– С тебя спросят за него, ты знаешь, – начал Казимиров, – спросит Марина, спросит Катя, когда вернется, спрошу я. Очередь будет только расти. Чижик вовлекает в свое гравитационное поле новых людей – мастеров, к примеру. Тебе все равно, ты спокойно пустишь себя на переплавку, но это неизбежно потопит и ДОТ! Это ты тоже знаешь, Нина. Даже маленькая ложь рано или поздно прорастет в душах большим разочарованием. Загнав мальчика в угол, мы распишемся в собственном бессилии, в косности системы, в черствости ДОТа. Все пре вратится в формальность. Наш город, да и коммунизм вообще, строится на безоговорочном доверии. А что с ним станется после предательства в отношении вчерашнего доминантного гражданина? Что?! Как ни крути, выходит следующее: идея не настолько хороша, если даже самый горячий ее апологет вдруг мутирует в чужака. И не в том ли причина его мутации, что система – бесчеловечна? Не оттого ли растет Скала? Чижик открыл мне кое-что своим примером. Мы концентрируемся на выращивании смены, которой запрещено сомневаться в непогрешимости ДОТа, вместо того чтобы устранять сомнения.
Губы Волковой задрожали.
– Ты… Ты… Говоришь недопустимые вещи… Тебе легко! Не на тебе судьба Солнечного! Ты не понимаешь риска!
Казимиров продолжил:
– А если ничего больше не осталось, кроме как рисковать? Может, Чижик – наш последний шанс? В нем ответ на все вопросы, понимаешь? Он видел изнанку города, он видел общество с другой стороны, но сохранил свою ДНК! Может, он единственный источник вакцины, а мы готовы дать ему схлопнуться! Еще и руки потираем: пусть «уйдет естественным образом»!
– Он собирается на Скалу! – воскликнула Нина Алексеевна. – Я не говорила тебе этого, чтоб не расстраивать!
– Так вот в чем план, – хмуро отозвался Казимиров, – выпихнуть проблему вон. Ничего не выйдет. Он туда не насовсем, я уверен.
Волкова благоразумно поспешила ретироваться в кресло, но, шагая, она каждой клеткой ощущала прожигающий взгляд Казимирова, вдруг раскусившего предстоящую подлость ДОТа.
– Насовсем, – запоздало, но твердо возразила Нина Алексеевна, уставившись в окно.
Казимиров поднялся и, не прощаясь, направился к выходу. У самой двери он обернулся:
– Ты же знаешь, зачем он едет на Скалу, Нина. Неужели мы не в состоянии выделить ему хотя бы этого чуток? Дадим через высший исполком ДОТа задание на «Синтез», они же справятся!
Волкова хранила молчание.
– Чижик – последний настоящий, а вовсе не чужак. Он тот, кем были мы раньше.
Казимиров подождал еще секунду, затем развернулся и решительно распахнул дверь.
Глава 125
Наступило утро, которого Игорь, с одной стороны, очень ждал, а с другой – боялся. Накануне пришлось пережить несколько неприятных моментов. Первый сюрприз со знаком минус поджидал в сортировочной конторе: выяснилось, что бензин свободно отпускать перестали. Сидевший за окошком старичок с колючим взглядом из-под очков на просьбы войти в положение отшил, сославшись на дефицит углеводородного топлива. Оно уходило гидростроевцам почти полностью, это Игорь знал, но чтоб так, без предупреждения и бесцеремонно, гражданину давали от ворот поворот без шанса на помощь – он видел впервые. Выяснилось, правда, что для нужд технических энтузиастов ДОТ резервировал определенное количество бензина, однако свой лимит Кремов уже исчерпал.
– Почему ж вы не предупредили меня об этом, когда я заправлялся?! – воскликнул он, обращаясь к старичку.
– Вы не спрашивали. Тем более пайка солидная, спалить сложно. Я сам удивлен, как вам это удалось так быстро. Никто больше не жаловался, – схоластически парировал тот и добавил: – Или вы считаете, что для забав топливо из ребиса десятого уровня гнать нужно?
Поразительно, как в системе Солнечного могла сохраниться такая эталонная амбарная мышь, жадная, неприветливая и даже как будто злорадствующая. Кольнуло отношение к мотоциклу – «забава», на которую даже топлива жаль, – а Игорь, выходило, просто тунеядец, напрягающий общество из личных прихотей. Хотя формально он тунеядец и есть.
С талонами помог Иваныч, которому Кремов десять раз вслух и сотню раз внутренне сказал спасибо.
Вторым сюрпризом решила сделаться погода. Вечером поднялся сильный ветер, небо заволокло тучами, пошел мокрый снег. Ночью творилось нечто невообразимое. Тени от деревьев испуганно шарахались по потолку, словно за окном великаны раскачивали их стволы, силясь вырвать с корнем, снежная крупа бисером сыпала на стекла, иногда напоминая кошку, скребущуюся домой. Марина спала, обняв Назара: она всегда в такую погоду забирала детей в их с Игорем большую кровать. Ая пригрелась у папы под боком, а тот все раздумывал над предстоящей поездкой. Наконец, постаравшись никого не разбудить, он выбрался из кровати, прокрался в прихожую и, щурясь от вспыхнувшего в темноте дисплея ЭВУ, набрал на клавиатуре распоряжения по одежде на завтра. Затем так же тихо Игорь вернулся обратно и, поцеловав спящую дочку, закрыл глаза.
В шесть пятьдесят пять у порога показался мех с увесистым свертком. Игорь принял груз вместе с каким-то конвертом без обратного адреса. Уточнять ничего не хотелось, наверняка это была просто инструкция к спецодежде, которую Кремов прекрасно знал наизусть. Мех выждал несколько секунд, мигнул зеленой лампочкой, развернулся и покатил к лестнице.
