ее, гордо вел «добычу» в союзный стан. Вот так, публично, мальчики обозначали свои чувства, не опускаясь до всяких «сюси-пуси» и прочих недостойных мужчины «слабостей». О да! Ради такого стоило подождать! А девочки? Ха-ха, те не слишком-то крепко держались за руки! А если любовный треугольник? Бывало и такое, тогда какие же душевные трагедии разворачивались под «красную звездочку, ударное звено…».
– Па-а-ап, отпусти меха, я хочу погулять по новой дороге! – попросила Ая, повиснув у Игоря на руке. – Он без тебя не даст!
– Обозначить границы готового полотна, – скомандовал Игорь.
Мех, не позабыв напомнить «о полной родительской ответственности», немедленно подъехал к дороге и лазерной указкой обозначил границу, до которой покрытие уже заполимеризовалось.
– Ура! – воскликнула Ая, принявшись выплясывать на новенькой дороге. – Знаешь, пап, я когда вырасту, попрошу меха пускать меня везде! А еще мороженое…
Что там дочь планировала насчет мороженого, Игорь не дослушал. Перед глазами поплыло, на лбу выступила противная испарина, застучало в висках. Он машинально схватился рукой за голову, одновременно пытаясь удержать равновесие. Казалось, секундный приступ подавлен, но в следующее мгновение Игорь понял, что лежит на спине, а над ним склонился мех. Все случилось слишком быстро, Ая только теперь обратила внимание на падение папы.
– Па-а-а-а-ап?! – звонко вскрикнула малышка.
– Все нормально, – каким-то чужим голосом отозвался он, приподнимая голову.
Предупредительный мех выставил манипуляторы, но Игорь решительно отверг помощь. «Только не выдавай!» – пронеслось в голове.
– Ничего страшного, просто поскользнулся, это не нужно фиксировать в журнале, – строго скомандовал он меху. Тот на удивление безропотно моргнул зеленой лампочкой – «исполнено».
Игорь перевел дух, опершись на одно колено. Он обнял испуганную дочку и погладил ее по голове. Внутри защемило. Пилюли, прописанные ДОТом, очевидно, уже не помогали!
Глава 121
Иваныч позвонил вечером, что было удивительным само по себе, и с едва различимым волнением в голосе пригласил Игоря в цех. Это наверняка знаменовало готовность «Борзого». Кремов поначалу отреагировал на звонок спокойно, даже буднично: «Хорошо, приеду. Когда удобно?» – но фраза Иваныча «не тяни» будто спустила какую-то внутреннюю пружину, заставив тысячи мурашек враз пробежаться по спине. Сердце забилось чаще, непроизвольная улыбка расползлась по лицу.
– Хорошие новости? – живо поинтересовалась Марина.
«Она давненько их не слышала», – подумалось Игорю. Любимая солнечная Маринка незаметно для себя и мужа изменилась, стала реже улыбаться, а если делала это, то с фатальной грустинкой, будто в долг у судьбы брала. Кремову иной раз хотелось все рассказать, во всем признаться, но последствия пугали до жути. И вот сейчас, когда она с блеском надежды в глазах справляется о новостях, что ответить: «Все прелестно, мне смастерили игрушку, и я рад»? Ее муж – исследователь, коммунист, выкладывавшийся на все сто во благо города, – рад бесполезной игрушке?
– Мотоцикл готов, – со смущенной гримасой произнес Игорь.
– Здорово! – обрадовалась Марина. – Я возлагаю на него большие надежды!
– Что так? – искренне удивился Кремов.
Она замерла на секунду, обдумывая ответ.
– Ты… заберешь меня в свою жизнь… – И, уткнувшись в грудь потрясенному Игорю, внезапно заплакала.
Женщины гораздо легче поддаются эмоциям, и если у них внутри клокочет кипящий котел, то женская улыбка в любой момент может смениться слезами, как штиль бурей по осени. Марина проникла гораздо глубже в ситуацию, чем предполагал Игорь. Она не надеялась на перепрофилирование, на лечебные свойства времени, на могущество дотоле безупречного ДОТа, она как кошка чувствовала шестым чувством необратимость изменений в муже. Марина все решила для себя – и только она знает, чего это стоило. Если вернуть прежнего Игоря невозможно, нужно стать такой же, как он, принять новую реальность без института, любимого отца, прежних друзей и самореализации. Тектонические подвижки в душе жены укрылись от Игоря, занятого отчаянной борьбой с идеальным миром Солнечного за старого себя.
– Какой же я дурак, – прошептал он, обняв Марину.
Кремов гладил ее по волосам, целовал в макушку.
– Мам, пап, а чего вы в темноте стоите? – спросила, выглянув из комнаты, озадаченная Ая. Дочка пытливо всматривалась в лица родителей, застигнутых на эмоциях, и пыталась понять смысл происходящего. – Назар уснул в гамачке перед телеком, – добавила она для порядку.
Игорь поднял на руки Аю и подмигнул Марине:
– Тебе понравится!
Глава 122
Мотор рычал на высоких оборотах, с легкостью разгоняя мотоцикл до ста восьмидесяти. Большего не позволяла дорога, струящаяся извилистой лентой. «Борзой» походил на мастер-модель – мощный, крепкий, «авторский», с массой второстепенных деталей, выполненных по обходной технологии – «на изоленте». «Супер-В», уступая реальному собрату по всем параметрам, напротив, оставался в памяти более законченным и выверенным изделием. Немудрено, ведь его строил целый завод, где человек сто корпели только над оптимальной формой подножек, а еще тысячи, разделившись на противоборствующие команды «маркетологов», «конструкторов» и «технологов», сходились не на жизнь, а на смерть в вопросах движка и ходовой. В горниле споров отшлифовывался до блеска продукт без явных недостатков и просчетов.
