Иргаш потянулся сначала к пистолету, но, поиграв желваками, передумал и сделал быстрый жест своим людям.
– Отдайте его Хызыру! Он знает, что делать!
Шала рывком подняли с земли, и, завернув связанные за спиной руки выше головы, увели. Охнув от боли в левом плече, он процедил.
– Женевской конвенции на вас нет, сволочи! Пленных нельзя обижать!
Глава седьмая. Белое солнце пустыни
Июль 2033 года
Жамбыльская область
район Турара Рыскулова
пески Мойынкум
Хызыр оказался крупным и одноглазым узбеком. Через левую глазницу от лба до подбородка проходил глубокий шрам. В тени кунга обычной «шишиги» он обгладывал мясо с большой кости. Пока Хызыр долго и пристально рассматривал Шала правым глазом, чавкал и цвыркал зубом, тот лениво пялился на транспорт рядом, чувствуя позвоночником ствол автомата одного из стражников.
«Газ-66» выглядел почти привычно. Радиатор и бензобак прикрывали толстые листы железа, над кабиной торчал гибкий шест антенны, и криво намалеванные желто-серые пятна по всему корпусу намекали на камуфляж для пустыни. А вот артиллерийский тягач «Медведь» подвергся некоторой доработке. Чтобы превратить его в полноценную боевую единицу, на крыше обитаемого отсека установили башню, снятую с боевой разведывательно-дозорной машины. Полуприцеп, обычно используемый для перевозки снарядов, также оборудовали огневыми точками – над бортами виднелись стволы «Утесов». Видимо, штатной брони оказалось достаточно, на обитаемый отсек и кабину дополнительную монтировать не стали, поэтому все смотрелось целостно и гармонично, а излишеством казался только отвал, установленный впереди. Похожий на гипертрофированный перевернутый плуг, он придавал автомобилю еще более боевой вид.
Долго любоваться техникой Хызыр не дал. Утер жирные губы тыльной стороной ладони, отшвырнул мосол и, громко рыгнув, вытер руки об одежду. Поднялся с земли и оказался на голову выше Шала. Пощупал куртку пленника, довольно причмокивая.
– Куртка понравилась? – прищурился Шал, подняв голову.
– Да.
– Такую же хочешь?
– Нет. Эту заберу. Лезь! – И толкнул Шала к открытой двери кунга.
– Со связанными руками?
– Лезь, – Хызыр схватил за воротник куртки и подвел к лесенке.
Шал поднялся на несколько ступеней, а потом его уже просто зашвырнули внутрь. Падая, он плюхнулся на бок, подобрал ноги и уселся у стены, прижавшись к ржавой двухсотлитровой бочке и рассматривая внутреннее убранство кунга. Если снаружи «шишига» еще выглядела как обычный дорожный труженик, то внутри располагалось настоящее царство садиста. Часть стены занимали ржавые цепи, кандалы, клещи и различные плетки с шипами, а остальное пространство – петли для фиксации рук и ног пленных, да и большинство пятен на полу казались мало похожими на ржавчину. Не боевая единица, а средство устрашения населения, и одним из средств воздействия являлась жара. Духота внутри оказалась адской, несмотря на открытые окна, а если их закрыть, то и вовсе непереносимой. Передвижная камера пыток и душегубка в одном флаконе.
Хызыр забрался следом и поставил у входа побитое эмалированное ведро, наполненное бледно-розовой массой. Помещение сразу наполнилось сладковатым запахом свежих внутренностей. Прикрыв за собой дверь, расположился на рундуке в углу и вытянул ноги. Заурчал двигатель, и машина тронулась в путь.
– Что, любишь делать больно, доминатор чертов?
– Д-а-а, – заулыбался тот и кивнул, – люблю.
Шал присмотрелся внимательней. Создавалось впечатление, что Хызыр похож на большого ребенка. Односложные ответы, простые желания вроде еды или чужой куртки. Ему будто тоже когда-то провели подобную процедуру, что и Алибеку. А может, так оно и было. Уничтожили личность, сломав психику, а потом научили убивать и мучить. И другого занятия Хызыр теперь не знает. Личный экзекутор Иргаша, лишенный предрассудков и внутренних барьеров, вряд ли задумается о том, какие страдания он причиняет жертве, и приказы будет выполнять беспрекословно. Хозяин сказал «надо», палач ответил «есть». И теперь что-то подобное, значит, они хотят сделать и с ним.
«Шишига» ехала медленно, подпрыгивая на ухабах. Шал слушал, как плещется в бочке неизвестная жидкость, обливался потом и иногда посматривал на своего стражника, прикидывая варианты побега. Сытный обед и жара разморили, и вскоре единственный глаз Хызыра, уставшего бороться со сном, медленно закрылся. Что там гласит закон Архимеда? Правильно, после сытного обеда полагается поспать. Шал выждал еще некоторое время, присматриваясь к закрытому глазу, потом связанными за спиной ладонями уперся в стенку кунга, напряг ноги, и на очередном ухабе легко взлетел вверх.
Мысленно все рисовалось красиво и легковыполнимо. Вскочить, нанести удар левой ногой спящему палачу в висок и пяткой правой добавить в нос, ломая хрящи и переносицу. Потом открыть дверь и выпрыгнуть на ходу. Но все гладко происходит только в мыслях и мечтах, а на деле выходит как выходит. Когда Шал бросился на Хызыра, тот открыл глаз и ударил ногой в грудь. Либо слух хороший, либо спал не крепко, а может и все вместе. Ударившись затылком о стену кунга, Шал больше не предпринимал попыток подняться.
