– …Нет, нет, мои юные друзья, о делах потом! Мы подобрались к самому интересному: переходу от позднего кавалеризма к раннему нокко. Только диву даёшься, как быстро знать забыла своё прежнее увлечение картинами на лошадиную тематику и заставила дворцы полотнами, которые даже если не были написаны в городе Нокко, несли его имя! Вначале, кратко, минут на двадцать, коснёмся географии и истории Нокко…
– К Чёрному Крушту весь ваш Нокко со всей его географией и историей!
Варэк испуганно прикоснулся к губам – неужели он сказал вслух то, что подумал? Но нет, это Келли решила сыграть с судьбой в орлянку.
– Что, я не понял? – замер в недоумении советник по культуре.
– К чёрту, к чёрту, да-да, к самому рогатому чёрту преисподней город Нокко, его живописцев и всю вашу болтовню! – елейным тоном с издевательской улыбкой произнесла его гостья.
Настала полная тишина, если не считать тиканья часов. Советник Паум с приоткрытым ртом смотрел на Келли, Келли, всё так же издевательски улыбаясь, смотрела на него, а Варэк смотрел, не мигая, на колокольчик, которым советник мог призвать муниципальных гвардейцев из комнаты охраны.
«Келли, глупая, что ты творишь?!» – было написано на лице парня, ещё не успевшего забыть страх и за меньшее быть выпоротым на площади.
Келли бы опомниться, превратить всё в шутку, но в девушку словно злой дух вселился. Она первой нарушила затянувшуюся паузу, и не для того, чтобы извиниться, а наоборот:
– Да, у вас висят неплохие картины, но не вы их выбирали. В искусстве вы ничего не понимаете и едите свой хлеб зря. Красота Верогая ограничена вашей гостиной, а за её порогом начинается дикая безвкусица.
– Э-э-э… и в какой же, простите, искусствоведческой школе вы обучались, чтобы делать такие громкие заявления? – попытался защититься советник, и был буквально сбит с ног новой тирадой от бесстрашной девушки.
– Я училась у розового рассвета и багрового заката, блеска воды и языков пламени, лёгких облаков и густых туч. Да, я не могу сказать, что не так с вашим городом, языком специальных терминов, но что каждый его дом болен, мне очевидно. Болен помпезностью, неуместным пафосом… Грош цена самому престижному диплому человека, который отвечает за его облик!
– Да что ты понимаешь, девчонка!
Столько детской обиды было в этом старческом голосе, что не оставалось сомнений: Келли задела советника по культуре за живое. Коснулась самого больного. Но вместо того, чтобы позвать гвардейцев, Паум стал оправдываться перед девушкой, которую не знал и часа.
Вначале он представил неоспоримые доказательства, что сам выбрал каждую из картин в своей гостиной, и убедительно поклялся, что все его три диплома настоящие. А потом стал жаловаться на богачей, благодаря которым его пост из почётного превратился в декоративный.
– Не знаю, откуда у них такая любовь к этим башням – лишь бы повыше, чем у соседнего торгового дома. К лепнине, которую они норовят навесить на каждый свободный дюйм стены. К собственным статуям, непременно на коне, даже если владелец боится в седло сесть. Почему никто из них не понимает, что дорого – не значит хорошо? И ведь попробуй с ними не согласиться – жизни не дадут! Пойми меня правильно, девочка. Будь я помоложе… а старику что делать, кроме как соглашаться? Нет, не подумай, я не какой-то там конформист! Я пытаюсь, я спорю, я доказываю. Но легче осла переубедить!
Старик сел в кресло и прикрыл веки. Варэку стало так жалко его, что ему захотелось заткнуть Келли рот кляпом. Взглядом он попросил девушку больше не причинять советнику боль.
– Не тот случай! – ответила она ему на круштанском и обратилась к Пауму на Странникусе, правда, смягчив тон: – Как раз потому, что вы уже немолоды, вы обязаны сражаться! Сражаться до победы, чего бы она ни стоила!
Старик открыл глаза. Келли улыбнулась ему уже по-настоящему, искренне, без издёвки, и закончила мысль:
– У молодого всегда есть шанс всё исправить, а ваши слова и поступки в любой день могут уйти на суд истории. Вы боитесь изменить привычный ход жизни, но вы достаточно вкусили комфорта, чтобы пренебречь им. Вы не заберёте в тот мир, который ждёт всех, но вас раньше, чем большинство молодых, ни эти мягкие подушки, ни яства, которыми угощали нас. Неужели вам всё равно, каким вас запомнят? Облик этого города, облик, в котором надо многое менять, свяжут с вашим именем. Того, кто принимал решения, а не тех, кто на вас влиял.
Келли словно забыла, что спешит. Она не торопила старика с ответом, давала ему время всё тщательно обдумать. И вывод, к которому он пришёл, заставил за него порадоваться.
– А может, ты и права, девочка. К чёрту страхи! Страшнее старухи с косой ничего быть не может, а свидание с ней и так не за горами, безо всякой посторонней помощи!
– Ничего страшнее старухи с косой? Вам… э-ээ… угрожают насильной женитьбой на пожилой женщине с сенокоса?
