ерки, а волосы и рост северных народов.
Когда он поделился этим наблюдением с Келчи, тот сказал, что произошёл парадокс.
– Ты признаёшь круштанок интереснее любых равнинных невест. Но ведь их красота никогда не повторяется только благодаря равнинным невестам.
Лилле сказал, что они отвлеклись. Риск Келчи преувеличил – наверняка в баронстве Лефф уже нашёлся новый повод стражникам осматривать всех подозрительных лиц. А расстояние не такое далёкое – ведь не у берегов Орты он обнаружил, что прихватил случайно чужую вещь.
– Лилле… скажи, что ты шутишь. Просто скажи, что ты шутишь. Ну не можешь ты и правда быть таким дураком!
А вот это уже было слишком.
Лилле, не попрощавшись, пошёл в сторону от стоянки, но Келчи его догнал, извинился и попросил задержаться на пять минут.
Подбежав к купцу, Келчи о чём-то поторговался с ним и вернулся с кошельком даннаров.
– Раз уж ты возвращаешься в обитаемый мир, то без этого тебе никак. И, прошу, отметь на моей спине, где мы встретимся, когда наши Миртару подойдут к концу. Будет здорово всем вместе взобраться на крушт! А если ты опоздаешь… у меня будет какая-то память о тебе.
Келчи сам настаивал, чтобы Лилле оставил ему шрам, но взвыл, когда просьба была исполнена.
– У-у-у, больно-то как! Я что, просил меня резать до кости?
– Да какое «до кости»? Посмотри, на ноже совсем нет крови.
– Зато из моей раны наверняка сейчас хлещут целые потоки! Где лекарь? В любом караване есть лекарь!
Наблюдая за метаниями Келчи, Лилле помолился местным духам, чтобы Келли с Варэком как можно скорее вернулись – этому большому ребёнку нужен глаз да глаз.
А может, отложить путешествие в деревню до того, как он снова увидит Варэка? «Пара дней» – сказал Келчи. Она ничего не решит.
Но, ещё раз с жалостью глянув на верещавшего от пустяковой раны парня, Лилле ушёл своей дорогой.
Он не мог позволить себе встречу с Варэком. Варэк, в отличие от Келчи, вполне мог его уговорить. И живи тогда всю жизнь с хлебной крошкой, прилипшей к душе.
Глава 2Чего она от меня хочет?
Предположения Лилле подтвердились: закон нашёл себе новую жертву, а обыватель – поводы для пересудов. В объявлениях «разыскиваются» мелькали совсем другие лица, и ни в одном из тех немногих разговоров, которые он услышал на Странникусе, не всплывала пикантная история со святотатцами в замке барона. Лилле настолько осмелел, что даже переночевал один раз в часовне.
Деревня встретила его молчанием – все были на работе. Пёс старосты ещё не успел забыть запах ребят Миртару, что играло на руку Лилле. Его тяготили возможные объяснения. Нет, он просто оставит поясок на видном месте и приложит записку с извинениями, Странникуса старосты должно хватить, чтобы её прочесть.
Пока Лилле искал, где староста прячет положенные ему по статусу чернила и бумагу или пергамент, дверь скрипнула, и на пороге показалась Джелли.
Лилле выругался на круштанском. Он вернулся, чтобы его не считали вором, а со стороны смотрелось – чтобы совершить новую кражу. И ничего не объяснишь, даже если преодолеешь привычную немоту перед девушками: для этой девчонки Странникус как для него грамота Малькирики.
– Я пришёл с миром! – громко произнёс Лилле на байзерском фразу из разговорника Миртару и проклял собственное высокомерие – именно оно помешало ему воспользоваться поводом, чтобы продвинуться в изучении местного языка.
С его способностями даже такого короткого столования в деревне вполне хватило бы, чтобы выйти на новый уровень. Но Лилле решил, что если уж учить язык, то у более благородных носителей, чтобы не нахвататься жаргонизмов и просторечий.
Теоретически можно было скомбинировать фразу «Я возвращаю это» из фраз «Это что?» и «Возвращаюсь домой», а с местоимения «я» вообще начинается каждое второе слово в разговорнике. Вот только дословный перевод не всегда отражает общий смысл. Та же фраза «Я пришёл с миром» требовала только на байзерском четыре слова, на валлонском – уже шесть, а на астрейском – все семь.
Разговорник нёс чисто фонетическую функцию, он не учил мальчиков Миртару грамматике чужого языка. Неудивительно, что когда Лилле попробовал анатомировать фразы, в которых понимал только общий смысл, и сшить ампутированные слова в новое предложение, это вызвало смех коренной байзерки.
Лилле махнул рукой и просто оставил поясок на столе, но Джелли нагнала его в дверях и вернула поясок обратно. Её лицо выражало искреннюю обиду. Видимо, этот подарок старосте готовила всё-таки её мать, а она ничего не знала.
Парень, закатив глаза, перешёл на язык жестов. Показал пальцем на поясок, потом на себя, потом помотал головой: мол, нет, не моё, – и положил поясок туда, где ему место.
И опять Джелли догнала его, чтобы отдать поясок обратно в руки.
