Нервы – по-прежнему наедине со своим сакральным знанием, обреченные бессильно наблюдать очередное сползание общества к упадку и разложению. Именно поэтому Катя и Евгений Митрофанович до сих пор не пришли на помощь Игорю: ДОТ стремится законсервировать Солнечный в апогее расцвета, не допуская мысли о тупиковости своей стратегии. Согласно ей, Игорь лишь обостряет противоречия, должен быть ликвидирован, и никому, даже авторитетнейшему Казимирову, не позволено этому мешать.
Игорь прекрасно все осознавал, но теперь не боялся. На Скале он неожиданно рассмотрел захватывающую перспективу, ту самую даль в чарующей дымке, от которой учащенно бьется сердце, а за спиной вырастают крылья. Он наконец постиг, как синтезировать средство, избавляющее общество от исторической амнезии. Без Ложа, без сказочных таблеток и вакцин. Этому служил его вдохновенный самоотверженный труд, и, невзирая ни на что, Нерв шел к цели.
Глава 144
К счастью, умница Май прогрессировал феноменально. Его не пришлось долго убеждать в неизбежности схватки, в угрозе самого кровавого варианта развития событий. Он принял это безоговорочно, аристократически смиренно. Сила Жукова гравитацией притягивала людей. Людей хорошего качества. Вокруг него Игорь сшивал маевцев в команду-мечту легко, споро, лишь изредка разглаживая досадные складочки да обрезая торчащие напоказ нитки противоречий.
Май не боялся оппонировать Дриму на общих собраниях в «Медузе», чем приводил того в плохо маскируемое бешенство. Жуков последовательно отстаивал идеи рационального использования топлива, равенства всех при распределении продуктов и открытости дримовцев перед остальными скальными сидельцами.
Дрим уверенно возражал, что никаких остальных быть не должно и почти все на Скале из одного теста, а он и так открыт перед единомышленниками. Если же Май считает иначе, то ему стоит задуматься не о нафантазированной закрытости Дрима, а о своей идейной позиции, отношении к настоящей «Альтернативе» и присмотреться к окружению, в котором, очевидно, затесалась парочка лиц, нашептывающих чепуху. Пока Май прислушивается к ним, «нормальные» «альтернативщики» не смогут полностью ему доверять.
Несмотря на старания Дрима, довольно быстро к маевцам присоединились Валентиныч с молодыми последователями и несколько зрелых «альтернативщиков» прежних волн. Нерв сразу включил их в свое ментальное поле и принялся приторачивать к ядру команды. Похоже, старики увидели свет в конце тоннеля: как и Валентиныч, они прежде боялись вернуться в Солнечный и встретить там свои жизни, прожитые кем-то другим, но теперь судьба подарила им второй шанс. Они не спасуют, они помогут маевцам в тяжелом деле реанимации города! Вновь прибывшая молодежь немного беспокоила, парочка парней колебались и трусили, с ними предстояло повозиться.
Игорь на собраниях никогда не вылезал на переднюю линию в споре сторон, но, надвинув капюшон посильнее, старательно вглядывался из-за Яшкиного плеча в лица присутствующих, читал их эмоции, впитывал чувства.
Кроме проблемных новичков лишь ветреная Джина иногда металась между Маем и всем тем, что олицетворял Дрим, – удовольствиями, ночной жизнью, обаянием животной силы. Игорь здорово не переживал, Лапкоплав свою девушку всегда приземлял куда надо.
Противник и «болото» волновали Нерва куда больше.
«Болотом» Игорь про себя окрестил неопределившихся. За этих людей стоило бы повоевать, если бы не их качество. Дрим давно пожал самый первосортный урожай с лучших угодий, и только «пади» еще шелестели редкими колосьями посреди сорняков – с таких толку немного, зато сил отнимут прорву: барды-лодыри, паства жижи и травы, игроманы, опустившиеся девушки да неприкаянные вроде Гришки интересовали Дрима мало – сыскать среди них крепких сторонников трудная задача. По этой причине не питал особых иллюзий в отношении «болота» и Кремов.
Противник обескураживал непроницаемой монолитностью рядов. Игорь всякий раз чувствовал какую-то могучую идею, спекающую дримовцев в единое целое, и всякий раз невольно поражался этому. Что это за идея? Чем так удерживает своих апологетов? Какое универсальное знание позволяет им не сомневаться в правильности выбранного пути? Ну не создание же и впрямь независимой республики на Скале?!
Одно несомненно: они искренне верили в свое превосходство. Ни разу в споре с Маем никто из дримовцев не дал слабины – не скользнул неуверенным взглядом, не задал своему лидеру неудобного вопроса, не посетовал о расколе с недавними друзьями. Дримовцы организованно оборонялись, также организованно, не скатываясь в навал, атаковали. Особенно импонировал Игорю парень по кличке Молчун, про таких с уважением говорят: «Если друг – так друг, если враг – так враг!» Невысокий, коренастый, с квадратным подбородком и аскетической стрижкой «под горшок», он в ментальном плане являлся близнецом Яшки, только служил противоположной стороне. Сообразно прозвищу, Молчун держался в тени и единственным из присутствующих никогда не выступал с самостоятельными репликами.
