Не знаю, как, но ты обязательно прикоснешься ко мне, сынок! Обязательно узнаешь, чем я занимался, чем был хорош и чем плох! Ничто не исчезает в небытии, даже самые черные и жадные создания во вселенной – черные дыры – не в силах убить память! Они не могут удержать обе рожденные квантовой флуктуацией частицы, и пусть одна теряется за горизонтом событий, но вторая улетает от вечной темницы, сохраняя информацию. Если уж беспощадная обжора не в состоянии убить память, то куда уж этим прохвостам из Бюро.
Ты обязательно станешь Человеком, обязательно мы встретимся, как бы безумно это не звучало!
А сейчас мне пора вслед за Огурцовым, Тумановым и прочими ребятами. Уйду с мыслями о тебе. Какой ты теперь, сынок? По-прежнему хохочешь, когда мама кусает тебя за ушки и щекочет под мышками? Я соскучился по твоим глазкам-бусинкам, по маме. Ей я тоже „писал“, надеюсь, она сумела пережить наше расставание и нашла себя заново.
Глава 85
Рассвет с трудом пробивался через окно. Бесцеремонный утренний холод змейкой проник под одежду и принялся старательно выбивать мелкую дрожь из сонного организма. Болела голова, распираемая давлением, – сердце уже разгоняло густую кровь, нагружая задубевшие стенки сосудов. Игорь сел на диване и помассировал виски. Не помогло. Тихо собрал вещи, открыл дверь, безразлично отметив, что та не заперта. Улица встретила промозглой сыростью и ветром. Стараясь не наступать в глубокие лужи, сжимая арбалетное ложе, человек направился к выходу из детсада.
Дорога, с которой он вчера свернул, в рассветном сумраке показалась более широкой. На противоположной стороне над входом в здание почты в предсмертных судорогах моргала лампа плафона, озаряя вспышками тушу сгоревшего броневика неподалеку.
Кремов подошел к почте. Он старался не наступать на осколки витрин, устилавшие тротуар, и внимательно осматривался по сторонам – сейчас одеревеневшие нейроны еще лениво реагировали на внешние сигналы, зато традиционные органы восприятия работали на полную катушку.
Две длинные лампы роняли тусклый свет на пятачок перед входом. Одна из них и выдавала агонизирующее мерцание, а вот вторая еще держалась, испуская сквозь пыльное стекло равномерное свечение. Глаза быстро утомились, но человек почему-то не уходил. «Странное место. Зачем здесь задерживаюсь? Наверняка еще встретятся „живые“ приборы, а я стою, дурак, как на ладони перед темным входом и пялюсь на мигающую лампу», – размышлял Игорь. В то же время он ощутил тепло и прилив уверенности, что напоминало действие Хижэ Клура, но без надоевшего хвойного привкуса и «залипания» мозгов. Почему-то происходила ощутимая подзарядка нервной системы.
Сквозь приятное оцепенение до слуха донесся звук, отдаленно напоминающий приглушенный скрип несмазанных дверных петель. Невозможно было определить, с какой стороны и на каком расстоянии находится источник. «Ну вот, достоялся, дурак. Говорил же себе, зачем тут задерживаться? Лучше бы… Да какая теперь разница?..» Игорь медленно обернулся, но никого не увидел. Тем не менее внутренний зуммер настойчиво сигнализировал о постороннем присутствии. Медленно глаза прощупывали периметр, двигаться Нерв не решался, силясь сохранить относительную незаметность. Он забивал голову отвлеченными мыслями, блокируя страх: «Есть полосатый камуфляж. А зачем ему полоски? Они зрительно разбивают целое на несвязанные лоскуты, поэтому неподвижный полосатый объект очень сложно разглядеть в зарослях. Но как только он начнет бежать (или катить?), полоски больше не могут маскировать. Вывод: неподвижное тело не привлекает к себе внимание хищника. Я подавляю эмоции, а следовательно, и выделение запахов и лишнего тепла. Я незаметен для глаз, носа, рецепторов нейросферы…»
Игорь инстинктивно настраивал себя на «невидимость», удивляясь попутно протекавшим процессам. Пришло ощущение бесплотности, будто сознание следило за улицей из бункера внутри черепа, а тело, получив приказ замереть, окаменело в одном положении. Это было чем-то почти мистическим, словно удалось заглянуть в зазеркалье.
Кремов четко «увидел», что пришелец, до того неумолимо подбиравшийся к нему, остановился где-то неподалеку и затаился. Это напоминало школьный эксперимент на уроках ненавистной физики, когда к намагниченной катушке притягивается булавка. Стоило оборвать подачу тока на катушку, и булавка останавливалась. Игорь, внезапно открывший новые способности, чувствовал себя той катушкой, а вот «булавка» не доползла чуть-чуть и теперь ждала возобновления «подачи тока». Что-то подсказывало: оно не уйдет ни в коем случае. Люмер? Сомнений практически не оставалось.
«Интересно, с какой скоростью несутся по его нервной системе импульсы? Быстрее, чем у меня? – размышлял Игорь. – Если выйти из нынешнего состояния резко, я получу какую-нибудь фору, успею прицелиться?»
Тем временем совсем рассвело. Все больше укреплялась уверенность в необходимости резкого выпада. Ждать помощи неоткуда, вечно оставаться в оцепенении нельзя, а эта патовая ситуация, скорее, на руку ждущей твари.