То ли дело «Борзой»! Брутальный тертый кочевник, знающий истинную цену гламурным цацкам. С кондовыми тумблерами от карьерных самосвалов, с фарой из снаряжения патрульного меха, с «общеиндустриальной» оснасткой топливной системы, окрашенный кисточками в четыре слоя нитры и в три слоя лака, – этот демонстрировал готовность к ядерной войне хоть сейчас. Однако стремительный силуэт подкупал совершенством линий, а грубость исполнения компенсировалась эстетикой чистой мощи. Для Игоря большое значение имело воплощение в «Борзом» личных задумок, дизайнерских фантазий. Иваныч мог, дай ему больше времени, довести полюбившееся изделие до иного уровня проработки и исполнения, но времени-то как раз и недоставало. «Борзой» нужен здесь и сейчас!
«А-а-ар-р-р-р-р!» – гаркнул мотор, выстреливая машину вперед. Великолепно! Живое железо, отдающее горячим маслом и бензином, свирепствовало, реагируя на открытие дросселя, будто доказывало хозяину свою профпригодность. Поворот, укладка до подножек, недовольство осаженного движка, четкое клацанье коробки и новая телепортация. Такое не может надоесть! За спиной, прижавшись к мужу, визжит от восторга Маринка. Да, детка, сейчас мы покажем тебе бросок леопарда! «А-ар-р-р-р!» – рычит «Борзой» и, не замечая веса седоков, складывает асфальт в гармошку. Переднее колесо упрямо лезет вверх, хорошо еще, что база позволяет с этим как-то бороться. А мощность не иссякает! Следующая передача – клац, – и новый сумасшедший импульс толкает машину, словно позади взорвались ракетные ускорители!
Иваныч говорил, что для «Борзого» «Эверест» выбрал итальянский двигатель «гуцци», даже модель назвал – «леманс», что ли. Информация о нем пришла с последней земной радиограммой, и свежее по моторам внутреннего сгорания ничего накопать не удалось. Несмотря на это, Анатольич сетовал на примитивность конструкции, несовершенство металлов и, поднатужившись, немного улучшил «леманса», «подсыпав» к первоначальному рецепту жидкостное охлаждение и высокую степень сжатия. Говорил, что можно и больше, ребис позволяет, но тогда пришлось бы приладить к мотоциклу не реактивные ускорители, а реактивные тормоза!
Примитивность конструкции, надо же! Оказывается, протоземляне прорву лет назад отстали в прогрессе от Солнечного, который лишь теперь выуживает из черной космической пропасти их трогательные бандерольки. Это словно старики родители шлют взрослому чаду домашние пирожки и компот, а тот шикует в ресторанах, запивая крабов шампанским. Но чадо сентиментально! «Эверест» аккуратно складировал пирожково-компотные подарки в инфомассивы, интересные только историкам. Те постфактум силились «спрогнозировать и доказать» тотальную победу коммунизма над капиталом в протоземном обществе, наверняка уже давно исчезнувшем. Впрочем, в состоявшейся когда-то неотвратимой победе коммунизма никто не сомневался и без историков. Игорь, например, на однажды заданный дочкой вопрос: «А прото-Земля была советской?» – не моргнув глазом ответил «да», справедливо рассудив, что здесь невозможно ошибиться.
Выходит, в утиль земные знания? Конечно! Политех Солнечного упразднил соответствующий предмет, промышленность вообще о них забыла, даже ДОТ, бережно сохраняющий традиции, сдался: ребис и эфирное электричество коренным образом изменили представления людей о технологиях. Держались только мастера с их ОПП, поставлявшие древние механизмы экспедиционным партиям. Но и мастерское время подходило к концу, так что мотоцикл Игоря – почти ископаемое, лебединая песня цеховых старичков, любимчик Иваныча, Анатольича и испробованный таки чадом домашний компот…
«Борзой» пожирает не только километры загородной дороги «в никуда», но и часы. Степь незаметно перекрашивается в оранжевые цвета от косых лучей вечернего солнца, городские высотки на востоке вспыхивают, как игрушечные, нужно возвращаться.
Марина и Игорь остановились на обочине, чтобы рассмотреть городской пейзаж.
Они сняли шлемы, и Маринка впилась в губы мужу.
– Потрясно, – прошептала она, отдышавшись. – Никого, слышишь, никого больше не катай на этой машине! Она творит страшные вещи с женщинами!
Игорь захохотал. Его милая сдержанная жена, оказывается, может ревновать! И как – на всякий случай! Конечно, он никого не будет катать на «Борзом», кроме нее.
Глава 123
Назар немного приболел и спал у мамы под боком, поэтому Ая не упускала возможности пополуношничать с папой. Обычно она дожидалась, пока утихнет брат и заснет мама, тихонько выбиралась из своей кроватки и босиком в пижаме шла к Игорю в соседнюю комнату. Папа и дочь, по-шпионски перешептываясь, но то и дело прыская со смеху, осторожно прокрадывались на кухню, где в шкафчике за банкой с чаем хранились фруктовые пресс-плитки. Раздобыв по одной (Ая всегда просила медово-абрикосовую, а Игорь довольствовался любой другой), они возвращались к родительской кровати, которую папа временно занимал в одиночку, и забирались под одеяло. Здесь, в безопасности, когда провал операции с недовольством мамы и конфискацией добычи уже не грозил, любители ночного риска съедали пресс-плитки.