Хотя Молчун даже в кругу «альтернативщиков» считался самым упертым ортодоксом-дримовцем, сила его заключалась прежде всего в позитивной убежденности, а не в слепой ненависти к инакомыслящим. Похоже, он настолько верил в таинственную идею, что воспринимал их несущественным фоном, мелочью, недостойной проявления гнева. Могло показаться, что ненависть самого Дрима раздражала Молчуна, но Нерву никогда не удавалось достоверно убедиться в этом из-за скрытности последнего. Для себя Игорь решил остерегаться Молчуна сильнее прочих.
При всей горячности дебатов Кремов замечал, что градус накала никогда не достигал критических пиков, а в происходящем проглядывала какая-то фальшь. Нерв чувствовал, что так нужно Дриму, над тем довлеет какой-то замысел, пока не позволяющий ненависти прорваться открыто. Все это очень беспокоило.
Глава 145
Беспокоило и другое. В то время как Дрим отстраивал централизованную крепость, маевцы оставались рассеянными по поселку. Жуковы, например, проживали в одном из деревянных коттеджей «гнезда литераторов», по соседству, в таких же домиках, обитали и остальные сектанты. «Гнездо литераторов» лежало у самого подножия скалы в стратегически невыгодной глуши, оттуда до дома Валентиныча, котельной или складов было нелегко добраться. Конечно, писателям, проживавшим здесь ранее, уединенность «гнезда» играла на руку – пиши не хочу, но маевцам она лишь мешала.
Умница Май правильно оценил риски и развил кипучую деятельность: его сторонники занялись восстановлением административного корпуса ЖЭКа, куда решено было переехать всем коллективом. К корпусу примыкали капитальные гаражи, образующие закрытый внутренний двор. Эта крепость располагалась на окраине поселка, недалеко от дороги, ведущей к перешейку и стене. Теперь стало полегче психологически.
Верхние окна наглухо заколотили массивными досками, а поверх досок наслоили металлических листов, на первом этаже соорудили оконные ставни такой же конструкции. Крышу, окна, двери и даже стены пролили противопожарным составом за авторством Мая. Жуков справедливо рассудил, что первейшей опасностью при нападении дримовцев станет огонь.
Эльф с Ротором откопали в подвальном помещении заброшенный промышленный пищевик и занялись его частичным восстановлением. Они рассчитывали запустить холодильники и ТЭНы для кипячения воды.
Требовалось собрать из подручных средств мобильный электрогенератор, поэтому Игорь и Май решили наведаться к старой «будке свободы», чтобы раздобыть каких-нибудь полезных железяк с останков «Борзого». На целый двигатель после многих недель в объятьях митингующих рассчитывать, конечно, не приходилось, а Лапкоплав вообще заявил, что считает затею пустой: дримовские дикари наверняка спалили мотоцикл ради креатива.
Накануне Май захватил из котельной банку легкого топлива, а Игорь навестил Валентиныча.
Дядька со своими ребятами и девчонками еще сидели на чемоданах, но его дом уже казался брошенным: никто не убирался, в комнатах валялось пыльное барахло, даже знаменитый обогреватель исчез – его загодя демонтировали, чтобы перенести на новое место жительства. Валентиныч в приподнятом настроении сновал туда-сюда, помогая молодежи завершить сборы.
Игорь прошел на второй этаж. Сюда едва доносились отзвуки суеты снизу, запустение еще сильнее бросалось в глаза: костлявые этажерки без книг, тряпье, осколки посуды, рассыпанные окурки.
На всю коридорную стену, озаряемая закатными лучами, протянулась фантастическая можжевеловая пустошь. Славянин, похоже, писал на закате – до того чарующе именно сейчас сияли звезды в смолистой черноте космоса, голубел недостижимо далекий горизонт и звенела неподвижность можжевельника.
Внезапно навалился страх, как если бы Кремов свалился за борт в океан и, вынырнув на поверхность, наблюдал издевательски медленно удаляющийся пароход, с которого никто уже не заметит несчастного. Вокруг гнетущее спокойствие, идеальный штиль, шум винтов все слабее, а под ногами бездна.
Вспомнились любимые Марина, Ая и Назарчик, садануло предчувствие, что он никогда их больше не увидит. В груди, словно отыгрываясь за аномально долгий перерыв, почти набатом застучал метроном, вновь запустился зловещий маховик. В этот раз – без шансов, Игорь даже не пытался увильнуть. В глазах потемнело, он едва успел выбросить руку к стене, но, вместо того чтобы коснуться опоры, ладонь рассекла воздух и Нерв повалился в можжевеловую пустошь.
Глава 146
Полевая почта СССР, чрезвычайная экспедиция, скв, № 36/18, координаты местоположения в штемпеле, начало февраля. Из не врученных адресатам писем.
«Привет, любимый друг! Я чувствую, ты не прочтешь этого, и на всякий случай прошу у Марины Владимировны прощения за свою безнадежную и неопасную для нее откровенность! ДОТ перекрыл радиоканал с тобой, я не могу связаться через мехов, на Казимирова тоже давят. Старик рвет и мечет, однако понимает, что напролом здесь нельзя, и надеется на лучшее.