– Мы всё равно с тобой породнимся! Не хочешь стать мне сыном, так стань братом!
Лилле, ещё не зная, в чём заключается обычай, согласился. И вот теперь у него ныла рука, а шрам, видимо, ему придётся носить всю жизнь.
«Смешать кровь» с мальчиком, попавшим в легенды, захотел не только барон. Лилле был уверен, что рана уже закрылась, когда он упал в бессилии на землю, и пьяные рыцари прикладывали окровавленные предплечья впустую, но формально он теперь считался побратимом трёхсот двадцати трёх знатных людей. Полный список замков, где ему теперь окажут почётный приём, был занесён в пергамент и вложен торжественно в руки.
«Вот женюсь – разумеется, на круштанке – и передам будущему сыну, когда пойдёт в Миртару», – подумал подросток.
Насчёт своего Миртару Лилле уже однозначно решил: всё закончено. При всей своей богатой фантазии он не мог представить, что может случиться с ним перед самыми предгорьями. Если подросток кого и рассчитывал встретить в необитаемой местности, которая начиналась за Красной башней, то учителей Миртару, купцов Хитиновой Гильдии и таких же, как он, мальчиков, решивших, что сполна познали нижний мир. Поэтому, увидев на четвёртый день пути юношу на коне, не свернул в сторону, а наоборот, пустил лошадь, любезно подаренную графом, в галоп.
– Ну что, привет? С какого ты крушта? Ого, облачение всадника Агароссы! Ты что, был у них в плену и бежал? Хотя нет, тогда бы ты был в рубище раба.
Когда Лилле понял, что незнакомый длинноволосый юноша ни слова не понимает по-круштански, было уже поздно. Звук рожка разнёсся далеко в пустоши, и на сигнал разведчика отозвались шесть воинов. Будь Лилле более опытным наездником, он бы смог от них уйти, а так они загнали его, словно оленя на охоте, а потом предложили на Странникусе не оказывать сопротивления.
– Мы отведём тебя в наш лагерь, юный круштан. И если ты не тот, кого мы ищем, ты пойдёшь дальше своей дорогой.
Чем бы ни досадил его сверстник всадникам Агароссы, Лилле ему не завидовал. Агароссцы славились своей свирепостью. Лучшая в мире, после рыцарской, конница не завоевала весь мир только благодаря вражде с собственной пехотой. Этой стране была знакома диктатура, но она не имела одного правителя. Шесть тиранов шести городов конкурировали между собой, но прежде всего – с нежелавшими признавать их тиранию вольными всадниками. В городских боях не было шансов у конников, в поле всадники громили городскую пехоту, поэтому со временем установился некий паритет. Всадники по-прежнему не платили налоги и подчинялись не тиранам, а собственным клановым королевам, но обязывались защищать любой из городов Агароссы при первой же опасности, в свою очередь, получая скидку при покупке товаров в ремесленных мастерских.
Лилле даже обрадовался возможности рассмотреть вблизи легендарных всадников, ничего не опасаясь. Каждый из них носил тяжёлый, но открытый шлем, с которого спускались на шею тугие косички из плотной кожи, которые с крушта Лилле принимал за волосы. А, оказалось, агароссцы, действительно, носили длинные волосы, но таким манером, чтобы они спадали на грудь, а не на спину.
Кожаные латы, украшенные боевыми узорами и усиленные стальными пластинами, закрывали их торс, плечи и частично руки. На ногах никаких доспехов эти воины не носили.
Вооружён каждый из них был композитным луком, стрелами и шестью тяжёлыми дротами плюс длинные сабли. Тактику копейного тарана всадники Агароссы не использовали, рыцарский клин предпочитали в бою рассеивать, а потом уже добивать поодиночке огромными молотами. Это оружие носил только командир шестёрки – первичной тактической единицы всадников.
Лошади всадников Агароссы, такие же высокие, как рыцарские, но значительно легче их, не были облачены ни в доспехи, ни в попоны, но носили на шкуре рисунки, которые, как помнил Лилле, означали принадлежность к одному из тридцати шести кланов.
По дороге к лагерю он успел даже поговорить с командиром и узнал некоторые интересные подробности о быте Агароссы, каких не слышал даже от учителей Миртару.
Благодушное настроение Лилле улетучилось, когда он увидел хозяйку лагеря.
– Какая неслыханная удача! Ну что, Молчун, не забыл меня? Неважно, главное, я тебя никогда не забуду!
Подростку показалось, что он спит. «Не может быть, – читалось на его лице. – Муж нашёл тебя в другой стране, не в Агароссе».
– Удивлён? Я была в гостях там, откуда, ты думал, я родом. Дипломатический визит клановой королевы с семьёй. Кто ж знал, что клановая принцесса так увлечётся одним подростком в гостинице, что отречётся от жезла власти?
Лилле предпринял отчаянную попытку бежать, и только погубил напрасно великолепного коня – сразу три стрелы настигли его.
– Вытащите эту юную тварь из-под лошади и крепко свяжите. Ваша клановая королева обещала вам потеху? Она близка! Казнь юноши по прозвищу Молчун затмит всё, что вы знали о смертельных пытках раньше!
Это Рами сказала своим воинам на родном языке, которого Лилле не знал. А Лилле сообщила на круштанском, что:
– Надо было всё-таки оставить мне сына.