Варэк схватился за голову – у нас же были одни и те же учителя! Келли недоумённо глянула на него – а что я такого сказала? И вдруг эту пантомиму прервал звон колокольчика.
Старик звонил, как сумасшедший. Варэк приготовился к драке с гвардейцами, но, выяснилось, Паум то ли не услышал вопроса, обнаружившего в Келли человека из другого мира, то ли принял за шутку, то ли за пробел в знаниях Странникуса, а не общеизвестных вещей. Он звал слугу.
– Отсыпь из моей личной кассы этой девочке сотню международных полновесных даннаров или двести наших верогайонов – на твой выбор.
И, предупреждая сальную ухмылку слуги, уточнил:
– За бесценный совет!
Келли ответила поклоном на такую щедрость и сказала:
– Лучшей платой будет ответ на тот вопрос, с которым мы к вам пришли.
– Лучше возьми деньги, потому что ответа нет, – огорошил её Паум.
– То есть как «нет»? – вскочил Варэк. – Если есть рисунок, то есть его автор. Может, не такой гениальный, как вы о нём рассказывали, но хоть какой-то автор!
– Конечно, должен, вот только я понятия не имею, кто он.
И Паум признался, что выдумал всю историю с гениальным автором, чтобы верховный советник проголосовал за новый проект.
– Зачем вы это сделали? – почти хором спросили подростки.
– Потому что иначе советник Фунд Беловолосый разнёс бы мне всю гостиную!
– Вот это поворот! – воскликнула Келли. – И кто же этот Фунд Беловолосый, откуда у него этот рисунок, и почему он так настаивал на своей просьбе?
– Он не сказал, зачем ему это, да я и не спрашивал. Бесполезно что-либо доказывать этому солдафону, который последние мозги потерял на поле боя! Легче сразу согласиться. Иначе… О, господин Фунд знает толк в аргументах. Если ему что не так, не стесняется ни слов, ни поступков.
Получив объяснения, где им найти советника по обороне, и деньги, на которых советник по культуре настаивал, они припустили к новому дворцу правительственного квартала. Увы, охранителя города на месте не оказалось – он инспектировал один из шести фортов, защищавших город, но по времени уже должен был вот-вот вернуться. Варэк воспользовался ожиданием, чтобы выразить Келли восхищение её смелостью.
– Никакой смелости, обыкновенный расчёт, – отмахнулась девушка. – Хозяин этого раба – страх. Только человек, который боится любых конфликтов, мог пустить посторонних без единого документа к себе во дворец и сразу же принять. Я могла ему на голову вылить графин, он бы не позвал гвардейцев. Думал бы, раз я такая наглая, значит, за мной кто-то стоит.
– Что-то мне подсказывает, что бывалого воина на испуг мы не возьмём.
– Верно, значит у этого раба другой хозяин. Вот только найти его тебе предстоит без меня.
Келли обратила внимание Варэка, что в приёмной наводит порядок не горничная, а денщик.
– Скорее всего, этот человек из женоненавистников, поэтому я здесь лишняя. Постарайся справиться, дорогой.
– Нет проблем, дорогая.
Келли решила уйти вовремя. Во дворе уже раздавался цокот копыт и залихватская ругань – советник по обороне прибыл в дурном расположении духа.
Глава 4Он наш последний шанс
– Не говори, сам знаю! Вас тут как собак нерезаных бродит! Чей-то сыночек опять надеется проскочить в муниципальную гвардию вперёд заслуженных ветеранов. Передай своему папочке, сосунок, что Беловолосый скорее себе пальцы отгрызёт, чем изменит принципам. Пять лет в полку пониже, не меньше трёх наград и участие хотя бы в одном сражении. Достойное участие, а не в обозе ошиваться! Тогда приходи. И то, ничего не обещаю, ещё лично и на стрельбище, и в фехтовальном зале на вшивость проверю.
Единственное приятное, что услышал в этой речи Варэк, было то, что его приняли за богача, и то больше похвала относилась к прачкам, вернувшим за один день его одежде приличный вид. А советника по обороне продолжало нести:
– Для вас, богатеньких сосунков, избалованных франтов, гвардейская туника – способ цеплять девок да хвастаться знакомствами в правительственном квартале! А для настоящего солдата это знак высшего признания его заслуг!
Мужчина в воронёных латах, выгодно подчёркивающих цвет его длинных волос, сделал паузу, ожидая привычного оправдательного лепета, а ничего не услышав, решил, что, видимо, переборщил с криками. Сбавив тон, он попытался объяснить парню, что всё делает для его же пользы:
– Это пока в городе мир, служба в гвардии – не бей лежачего. А на поле боя гвардейцы – пример для остальных. Тебе же лучше сперва проверить, чего ты стоишь, в полку послабже.
– А если я попаду пять раз подряд со ста шагов в любую цель, прекратишь считать меня сосунком и… исполнишь любое моё желание?
Так обидно ему, уже познавшему горячку смертного боя, несмотря на юные года, было слушать попрёки этого человека, смотревшегося бы уродом со своими многочисленными шрамами, кабы не белые красивые волосы, облагораживавшие его лицо, что Варэк забыл, зачем он здесь. Поиски Келчи стали лишь поводом заслужить ещё раз, после случая в баронском замке, уважение бывалого воина.