— Только не втащи ей раньше времени, — фыркнул рядом Дриго.
Кочергин, сжав челюсти, только помотал головой. Когда эта девица всё расскажет, он лично запихнёт её в багажник, вывезет куда-нибудь за Керженец и выкинет на лесной опушке без телефона. Или в какой-нибудь заброшенной деревне в подвале запрёт.
Но пока рано. Так что пришлось шумно выдохнуть и топать в кафе. Чанга уже, оказывается, расположилась за столиком и демонстративно изучала меню. Дриго, улыбаясь, стоял рядом, как официант.
— Мне какао, — сказал Кочергин, тоже усаживаясь за стол. — А барышне — молочный коктейль и пурген.
— Будет исполнено, — подыграл Дриго и убежал в буфет.
— Вы всегда такой хам? — спросила Чанга, отложив меню.
— Нет, только в обществе противных дам. — Сказав это, Кочергин вдруг ощутил, что устал ёрничать. Поэтому уже спокойнее произнёс: — Вот что. Давайте просто поговорим и разбежимся. Идёт?
— Да пожалуйста, — глядя вбок и скрестив руки, проговорила Чанга. — Спрашивайте сколько угодно.
— Кто заказал картину Шварцстрема? — без обиняков прямо спросил Кочергин.
— Чего не знаю, того не знаю. — Чанга, морщась, скребла шею за ухом. — Анонимный заказ. Аванс плюс аккорд. Всё как обычно.
— Как вы передавали картину? — уточнил Кочергин.
В этот момент вернулся Дриго и расставил на столе несколько чашек, от которых шёл ароматный пар.
— Да всё как обычно, — повторила Чанга, наклонив голову вперёд и копошась за затылком. Как будто у неё волосы запутались, или что-то в этом роде. — Ларион сводит заказчика и скаута. Предмет передаётся через него же. Правда, чаще всего он и сам не знает, кто заказчик. Всё делается через курьеров, ячейки в тёмной галерее и с оплатой электронными деньгами. Тьфу ты.
Чанга резко дёрнула себя за косу с лентами, и та повисла у хозяйки в руке. Потом таким же манером Чанга сняла и другую косу и осталась с короткой стрижкой и длинной чёлкой.
— Вы Русаковым не родственница? — спросил Дриго, большими глазами следя за тем, как Чанга сворачивала косы в пучки и засовывала в карманы.
— Нет, с чего ты взял? — удивилась скаутша.
— Да просто так спросил, — покачал головой Дриго, размешивая коктейль в прозрачной чашке. Изумрудная густая жидкость сливалась с прозрачно-сиреневой, и от напитка шёл розовый искрящийся пар.
Кочергин заставил себя зажмуриться, потому что перетекания и переливы жидкостей в чашке Дриго гипнотизировали не хуже песен «Влюблённых истуканов», дай бог им здоровья. И мысли тоже начинали растекаться и смешиваться.
— Вернёмся к картине, — открыв глаза, произнёс Кочергин, стараясь не смотреть в чашку Дриго. — Как вы её нашли?
— Да ни один скаут в жизни вам не скажет, как он артефакты находит, — произнесла Чанга таким тоном, будто с дебилом разговаривала.
— Где была картина? — продолжал биться о стену Кочергин.
— Будете смеяться, — улыбнулась скаутша, и впервые с момента их встречи стала похожа на симпатичную девчонку, а не на наглую раскрашенную кикимору. — Картина была в краеведческом музее Василейска. Валялась в запасниках. Я просто заменила её на копию, и всё.
Поняв, что проговорилась, Чанга резко замолчала и стала сосредоточенно пить кофе, держа чашку двумя руками.
— Снова музей. — Кочергин провёл рукой по глазам. Устало спросил: — Копию где взяли?
— Есть один старикан, как раз в Василейске. Гений, — повела глазами Чанга. — Он и нарисовал. Кто такой и где найти, не скажу, хоть бейте.
— В другой раз, — механически отозвался Кочергин, потирая шрам. — И сколько картин по музеям нарисованы вашим знакомым?
— Всего одна, — захлопала глазами Чанга.
Дриго фыркнул от смеха, и вокруг его головы мелькнуло и рассыпалось разноцветное облако.
— Ясно. — Кочергин продолжал задумчиво смотреть в одну точку. — А как он вообще сумел сделать копию, если на картину нельзя смотреть?
— Не знаю, — тихо произнесла Чанга, пожав плечами и глядя вбок. — Картина эта — жуткая гадость. Смотришь на неё, а она тебя наизнанку выворачивает. И даже потом, когда её уже спихнёшь, она всё равно как будто подсматривает из-за каждого угла. А дед — ничего, сумел как-то с глузду не двинуться. Глянул на её фотку один раз, потом копию сделал, и всё. Правда, он алкаш. Может, в алкоугаре просто ничего не понял.
— Или у него совесть чистая, — проговорил Кочергин, прикрывая глаза.
— Да все мы не ангелы, — тихо и вроде бы искренне произнёс голос Чанги.
И что дальше? Ехать в Василейск? Зачем? Разве что… Нет, только не это.
— Чего? — спросил Дриго, когда Кочергин вслух застонал.
— Если мы вышли на этот музей и художника, то и эти рогатые тоже могут туда заявиться, — обречённо проговорил Кочергин, от души противясь поездке в Василейск.
— Эй! — возмущённо вскрикнула Чанга. — Да они же деда укокошат! Не, так нельзя!
— Нельзя, — кивнул Кочергин, и когда девица вскочила, громко приказал: — Сядь!
Чанга тихо и послушно села на место, испуганно глядя то на Кочергина, то на Дриго.
— И нахрена мне, спрашивается, эти проблемы, — таращась в одну точку, проговорил Кочергин.