Глава 8Она ещё ужасней, чем о ней рассказывают
К разочарованию Рами, Лилле выслушал без тени волнения все подробности многодневной пытки с летальным финалом, которую ему придумали гораздые на такие вещи всадники Агароссы. Мальчик Миртару словно абстрагировался от происходящего, будто и не с ним всё это происходит.
– Ну, ничего, я всё предусмотрела. Когда мимо пролетят крушты, ты оживёшь. Ты будешь умирать, думая о родном панцире и Сонной Долине. Тебя начнут терзать с появлением первого крушта в небе, а твоё изуродованное тело бросят в первый снег.
После этого запаниковавшего, сразу вышедшего из ступора Лилле бросили в яму и закрыли решёткой.
Ему оставили все его вещи, кроме оружия, поэтому первое, что сделал Лилле, – это взял лютню. Он уже успел выучить пару простейших переборов. В песнях струн его душа успокоилась, а затем инструмент выпал из рук, и мальчику Миртару приснился сон.
Он видел маму и папу и, конечно, родной крушт. Величественно-прекрасный на фоне вечерней пустоши. Пожалуй, любоваться круштом со стороны доставляло не меньше удовольствия, чем созерцать нижний мир с его Гребня. Сравнивая эти два вида в своей голове – с панциря крушта и на панцирь крушта – Молчун вдруг осознал единство обоих миров и удивился, почему даже Мудрейшие их так упорно разделяют. Что-то похожее Лилле испытал, когда пробовал себя на крестьянской ниве, и придумал теорию о Матери Круштов размером с ойкумену. Но то были измышления пытливого разума, а ныне он чувствовал сердцем связь неба и земли. И если тогда он испытал стыд святотатства, то сейчас не находил в своих предположениях ничего кощунственного.
«Если бы ещё избавиться от раздвоения мира на “вблизи” и “вдали”» – подумал Лилле и проснулся.
Ему принесли еду и питьё, и первое и второе дрянного качества, и спустили на верёвке ведро для отправления естественных надобностей.
Так начались самые долгие дни и ночи в жизни Лилле, он быстро потерял им счёт, не видя ни солнца, ни звёзд. Время тянулось тем медленнее, что мальчик Миртару проводил его в полной тишине. Он любил тишину, любил уединение, но не в таких масштабах и не в таком ужасном месте.
Единственным человеком, кто нарушал его одиночество, была Рами. Иногда женщина расписывала свои страдания от разлуки с сыном. Иногда хвалилась своим коварством, как ловко она придумала расставить патрули по всей границе предгорий, но, конечно, не рассчитывала, что ненавистный мальчишка сразу попадётся разведчикам головного лагеря. Сейчас гонцы спешат с повелением всем патрулям поворачивать в Агароссу. А триста шестьдесят её лучших всадников терпеливо ждут начала великой пытки, делая ставки, на какой день пленник испустит дух.
Лилле не проронил ни звука, чем сильно раздражал клановую королеву. Не такого поведения она ждала от мальчика.
– Ну, что ты молчишь?! Ну, попробуй оправдаться, что ли!
Но Лилле молчал. Не потому, что был согласен с Рами. А потому, что догадывался, что она давно готовилась опровергнуть каждый возможный довод в его защиту. Только один раз он не выдержал и прошелестел покрывшимися язвочками от дурного питания губами:
– Я не уверен, правильно ли мы с Варэком поступили. Но знаю точно, что наш проступок невинен по сравнению с тем, что собираешься устроить ты.
– Оставь равный ответ для идеального неба! – зашипела Рами. – Ав нижнем мире по счетам мести платят сторицей!
– И кому в нижнем мире от этого хорошо? – задал риторический вопрос Лилле и отвернулся к стене.
Через минуту шипение Рами для него исчезло. Он снова спал.
В этот раз ему пригрезилась Сонная Долина, и мальчик Миртару улыбался во сне, погружаясь в её уют. Он прыгал с Варэком по её снежным окраинам и грел ноги в её тёплых ручьях. Слушал пение её птиц, которые больше нигде не гнездовались, и катался по земле, среди цветов, которые больше нигде не росли. А потом, прижимаясь спиной к огромному панцирю Матери Круштов, смотрел на Мёртвую гору и вздрагивал, вспоминая, как они с Варэком нарушили запрет не ходить туда ночью и без взрослых.
На Мёртвой горе обитали стрылги – единственные хищники Долины. Точнее, падальщики. Их численность была небольшой – ровно столько, чтобы опустошить панцирь очередного умершего крушта, очистить его от малейших кусочков плоти. Чем они питались, если этой еды не хватало, никто не знал. Одни говорили, что стрылги впадают в оцепенение, другие – что просто замедляют все процессы в организме, но бодрости не теряют, третьи заверяли, что из Долины есть секретный подземный ход, известный только стрылгам. По нему они ходят в безлюдные предгорья на охоту, хотя какая там может быть охота зимой.
Днём стрылги прятались от людей, а ночью смелели.
Это случилось после очередного урока истории, где Варэк с изумлением узнал, что в летопись недавно почившей Небесной Ладьи не вошёл знаменитый случай, когда один ловкий мальчик с Короля Небес спрыгнул на её панцирь со своего.