Лилле часто слышал насмешки юношей Миртару над недалёкостью крестьянских девушек, но до этого случая считал, что они несколько преувеличивают. И только теперь понял – преуменьшают. Пришлось всё повторить, вложив больше эмоций в жестикуляцию. В этот раз девушка, кажется, поняла, что Лилле не считает поясок своим. И не стала ничего возвращать, просто пригласила жестом перекусить на дорожку. Лилле опасался, что скоро ещё кто-то из семейства вернётся, но перед запахом свежего хлеба не мог устоять.
Фразы «Спасибо» и «До свидания» в разговорнике присутствовали, поэтому невежливым свой мгновенный уход после трапезы Лилле не считал. Однако ему опять пришлось вернуться. Ведомый каким-то нехорошим предчувствием, Лилле, только отойдя от дома старосты, засунул руку в сумку и нашёл там всё тот же поясок.
Тут было две версии: или Молчун сошёл с ума, или проклятая девчонка незаметно положила ему поясок, пока он ел.
– Это что? – спросил Лилле, бросив поясок под ноги Джелли, и добавил ещё одну фразу из разговорника, не прямо, но больше всего подходившую по смыслу к ситуации. – В чём я виноват?
Девушка дрожащими от волнения руками опоясала Лилле, и парень всё понял.
Он зря возвращался. Этот поясок – подарок не старосте. Это подарок ему.
Полный досады, Лилле хотел обругать девушку, разумеется, на круштанском, но с надеждой, что она поймёт всё по интонации. Но от кротости, с которой она смотрела на него, таяло сердце.
Лилле решил, что тоже должен оставить что-то о себе на память.
– Вот и пригодился твой браслет, Келли! – сказал он, украсив руку Джелли.
Джелли улыбнулась. Лилле улыбнулся ей в ответ и, поклонившись, ушёл.
У пруда, заросшего камышами, он остановился, чтобы наполнить флягу, и чуть не выронил её, когда увидел, наклонившись к воде, отражение Джелли позади себя.
– О, духи воды, я же принял её подарок! – взмолился Лилле. – Чего она теперь-то от меня хочет?
Духи промолчали, а девушка недолго мучила его с ответом.
Первый поцелуй Лилле был внезапным, как бросок рыси, но приятным, как мурлыкание котёнка. И на поцелуе всё не закончилось.
– Что ты делаешь? Оденься немедленно! Нас могут увидеть!
Толку-то? Для Джелли его увещевания были бессмысленным набором слов. А Лилле со всей его праведностью круштана оставался обычным мальчиком-подростком со всеми привычными такому возрасту томлениями. Поэтому сопротивлялся недолго.
Первое, что испытал Лилле, к своему стыду, когда всё закончилось, это гордость за то, что он, вполне возможно, первый из их компании познал взрослую любовь. А ведь многие мальчики вообще считают это главной и единственной целью Миртару.
«Варэк сам признался, что только целовался, а Келчи может говорить что угодно, но, уверен, и у него ничего не было», – думал Лилле, гладя плечо прижавшейся к нему девушки. Девушка что-то шептала на своём языке и, даже если бы Лилле и понимал его, то слишком тихой и быстрой была её речь.
А потом Лилле вспомнил крик, с которого началось самое главное, и понял, что Джелли тоже до этого ни разу ни с кем не была. Его ещё больше переполнила гордость, но опять пополам со стыдом: Лилле помнил с уроков Миртару, что среди простолюдинов царят строгие нравы. Девушка должна выходить замуж невинной.
– Но что я мог сделать, если она сама меня выбрала? – спросил он сам себя.
Лилле осторожно отстранился от девушки и встал. Она смотрела на него снизу и игриво улыбалась, а он думал о том, как это красиво, когда девушка разделась, но не сняла украшения – как ей шёл браслет.
Всё шло к тому, чтобы повторить то, что так обоим понравилось, но Лилле заставил себя одеться.
Он и так слишком задержался в королевстве Байзер. Его главная сейчас задача – успеть на родной крушт.
Джелли, кажется, всё поняла, и с грустным вздохом ввинтила свою точёную фигурку в крестьянское платье.
Лилле объяснил ей жестами, что лучше им покинуть заросли разными путями.
Неизвестно, каким было возвращение Джелли из камышей, но Лилле лучше бы попытался переплыть на другой берег пруда.
Круштанский подросток никогда не видел этого человека, но узнал по описаниям друзей.
Барон Лефф был в сопровождении двух мечников, двух лучников и сына мельника. Когда последний опознал в Лилле одного из тех, кто был вместе с Варэком, барон отослал его, а Лилле пригласил следовать за собой.
Подросток мог бы попытаться скрыться в камышах, но не был уверен, что Джелли уже покинула их. Навлекать на неё опасность он не хотел. Пришлось довериться Птице Судьбы.
Глава 3Она прекраснейшая из женщин
– Даже не отговаривай, уверяю тебя, она прекраснейшая из женщин! И завтра я наконец добьюсь её благосклонности!
Лилле ничего не сказал. Хотя за эти недели свыкся с бароном и даже успел его, как товарища, полюбить. Как ему было сейчас смешно вспоминать те страхи, с которыми когда-то переступил порог его палатки.
Попадись он в руки церкви, его бы ждал костёр. Как его казнит за святотатство грозный барон, Лилле тогда даже боялся предполагать. Но всё равно не сдал Варэка, отказался отвечать на вопрос, где он.