литвенной позе – сложенные ладони и склоненная голова. Свет образовывал подобие нимба над его густой курчавой шевелюрой. Он был само совершенство.
– Нет больше боли, – шептал делла Торре, и Ласситеру показалось, что этот жалобно причитающий голос чудесным образом звучит у него в голове. – Нет больше боли, – повторил делла Торре, прижимая ладони к груди и поднимая взор к потолку (Ласситер сидел, не в силах пошевелиться). – Мы предстали перед Тобой в Твоем доме, чтобы Ты, Господи, узрел свое чадо, испытывающее боль. Изыми жажду мести из его сердца, Господи, и сделай так, чтобы оно снова принадлежало Тебе. Ибо мщение принадлежит только Тебе. Прими его в свое сердце, Господи! Избавь от ненависти! Очисти от зла!
Слова словно лились со всех сторон, даже сверху.
– Мы пришли в дом Твой, Господи…
– Scuzi!
Делла Торре замер с открытым ртом, как выброшенная на берег рыба.
– Scuzi, papa…
По проходу между скамьями, покачиваясь, брел вдрызг пьяный старикашка. С блаженной улыбкой он шлепнулся на колени, взглянул на кафедру и вдруг нырнул вперед, смачно врезавшись в пол.
Делла Торре стоял как вкопанный, но это продолжалось недолго. Ступор сменился яростью. Святой отец замахал руками и заорал упавшему пьянчуге:
– Vaffanculo! Vaffanculo!
Ласситер не знал итальянского, но понял, что слова делла Торре означали больше чем просто «Уходи!». Они означали «Убирайся отсюда, такой-разэдакий!» Физиономия священника странно преобразилась. Красота и сострадание превратились в маску злобной ненависти, но через мгновение эта ужасная маска исчезла, и делла Торре, вновь став воплощением всепрощения, сошел с кафедры и помог старику подняться.
Ласситер подошел поближе.
– Давайте отведем его в мою комнату, – сказал священник. – Я знаю этого старика и позвоню его жене.
Подхватив пьяного с двух сторон, они отволокли его в кабинет. Оказавшись в офисе, впавший в беспамятство старик с воплем «Папа! Папа!» толкнул священника обеими руками. Делла Торре попятился, и из его кармана выпал какой-то предмет.
Маленький флакончик. Ласситер завороженно смотрел, как бутылочка запрыгала по полу. Когда она остановилась, чудом не разбившись, Ласситер поднял ее и поднес к глазам.
Это была точная копия сосуда, изъятого полицией у Гримальди. Ласситер вспомнил, как увидел флакон первый раз, сидя вместе с Риорданом в кабинете врача в Фэрфаксе. Крошечная бутылочка в медицинской кювете и нож с запекшейся кровью и прилипшим к этому страшному пятну тоненьким нежным волоском. Волоском Брэндона. Перед мысленным взором Джо промелькнуло сделанное в полиции фото – грубое стекло, кресты и металлическая крышечка в виде короны.
– Благодарю вас, – произнес делла Торре, протягивая руку. – Просто удивительно, что она не разбилась.
– Думаю, мне пора, – опустив голову, выдавил Ласситер. – Мне надо успеть на самолет.
И прежде чем священник успел ответить, он зашагал к дверям. Делла Торре бросился следом, стараясь попадать в шаг.
– В чем дело, Джо? – спросил он дрожащим голосом. – Умоляю, вернитесь! Ведь мы еще не закончили.
Ласситер даже не обернулся. Его губы шевельнулись, однако то, что они прошептали, услышал только он сам.
– Ты прав, сукин сын. Дело еще не закончено.
Глава 20
Ласситер совершенно не помнил, как добрался до гостиницы. Его мысли были заняты делла Торре и особенно его странным согласием видеть в посетителе журналиста. Почему священник не пожелал сразу разоблачить его? «Мы могли бы ходить кругами несколько часов, – подумал Ласситер, – если бы я не осмелился напрямую спросить о Гримальди». После этой встречи дело приняло еще более таинственный оборот. Делла Торре с самого начала знал, кто такой Ласситер, и тем не менее согласился принять его. Почему? Вся эта шарада, казалось, не имела смысла.
В конце концов Ласситер решил, что делла Торре согласился принять его только для того, чтобы оценить лично, и, разыгрывая эту сцену, показал свое могущество. Священник поступил как бандит, который якобы случайно сбрасывает пиджак, чтобы продемонстрировать «кольт» за поясом и оказать психологическое давление на противника.
Так или иначе, но он явно хотел удержать Ласситера в своем обществе, и ему было наплевать, что знает или о чем догадывается гость.
Последняя мысль посетила Ласситера, когда такси уже затормозило перед входом в отель. Сунув шоферу пачку лир, Ласситер бросился к вестибюлю. Служащий за стойкой поднял голову и воскликнул:
– Синьор!
Ласситер не останавливаясь оглянулся:
– В чем дело?
Клерк открыл рот, поднял руки и произнес:
– Д-д-добрый день, синьор.
– Добрый день, – ответил Ласситер. – Вас не затруднит подготовить мой счет? Я скоро вернусь.
– Но, синьор…
– Да? – произнес Ласситер, нажимая кнопку вызова лифта.
– Может быть, – начал клерк, выходя из-за стойки, – вы окажете мне честь… – Он махнул рукой в сторону бара, и его физиономия скривилась в заговорщицкой улыбке.