— Не бросать же людей на съедение эти тварям, — печально сказала Чанга. — Ладно я, но там же нормальные люди работают, они-то в чём виноваты?
— Все в чём-то виноваты, ты сама сказала, — бросил Кочергин.
— И что будем делать? — со вздохом спросил Дриго.
Кочергин тёр пальцами глаза. Так или иначе, прокатиться, видимо, всё равно придётся. Где, как не в родовом гнезде этого сумасшедшего барона, искать ответы на вопросы. Это как по цепочке следов на снегу идти за кем-то. Маленькие такие алые следы ведут к каменной кладке старого забора, огораживающего серый большой дом, похожий на средневековый замок, только как он оказался в российской провинции. И кто так мерзко хихикает?
— Никто не хихикает, — произнёс голос Чанги.
Кочергин вздрогнул и проснулся. Дриго и Чанга смотрели на него, как на психа. Впрочем, недалеко от истины.
— Вот что, — медленно произнёс Кочергин, следуя по отметинам на снегу. — Раз там была одна картина, значит, есть и другие. Может, ещё что-то полезное найдётся.
— Да там вообще полно всякого барахла, которое от барона осталось, — пожала плечами Чанга. — И другие картины тоже есть.
— Спасибо, я уже насмотрелся, — поморщился Кочергин, припомнив визит в Государственный музей. И тут он вдруг понял, что так и не задал одного важного вопроса: — Скажи, а тебе именно эту картину заказали? Или любую Шварцстрема?
— Именно эту, — покачала головой Чанга. — Мне тоже показалось странно. Я в инете инфу накопала, подумала — круто! Такой прикольный заказ. Да ещё так хорошо заплатили. Только в итоге всё это оказалось ни разу не прикольно. Меня пару раз чуть не грохнули, да ещё эта картина до сих пор мерещится.
— Может, рассчитывали, что ты сойдёшь с ума? — предположил Кочергин. — В этом деле свидетелей вообще не жалеют. Малов, Элина, Ларион, Ветров и компания.
— Н-да, опасная вещь и опасные люди вокруг неё, — задумчиво проговорил Дриго. — Но почему всё-таки именно эта картина? Есть же и другие.
— Эта самая дорогая, — после небольшой паузы щёлкнула пальцами Чанга. — Плюс точно неизвестно, есть ли она на самом деле. Всегда можно сказать, что это подделка. Это чтобы не было проблем с законом. И потом, можно выдать её за картину другого художника и вывезти за границу, а там продать.
— Или можно истребить врагов, — добавил Дриго.
— Когда выдвигаемся? — почти перебила его Чанга.
— Предлагаю сегодня вечером, — быстро вставил Дриго. Чанга тут же с готовностью кивнула.
— Какие вы лёгкие на подъём, — пробубнил Кочергин. — Вещи же надо собрать, семью предупредить, с музеем договориться, номера заказать. Да и ехать лучше утром, на свежую голову.
— Вещей у нас нет, семей тоже, — резко проговорила Чанга. — Музейных лучше лишний раз ни о чём не предупреждать, они и так все на антидепрессантах. А против пробок, я слышала, у вас средство есть.
— Угу, штопор, — огрызнулся Кочергин. — И если будешь выпендриваться, я тебе его куда-нибудь вкручу, обещаю. Завтра в семь общий сбор. Всё. Домой и спать.
— Деспот, — прошипела Чанга, мрачно скрестив на груди руки.
— А есть какое-нибудь заклятие молчания? — громко спросил Кочергин у Дриго. — Чтобы ничего не мешало?
Бариста в ответ только улыбнулся, собрал чашки со стола и отправился в буфет. Чанга скорчила гримасу и показала Кочергину язык с пирсингом. Поборов желание наговорить ей ещё грубостей, Кочергин резко отвернулся и направился к вешалке, где оставил пальто и шляпу.
Соня, разумеется, была не в восторге от решения мужа прокатиться в какую-то глухую провинцию прямо перед Новым годом.
— А как же я? А дом? А Влада? — гундосила поздно вечером Соня, доставая курицу из пароварки.
— Ну, ты и без меня найдёшь, чем заняться. — Кочергин подпёр рукой голову и печально смотрел, как жена наливала в его тарелку склизкий болотистый суп-пюре из брокколи. — Дом за пару дней не развалится, а Влада… Кстати, как там Владка?
— О, сподобился дочерью поинтересоваться, — брюзгливо пробормотала Соня. — Просто папаша года.
Кочергин во второй раз за вечер сдержался и не наговорил гадостей, на этот раз жене. Вместо этого откусил знатный шмат резиновой курицы и заставил себя усердно жевать.
— Устроилась, — смилостивилась Соня. — Работает, полы моет. Матом нас кроет.
— Ничего, ей полезно, — с набитым ртом проговорил Кочергин. — А я постараюсь побыстрее там всё закончить. Просто хочется до Нового года это дело закрыть.
Утром Кочергин проснулся со стойким желанием никуда не ездить, а вместо этого выключить телефон и делать вид, что его нет в городе. Однако перед самым звонком будильника за их забором что-то громко щёлкнуло, так что даже Коржик подлетел к окну и долго всматривался в предрассветную тьму. В общем, стало понятно, что до тех пор, пока картина не будет найдена, Кочергина в покое не оставят.
Кстати, недурно бы поинтересоваться, а что будет потом, когда госпожа Малова получит своё законное наследство от скоропостижно скончавшегося муженька? Куда она сама намерена деть эти «Ранетки»? С одной стороны, это, конечно, её дело. Но с другой… уж слишком много зла связано с этой картиной и личностью Шварцстрема вообще. Принесло же его семейство в Россию.