон и включила фонарик.
— Спасибо, — произнёс Кочергин, в ярком свете рассматривая чудной натюрморт. Вроде обычные цветы и фрукты рядом с портьерами. Но всё какое-то… какое-то не такое. Отвратительное.
Кочергин взял картину двумя руками, и в эту же секунду рядом с ним полыхнуло синее пламя. Оно вытянулось вверх, превратившись в острую пирамиду. Кожу обдало ледяным холодом.
— Мы ничего не выносим! — быстро выкрикнула Яна. — Просто внизу смотреть неудобно!
Пирамида пару секунд угрожающе пульсировала, потом отдалилась на полметра и стала чуть матовее. Яна шумно выдохнула. Кочергин хотел сделать то же, но вовремя вспомнил, что у него в руках драгоценное полотно сумасшедшего художника, и не надо фыркать на него своими микробами. А то мало ли, чем это закончится. Отомстит ещё.
Яна убрала уже не нужный фонарик. Кочергин встал, так и держа натюрморт двумя руками. Чуть повернулся, чтобы свет от пирамиды падал на картину. Яна нагнулась, пролезла под его локтем и встала рядом.
— Противно смотреть, — прошептала Яна. Краем глаза Кочергин заметил, как она поморщилась. Ему, в общем-то, хотелось сделать то же самое.
Только что в этом полотне не так? Ну, натюрморт. Даже студенты такие пишут. Хотя погодите-ка. Кочергин присмотрелся. Потом поставил картину на полку, отошёл на пару шагов, но так, чтобы доставать до полотна кончиками пальцев. Чуть повернул холст и понял, что всё правильно увидел.
— Ну и что там? — нетерпеливо спросила Яна.
— Встань туда, — указал Кочергин влево. Немного повернул картину: — Ну? Теперь видишь?
Яна секунду непонимающе рассматривала натюрморт, потом поморщилась так, будто ей во фруктовом салате попался отравленный дихлофосом чёрный таракан.
Кочергин только кивнул. Придерживая картину, он рассматривал на ней не яблоки и груши, а человеческие головы с искривлёнными страданием лицами. Будто кто-то насобирал целую корзину у гильотины и выложил горкой на стол. И из них ещё кровь течёт, при другом угле зрения замаскированная под складки скатерти. А портьера — на самом деле никакой не занавес, а перепончатые крылья и клыкастые полутени.
— Гадость какая, — прошипела Яна.
Действительно, от этого «шедевра» хотелось побыстрее отвернуться. Только вот изображение голов в виде фруктов — это ещё не вся прелесть работы. От холста несло не только красками, но ещё кровью и мертвечиной.
Внутренне сопротивляясь, Кочергин чуть наклонился, приблизившись к холсту. Точно — мазки неровные. И именно красочное покрытие источает вонь. Будто этот натюрморт висел в старом кладбищенском склепе. Кочергин почувствовал, как его лицо свело гримасой отвращения.