– Ну, значит, тогда и я погибну.
Спокойствие, с которым мальчишка, которого он знал как циничного проныру, поставил свою жизнь на карту, так заинтересовало капитана, что он передумал в него стрелять.
– Неужели Миртару и правда может так изменить человека?
– Странный ты мужик, капитан секретного отряда. Марти говорил, что ты помнишь наизусть редчайшие еретические книги. А родные священные тексты запамятовал!
С пафосом, позаимствованным у Лилле, Келчи процитировал строки, где говорилось о том, что Миртару никого не в силах изменить, только открыть истинного себя.
– И если Варэк прав, и ты действительно из наших, знай: не Миртару сделало тебя таким. Эти семена ты нёс в своей душе с самого начала, просто Миртару создало идеальные условия для их роста.
– Ложь! – потерял самообладание Бартоломео. – Любой бы на моём месте стал злодеем! Никто не переживал того, что вынес я!
Он всё-таки выстрелил из арбалета, но в гневе промахнулся, чего с ним очень долго не случалось.
– А откуда ты знаешь? – продолжал разбивать его позицию Келчи, поглядывая по сторонам, не появились ли стрылги.
– Их очень мало, но мы оба, уверен, их встречали: юношей, из которых клещами не вытянешь истории о своём взрослении. А что, если им просто страшно его вспоминать? Но никто от этого не озлобился, не искал виноватых, прилежно исполнял послушания на родном круште и заботился о Сонной Долине.
Заблестела чешуя – на горе появился первый стрылг. Келчи приготовился бежать, но не ответить на новый вопрос капитана не мог.
– Да, ты прав. Эти мысли звучали слишком убедительно, чтобы я их придумал только для того, чтобы привести тебя в ловушку. Варэк считает себя главным специалистом по кощунству. Знал бы его друг, праведный Лилле, что порой прилетало в мою голову… Прилетало очень много месяцев назад. Ты посчитал за серьёзную философию мысли боязливого мальчика. Который всё бы отдал, чтобы не ходить в Миртару, чтобы не летать на круште, чтобы сама идея небесного кочевья канула в Лету. А сейчас я, как и положено взрослым, улыбаюсь своим подростковым страхам. Я – другой. А ты – нет. Великий воин, опытный убийца, а присмотреться – тот же подросток.
Стрылги уже вступили в схватку с воинами Бартоломео и подбирались к нему самому и его собеседнику. Но Келчи, поддавшись тому гипнозу юности, когда ты уверен, что смерть – это точно не про тебя, продолжал говорить:
– Да, крушты – реликт. Да, небесные кочевники – анахронизм. Но кто сказал, что это плохо? Какие законы сейчас правят нижним миром…. всё самое лучшее там давно анахронизм. Анахронизм – любовь до гроба и дружба навсегда. Анахронизм – служить людям, а не правителю или собственному кошельку. Бескорыстие – анахронизм. Геройство – анахронизм. Но только в какую жуткую современность скатился бы ваш мир, если бы не цеплялся за прошлое всеми анахронизмами. И как это захватывает – быть последними исполинами в обмельчавшем мире! Прощай, Бартоломео. Жаль, что последним круштаном ты видишь меня, а не Варэка. Твой образ не давал ему покоя, у него больше тем для разговора с тобой.
И Келчи побежал. То тут, то там дорогу ему перебегали стражи Мёртвой горы, но каждый раз он успевал избежать встречи с их зубами. Любая ошибка стоила бы ему жизни, но парень отдавался азарту бегства так, словно бы это была всего лишь игра.
Убедившись, что больше его никто не преследует, Келчи рухнул в траву. Казалось, он будет приходить в себя до рассвета, но уже через пять минут парень вскочил на ноги так легко, словно бы отдыхал сутки.
Эмоции переполняли его. И в них не было места негативу. Он ничего не знал о судьбе сестры и друзей, но был уверен, что с ними всё хорошо, ибо ничто не имеет права портить такую ночь.
Именно он, а не силач Варэк, не праведный Лилле, решил, получается судьбу Долины. Келчи знал, что друзья придумали этот план больше для того, чтобы нашёлся повод списать самого бесполезного в драке юношу с боевого крушта. Кто бы предположил, что он сработает.
– Ну, разве я не имею право собой чуток погордиться? – спросил он Долину, по привычке лукавя – «чуток» было совсем не тем словом, чтобы обозначить распиравшую его гордость.
Келчи прислушался, словно ожидая, что духи Долины ему ответят, и понял, что он здесь не один.
Ещё одному человеку удалось спастись от стражей Мёртвой горы. Ничего удивительного, он был моложе всех из воинов Бартоломео.
Несколько стрылгов всё-таки успели его зацепить – кровь сочилась из бедра талледского ровесника Келчи. Закрыв лицо руками, он тряс головой, словно был не в силах поверить, что дело, обещавшее быть лёгкой прогулкой, стало последним для специальных войск самого жестокого короля северных земель.
Келчи помог талледцу остановить кровотечение, а потом спросил, как его имя. Получив ответ, сказал:
– А сейчас, Дейз, ты пойдёшь к своим и передашь всё, что с вами случилось. Скажи своему королю, пусть думать забудет о том, чтобы покорить нас!
Дейз так активно закивал, что Келчи стало страшно за его шею – не сломал бы.