– Ну это нормально, – пробормотал он, морщась от боли, – ожидаемо, но попытаться стоило.
Карательных действий, вполне предполагаемых за подобный демарш, Хызыр не применил, но и глаз больше не сомкнул. Вращал им словно циклоп и пялился на пленника. Когда «шишига» остановилась, особо заботиться о физическом состоянии будущего раба не стал и бесцеремонно вышвырнул Шала из кунга. Его тут же схватили за руки те, кто ехал в кабине. На шею нацепили колодку из двух широких досок, словно позаимствованную у средневековых инквизиторов, и, развязав руки, сняли куртку, которую сразу же напялил на себя Хызыр. Довольный приобретением, он закрепил запястья Шала в отверстиях поменьше и подсечкой уронил его наземь. Помощники принесли колья, забили их глубоко в землю и скрепили с колодкой. Связанные и лишенные обуви ноги тоже зафиксировали колом, чтобы не вертелся по земле, пытаясь освободиться. Потом принесли ведро и вручили Хызыру.
– На, с этой хренью сам возись. Тебе же нравится в дерьме ковыряться.
– Нравится! – Хызыр счастливо улыбался.
Достал нож и, взрезав желудок, вывалил содержимое на землю недалеко от места экзекуции. Действия его были быстрыми и точными, будто занимается этим по сто раз на дню. Отрезав сферическую часть желудка, лишнее отшвырнул в сторону. Склонился над пленником, водрузил влажный и еще теплый головной убор-шири на голову и обвязал куском веревки, чтобы не слетел. Шал заглянул в единственный глаз палача и тихо спросил.
– А тебе тоже так делали? Или ты не помнишь?
Хызыр замер и мотнул головой.
– Не делали. Не помню. Не помню, значит, не делали.
– Логично.
– Будет голова чесаться, терпи, не кричи. Будешь кричать, прилетят стервятники, растерзают. Иргаш расстроится.
– Шикарный выбор. Значит, нужно постараться, чтобы радости ему не доставить. Спасибо.
Подошел один из помощников и присел рядом на корточки.
– Ты первый, кто не извивается, как змея, и не кричит.
– Силы берегу.
– Зачем тебе силы?
– А как я, уставший, убивать вас буду?
– Шутник, – засмеялся помощник, прикурил папиросу и сунул Шалу в рот, – покури, последняя. Потом вообще не вспомнишь о куреве.
– Хорошо же. Может, брошу.
Курить и разговаривать с запрокинутой назад головой было неудобно, и Шал замолчал, стараясь неспешно насладиться крепким дымом. Когда покончил с папиросой, ему протянули флягу.
– Пей, нескоро воду увидишь.
– Да вы прям работники Красного креста и такого же полумесяца. Может, тут останетесь? Скрасите мне одиночество, будете поить водой, папиросками угощать. А?
– Не-е-е, я однажды видел, как сходят с ума, больше не хочу. Тебя как звать?
– Шал, а что?
– Когда вернемся, будем звать тебя Безумный Шал.
– Почему так?
– Потому что ты будешь психом. Хызыр, думаешь, всегда такой добрый? Его разозлить, становится бешеным и убивает с одного удара.
– Значит, он тоже манкурт, – предположения Шала оказались верными.
– Да. Но ничего не помнит.
– Что ты с ним лясы точишь? – раздался голос второго, – жалко стало?
– Просто воды дал.
– Грузись давай! Хызыр, поехали! А ты не скучай тут!
Удар по ребрам и другой по почкам заставили извиваться. Шал, стиснув зубы, поднял голову, всматриваясь в лицо мучителя. Слушая тянущую боль в спине, пообещал себе запомнить этот момент. Глядишь, на ассоциациях что-то в подкорке и останется, а медицине счастливые случаи избавления от амнезии известны с давних пор. Вдруг и ему повезет, если все, о чем говорил Иргаш, действительно реально. Впрочем, пустые глаза Алибека и единственный Хызыра служили тому подтверждением. Мотор взревел, и «шишига», поднимая высокое облако пыли, отправилась в обратный путь. Шал долго провожал автомобиль взглядом и пока не шевелился. Все происходящее казалось сном, в котором видел себя будто со стороны.
С момента, когда он покинул урочище Еркебая, казалось, прошла вечность. Даже поесть нормально времени не выдалось, успел только перекусить в дороге к Кулану, а дальше завертелось, закружилось и помчалось колесом. Колесом Сансары, мать его округлую через циркуль в трафарет. Если что-то должно пойти не так, оно пойдет не так, и этот день оказался прямым подтверждением общеизвестному закону подлости. С утра на коне, а к вечеру и сам в дерьме, и еще коня съели. Как там в русской сказке? Куда-то пойдешь, коня потеряешь? Только куда? Прямо или влево? На щите у Кулана не так написано. Если прямо идти на восток, тогда смерть, а он свернул налево. Как раз коня и потерял. И куртку, как в кино.
– Черт, даже со «стечкина» пальнуть не успел, сука. Вся наша жизнь – дерьмо…
Ширина и длина колодки оказались рассчитаны так, чтобы пленник не смог сдернуть шири ни руками, ни достав до земли головой. Шалу оставалось только вертеть ею из стороны в сторону, посматривая вверх, вправо и влево. Перевернутые вверх ногами барханы пустыни Мойынкум на юге и на востоке, перевернутое солнце на западе, и только небо, где низкие облака не торопясь ползли на север, казалось обычным.