Мгновенно Игорь вышел из «убежища», подключив тело к мозгу. Сразу же ощутил близкую активность люмера, свой вспыхнувший страх. Адреналин зашкалил, обрубив нейронное зрение. Решимость сразиться в доли секунды поглотила существо полностью, вытеснив все остальное. Ноги бросили человека вперед! Совершив кувырок, он вскинул арбалет, одновременно пытаясь поймать взглядом движение… Никого. Он обернулся, приготовившись посмотреть в глаза коварной твари, но… снова никого…
Оно находилось рядом, внутренний «зуммер» надрывался, сообщая об этом. Снова повернувшись к почте, Игорь уперся в глаза, внимательно следившие за ним. Большие голубые глаза с вертикальным щелевым зрачком. Их обладатель, покрытый светлой шерстью, чем-то напоминал бесенка размером с курицу. «Лицо» гостя темно-коричневой маской выделялось на фоне тела, коричневые рожки непрерывно двигались, будто независимо от воли хозяина. Оно сидело на выступавшем фундаменте почты мохнатым комком и разглядывало человека. Затем спрыгнуло на четыре беспалые конечности, которые до того прятало в шерсти, и, приподняв длинный хвост, направилось к Игорю. И конечности, и хвост темнели тем же цветом, что рожки и маска, из-за чего казалось, будто к человеку неспешно приближается сатир в женских чулках.
Примерно в двух метрах оно остановилось и присело на заднюю часть, предлагая новому знакомому последовать своему примеру. Игорь опустился на землю, по-турецки подобрав ноги, осторожно вытащил из сумки последний кусочек сала, отрезал ножом полоску, положил ее на обрывок бумаги и, не сводя глаз с существа, протянул угощение. Бесенок с интересом, но не теряя достоинства приблизился, обнюхал блестящим носом подарок и снова присел, уже не утруждаясь возвращением на исходную позицию. Сало явно его не впечатлило. Тогда Игорь вынул пакетик молочного концентрата, тщательно до этого оберегаемый, и высыпал часть порошкообразного содержимого в крышечку фляги. Добавив воды и размешав «почти» молоко, человек предложил новое угощение. Возбужденно обнюхав крышечку, гость жадно приник к напитку, лакая языком и обнажая маленькие, острые, как рыболовные крючки, зубы…
Через час он спал на руках бредущего Игоря. «Ты не умеешь разговаривать, как же мне тебя звать?.. Любишь молоко, значит, будешь Милко».
Глава 86
Милко оказался притягательным животным. Несомненно, это кот, правда, не такой, как на большинстве картинок в книжках. Там под копирку печатали полосатых мурок, коих в обычной жизни встретить сложно. В основном жители Мегаполиса обзаводились уродами, выведенными искусственной селекцией. Какой-нибудь перс-экзот с вогнутой мордой и глазами-блюдцами уже мало напоминал классического котофея. Новые породы «Монсанье» создавала не для практических целей, а, как и все в мире Мегаполиса, мишуры ради: необычный цвет шерсти, глаз, причудливые формы и пропорции служили удовлетворению прихотей и статусу владельца. Игорь несколько раз видел кошек в богатых домах, например у родителей Ланы, и всегда ощущал, что те животные подбирались хозяевами «под интерьер», как маленькие собачки-доходяги – под сумочку или шляпку. Впрочем, частенько хозяева заказывали и срок жизни питомцев небольшой, до следующего обновления интерьера. Полная бутафория, неспособная выжить в естественных условиях.
Другое дело Милко. Сейчас он беззвучно семенил лапами по потрескавшемуся асфальту справа от человека – сильное уверенное животное. Да, пушистый пришелец охотно ласкался – терся о сапоги, мурлыкал, но ни на секунду не давал повода усомниться в собственной хищности и боевом опыте. От Кремова не укрылись острые, как бритва, зубы и когти, внимательный взгляд голубых раскосых глаз, мгновенные реакции на звуки и выверенные движения животного. Это совершенный организм с характеристиками, отвечающими всем вызовам вокруг, ничего лишнего и бесполезного – гипертрофированных конечностей или расцветки, к примеру.
А еще Игорь просто млел от токов, которые испускал Милко, это было отдельное свойство в спутнике Нерва. Кот будто проникал в душу пучком мягкого чистого свечения, наэлектризованного до уровня, когда разряды приятно покалывают, но не ранят. Своего рода психомассаж, вызывающий разбег мурашек по спине, или Хижэ Клур, потребляемый через возню с ним – разглаживание шерсти, прижимание к груди, заслушивание убаюкивающего урчания.
Совершенный организм и прямое восприятие реальности. Наверное, он не простит предательства, да и любая фальшь под его проницательным взглядом обнажится. Все просто и немного наивно. Игорь улыбнулся своим мыслям, продолжая брести с арбалетом наперевес.
С восходом солнца ему стало намного легче. Деревья, одетые в багровую листву, словно загорелись под косыми лучами. Теперь они не казались угрюмыми мокрыми великанами, и даже бледная трава приобрела живые краски. Попадавшиеся изредка останки военной техники фантастично смотрелись в этом освещении – будто призраки, восставшие из прошлого. Осень иногда дарит волшебные виды, которые вызывают светлую грусть, превращая любое место в сентиментальную пастораль.