Ая скакала в своей комнате на одной ножке под недовольные замечания мамы, пытавшейся снарядить непоседу в детский сад. Марина в последнее время не работала, ссылаясь на необходимость самой воспитывать Назара. Это очень беспокоило Игоря, понимавшего истинные причины ее затворничества. В то же время жена, посвятившая себя дому, дарила ощущение уюта и надежности. Лишь бы общество не осудило вконец. Скоро за дочкой должна зайти Полина со своим сыном и по совместительству Аиным другом – Колясиком.
На этаже под рандеву в пищевик загружали свежие продукты. Приветливые ребята в белых санитарных спецовках выдали Игорю прямо в руки тепленькие «два к одному» с колбасой и сыром. Чаю тоже налили в термос не из автомата, а из сервисной машины. Игорь набрал бутербродов побольше, наверняка Полина не откажется от парочки в дорогу. А вот и она с детьми спешит на аэродугу, ветер-то растерял ночной задор, можно прыгнуть!
– Здорово, папаша! – поприветствовала соседка в излюбленной манере. – Ты чего Маринку взаперти держишь?
– Прекрасно выглядишь, дорогая! – Проигнорировав вопрос, Игорь с трудом заставил себя улыбнуться. – Вот, держи, с пылу с жару.
Настроение испортилось.
– Пап, – воскликнула Ая, – у меня что-то есть для тебя!
Дочь протянула сложную конструкцию из бумаги: на склеенном пополам листе виднелись облака, цифры, надпись «ПАПЕ», травяные заросли и червяк с крыльями; этот рисунок через тонкий раскрашенный отрезок соединялся с другим листом бумаги, тоже раскрашенным.
– Что это, доча? – поинтересовался Игорь.
– Это мидокоциальный компьютер, пап! Понимаешь, я смотрела вчера «В мире животных» – и там сказали, что в некоторых лесах водятся кобры и они могут укусить! От укуса кобры человек погибает! Я придумала устройство: направляешь его на лес и оно показывает всех змей, которые притаились! Отдаю его тебе, чтоб ты был в безопасности.
– А что значит «мидокоциальный»? Ты в садике это слово услышала?
– Нет, пап, я сама его придумала! Ведь если я придумала устройство, то и название для него тоже должна придумать же? – резонно заявила Ая.
Убедившись, что дуга еще не причалила, Игорь присел на корточки и внимательно посмотрел дочери в глаза. Она удовлетворенно засмущалась, узнав характерный взгляд папы. Такой выдавал восхищение.
– Вот кнопки, – с улыбкой добавила малышка, указывая на приклеенные к «компьютеру» разноцветные кружочки.
Может, папе удалось бы еще многое узнать о прекрасном изобретении, но Полина предупредила о приближении дуги.
– Пап, мы еще обязательно встретимся! – зачем-то сказала Ая.
Игорь поцеловал ее в щеку, потрепал Колясика по голове и быстро зашагал домой.
Через полчаса, прихватив сверток, он уже готовился выскочить на улицу.
– Игорь, что за конверт лежит в прихожей? – успела спросить Марина. Она знала, что муж собирается надолго по важному делу, возможно, с ночевкой. Уточнять она ничего не пыталась: если Игорь не сказал сам, значит, так надо.
– Не знаю, Маруся, но что-то подсказывает, что там ничего важного, наверняка спам, – машинально ответил он, пыхтя над шнуровкой, – можно выбросить.
Марина посмотрела на мужа удивленно. С каких пор письма выбрасывали, не читая? И что такое спам?
Глава 126
«Борзой» разочарованно порыкивал мотором, дробя разгон пробуксовкой заднего колеса. Асфальт под снежно-водяной кашей давал плохой держак, снегоуборочная техника сюда еще не дошла. То ли дело экспериментальное подогреваемое полимерное покрытие! Там, где покрышки находили его, мотоцикл уверенно писал траектории. Жаль, за «Текстилями» эта сказка закончилась.
К промзоне полотно очистилось. Наверное, трубы НПО «Синтез» невидимыми выбросами растапливали снежинки в воздухе. «Борзой» заворчал кубатурной двойкой с удовлетворенностью собаки, спущенной с поводка. Теперь ехать проще. Безлюдные улицы, немногочисленные грузовики, совсем редкие электробусы без пассажиров. Машины катят в автоматическом режиме, отрабатывая программы. Игорь бросил взгляд на приборку, часы показывали 10:44. Наверняка где-то выруливает из автоколонны старик шофер на своем дилижансе.
Вот у границы города показалась сереющая пустыми платформами автостанция, автобуса не видать! Неужели поехал к Скале? Почему-то в это не верилось.
Формально вход на Скалу считался свободным. Она задумывалась ДОТом как место, где можно побыть в одиночестве, «перезарядить батарейки», издалека убедиться в добродетелях Солнечного и с новыми силами возвратиться в общество, к труду. Да и называлась не Скалой, как сейчас, а Рощей.
Первыми посетителями стали художники и писатели, в том числе прославленные – Валентин Петровский и Глеб Котов. В рощинской тиши им неплохо работалось. В округе ненадолго поселялись и другие граждане. В их среде нельзя было выделить каких-то обособленных групп по интересам, в основном люди отдыхали после «рывков». Рывком считалось крайнее напряжение труженика, направленное на достижение рекордной цели либо даже подвиг, обусловленный крайней необходимостью. Рекордсменов величали стахановцами, а героев не называли никак по-особенному и просто уважали. Считалось, что героизм – норма для советского человека, а спасовать в трудной ситуации может лишь тот, в чьем воспитании допущены критические пробелы. Так что если и случались позорные случаи, то за них по всей строгости отвечал ДОТ.