– Слишком рано для меня, – покачал головой Ласситер.
– Может, все же…
– Простите, но я должен бежать.
Номер Ласситера располагался на третьем этаже, в самом конце коридора. Еще около лифта американец услышал звонок и понял, что надрывается телефон в его комнате. «Бепи», – подумал он и заспешил к дверям, роясь на бегу в кармане в поисках ключа – белой пластиковой карточки. Он сунул карточку в щель замка и подождал, пока загорится зеленый глазок. Глазок заморгал, телефон перестал звонить, дверь распахнулась, а чей-то голос в номере произнес:
– Слушаю?
Что это?
За письменным столом перед включенным компьютером с телефонной трубкой в лапе восседал здоровенный амбал. Он был настолько большим, что не умещался в кресле. Узрев Ласситера, он глубоко вздохнул, повесил трубку, поднялся на ноги и с небрежным видом двинулся к дверям.
Ласситер не знал, что сказать, поскольку перечень хороших манер подобной ситуации не предусматривал. В результате первыми словами, которые он выпалил, были:
– Какого дьявола вам здесь надо?
Произнеся это, он увидел, что незваный гость телосложением напоминает матрас, которому давно следовало бы побриться.
– Извините, – с невеселой полуулыбкой негромко произнес амбал, поворачиваясь боком, чтобы протиснуться мимо Ласситера в дверь.
Все это он проделывал спокойно и неторопливо, почти вежливо.
– Подождите секунду, – произнес Ласситер, прикоснувшись к рукаву гиганта.
События приняли совсем иной оборот. Кегельный шар или нечто подобное ударил в лицо Джо. Именно в лицо целиком, а не в какую-то его часть. Перед глазами, словно рой светлячков, замелькали искры. Ласситер отшатнулся и ощутил во рту вкус крови. Он поднял руки, чтобы защититься от следующего удара, но этот весьма обнадеживающий прием не помог ему уклониться от лома, ударившего его в грудь. Один удар, второй… и дальше целая серия.
Теперь боль вспыхивала в разных частях тела, оголенные нервы цеплялись друг за друга, а дневной свет в комнате мерцал, как перегорающая электрическая лампа. Впрочем, нельзя было исключать, что лампа собиралась перегореть у Ласситера в голове. Затем на его шею упало нечто тяжелое и твердое, и перед носом оказались весьма дорогие на вид ботинки, один из которых скользнул назад, как будто намереваясь пробить по мячу. Ласситер видел ботинок с удивительной ясностью – шнурки, складки на коже, швы…
Внезапно послышался крик. Ласситер подумал, что кричит он сам, но, подняв глаза, увидел стоящую в дверном проеме горничную. Ее рот был широко открыт. Джо попытался что-то произнести, но ботинок, быстро изменив направление движения, врезался ему под ребра. Раздавшийся звук был похож на хруст хвороста или сухого бамбука. Горничная завопила вторично, хотя не исключено, что на этот раз заорал сам Джо. Все-таки нет, кричала она – в легких Джо не хватало воздуха. Он не только не мог издавать звуки, но и дышать. Казалось, атмосфера вокруг лишена кислорода, а сам он умирает от удушья.
Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Матрас удалился, а горничная бегала по коридору, визжа на самых высоких нотах. Она, наверное, спасла ему жизнь, и Ласситер знал, что ее следует поблагодарить, однако боль не располагала к вежливости. Он поднялся на ноги и побрел в ванную.
Каждый вздох казался ударом ножа, поэтому Ласситер дышал мелко и часто, прижимая ладони к раздробленным, как ему казалось, ребрам. Волоча ноги, он добрался до умывальника и, сам не зная почему, прежде всего повернул кран. Это, как ни странно, помогло. Помог шум воды. Оперевшись руками на туалетный столик, Джо склонился к зеркалу. То, что он увидел, выглядело не так уж и плохо. Физиономия была, конечно, разбита, но напоминала не обломки столкнувшихся поездов, а ударившийся бампером и слегка помявший крылья автомобиль. Нос и губы кровоточили. Ласситер провел языком по зубам, и один с удивительной легкостью выпал внутрь. Он сплюнул, и зуб отправился в канализацию. Набравшись мужества, Джо решительно поднял полу рубашки – на правом боку расплывалось большое красное пятно. Джо осторожно прикоснулся к гематоме кончиками пальцев и чуть не потерял сознание. Боль поднялась как волна и рассыпалась миллионами брызг во всех направлениях. Пришлось, поборов боль в челюсти, стиснуть зубы. «Потребуется рентген, – подумал Ласситер, – дантист и болеутоляющее. Но не в таком порядке».
И не в Неаполе.
Теперь – хотя, надо признать, с некоторым опозданием – он понял замысел делла Торре. Священник просто хотел задержать «журналиста», пока обыскивали номер в гостинице.
Раздался стук в дверь, и настойчивый мужской голос попросил открыть.
– Мистер Ласситер, с вами все в порядке?
– Да-да! – крикнул Ласситер, кривясь от боли. – Не беспокойтесь.
– Вы уверены, синьор? Полиция…
– Не беспокойтесь!
Человек, стоявший за дверью, удалился, бормоча что-то по-итальянски.
Минутой позже зазвонил телефон, и первый раз в жизни Ласситер обрадовался, что отводная трубка имеется в ванной комнате. Он поднял ее и шокировал управляющего, наотрез отказавшись обратиться в полицию и представить формальную жалобу.