– Можно мне только проверить… остался ли кто-то в живых? – спросил, немного успокоившись, Дейз. – Выжил ли командир?
Келчи прислушался к вою на Мёртвой горе и сказал, что лучше это сделать утром.
Глава 11Мы должны измениться
В специальных войсках, чтобы командовать бойцами, надо превосходить их во всём. Бартоломео ещё раз доказал, что достоин быть капитаном секретного отряда, когда единственный выжил в бою со стражами Мёртвой горы. Но профессор Марти, осмотрев жуткие раны, оставленные стрылгами, сказал, что этот человек лишь отсрочил встречу с тем миром, куда уже ушли его воины.
Каждому, кто хотя бы раз увидит глубокий укус стрылга, обеспечена пара кошмарных ночей. Вгрызаясь в плоть, стрылг потом высасывает всё, на что хватит силы лёгких – мясо, кости, иногда внутренние органы.
Юный Дейз ползал перед умирающим капитаном на коленях и умолял простить за то, что он его бросил.
– В восемнадцать я тоже так бы поступил, – сказал ему капитан. – Последняя просьба: забудь о специальных войсках. И в гвардию не возвращайся. Война – это просто не твоё.
– Я мечтал убить тебя лично, – не стал лгать умирающему Варэк.
– Я даже твоему рыцарю не дал это сделать, – усмехнулся, сплюнув кровь, Бартоломео.
– Ты был одним из моих самых сильных противников, – воздал ему должное Рауль.
Капитан поднял большой палец вверх.
Келли и Лилле молчали – им нечего было сказать. Келчи же всё сказал, что хотел, ещё ночью.
А вот Варэк чуть не забыл самое главное.
– Спасибо за твои уроки. Буду честен, я не выжил бы без них в Миртару.
– Ты это уже говорил, – прохрипел Бартоломео, – когда прибыл в Талледо.
– Я повторяю сейчас, чтобы ты знал, что это было искренне, – я не стремился любой ценой втереться к тебе в доверие.
– Мне приятно… это слышать.
Когда повелительный голос приказал круштанам и гостям Долины расступиться, Бартоломео сощурил глаза:
– А вот и ты. Признал-таки?
– Признал, признал. Но потом увидел, как ты прошёл мимо собственных родителей, словно мимо чужих людей. И понял: наш Батти так бы не смог. Оказалось, я ошибался. Впрочем, они тоже хороши: не поняли, что это их сын.
Пайру Пытливый с грустью погладил по голове умирающего мужчину, словно маленького ребёнка. Бартоломео закрыл глаза и отвернул лицо, чтобы никто не видел его слёз.
– Батти. Его настоящее имя Батти. По возрасту он годится тебе скорее в дяди, но на самом деле это твой кузен, Варэк. Старший сын моей старшей дочери Анри.
– Тёти Анри, жены дяди Джолли с Лилового Крушта? – переспросил Варэк, не веря, что сейчас похоронит родственника.
Лаиру кивнул.
– А я не знал, что он тоже твой внук, но чувствовал, – умирающий открыл глаза и с трудом улыбнулся. – Есть в нас с Варэком что-то… общее.
Варэк молча опустился на колени перед двоюродным братом и взял его ладонь в свою. Друзья юноши, мысленно сбрив с мужчины бороду, понимали, что только она мешала им заметить явные признаки родства между учителем Миртару и его самым нелюбимым учеником.
– У тебя есть последняя просьба? – спросил старшего внука Лаиру.
– Да. Похороните меня… как настоящего круштана.
Лаиру переглянулся с другими стариками – вся Долина пришла посмотреть на последние минуты последнего захватчика.
– Пожалуйста… и… простите меня за всё!
Даже если бы Бартоломео и хотел объяснить, почему он, мужчина, изучивший все религии нижнего мира только для того, чтобы над ними насмехаться, перед смертью вдруг вспомнил веру предков, то не успел бы это сделать – его время кончалось стремительно.
– Дай слово, дедушка Лаиру! Скажи, что простил, и… и дай слово!
Весь Бартоломео словно вытек из него с кровью. Лаиру смотрел на кроткого мужчину перед собой и видел только Батти. Повзрослевшего, даже немного постаревшего. Но с таким же острым взглядом, как у подростка. Скрывающего за колючестью ранимость, за бравадой – робость, проверяющего старших на прочность только для того, чтобы самому почувствовать себя взрослым, самостоятельным.
– Мы все прощаем тебя, Батти. И я, Лаиру Пытливый, даю тебе слово, что мы похороним тебя в круште!
– Спасибо. И ещё не говорите родителям, что я стал… такой.
– Это само собой, внучек. Мог и не просить.
Им не пришлось бальзамировать тело в ожидании круштов на зимовье. К вечеру в Долину вернулся Дикарь. Малькирикский Огонь оставил вечные шрамы на его панцире, поэтому он с охотой съел их виновника – старики едва успели прочесть все положенные в таких случаях священные тексты.
А затем настал черёд серьёзного разговора между Лаиру и Варэком. Выражая общее мнение стариков, Лаиру сказал, что это вопиющее нарушение заветов – появление ритуального мертвеца в Сонной Долине. Но так как символическое тело Варэка ещё не отдано крушту, вполне можно считать его и живым. И в благодарность за то, что он сделал для Сонной Долины, принять обратно.