Видели бы меня сейчас в «Бостон мэгазин»!
В прошлом месяце, к изумлению и некоторой растерянности Лэнгдона, журнал «Бостон мэгазин» включил его в список десяти самых «интригующих» людей города — сомнительная честь, поскольку это стало предметом постоянных насмешек со стороны коллег по Гарварду. И вот сейчас в трех тысячах миль от дома оказанная ему журналом честь обернулась кошмаром, преследовавшим его даже на лекции в Парижском университете.
— Дамы и господа, — объявила ведущая на весь битком набитый зал под названием «Павильон дофина», — наш сегодняшний гость не нуждается в представлении. Он — автор множества книг, в их числе: «Символика тайных сект», «Искусство интеллектуалов: утраченный язык идеограмм». И если я скажу, что именно из-под его пера вышла «Религиозная иконология», то не открою вам большой тайны. Для многих из вас его книги стали учебниками.
Студенты энергично закивали в знак согласия.
— И вот сегодня я хотела представить его вам, очертив столь впечатляющий curriculum vitae[4] этого человека. Но… — тут она игриво покосилась на сидевшего за столом президиума Лэнгдона, — один из наших студентов только что предоставил мне еще более, если так можно выразиться, интригующее вступление.
И она показала номер бостонского журнала.
Лэнгдона передернуло. Где, черт побери, она это раздобыла?
Ведущая начала зачитывать отрывки совершенно идиотской статьи, а Лэнгдон все глубже и глубже вжимался в кресло. Тридцать секунд спустя аудитория уже вовсю хихикала, а дамочка никак не унималась.
— «Отказ мистера Лэнгдона рассказать средствам массовой информации о своей необычной роли в прошлогоднем совещании в Ватикане определенно помог ему набрать очки в борьбе за вхождение в первую десятку „интриганов“». — Тут она умолкла и обратилась к аудитории: — Хотите послушать еще?
Ответом были дружные аплодисменты.
Нет, кто-то должен ее остановить, подумал Лэнгдон. А она зачитывала новый отрывок:
— «Хотя профессора Лэнгдона в отличие от некоторых наших молодых претендентов нельзя считать таким уж сногсшибательным красавчиком, в свои сорок с хвостиком он в полной мере наделен шармом ученого. И его очарование лишь подчеркивает низкий баритон, который, по мнению студенток, действует „прямо как шоколад на уши“».
Зал так и грохнул от смеха.
Лэнгдон выдавил робкую улыбочку. Он знал, что последует дальше — пассаж на тему «Гаррисон Форд в твиде от Гарриса». И поскольку сегодня он опрометчиво вырядился в твидовый пиджак от Гарриса и водолазку от Бербери, то решил срочно предпринять какие-то меры.
— Благодарю вас, Моник, — сказал Лэнгдон, поднялся и сошел с подиума. — В этом бостонском журнале определенно работают люди, наделенные даром художественного слова. Им бы романы писать. — Он вздохнул и оглядел аудиторию. — И если я только узнаю, кто приволок сюда этот журнал, потребую вышвырнуть мерзавца вон.
Все снова дружно расхохотались.
— Что ж, друзья мои, как всем известно, я пришел сегодня к вам поговорить о власти символов…
Звонок телефона прервал размышления Лэнгдона.
Он обреченно вздохнул и снял трубку:
— Да?
Как и ожидалось, это снова был портье.
— Мистер Лэнгдон, еще раз прошу прощения за беспокойство. Но я звоню сообщить вам, что гость уже на пути к вашей комнате. Вот я и подумал, может, лучше предупредить вас.
Лэнгдон проснулся окончательно.
— Так вы направили его ко мне в номер?
— Прошу прощения, месье, но человек такого ранга… Просто подумал, что не вправе останавливать его.
— Да кто он такой наконец?
Но портье уже повесил трубку.
И почти тотчас же раздался громкий стук в дверь.
Лэнгдон нехотя поднялся с кровати, босые ступни утонули в толстом пушистом ковре. Он накинул халат и направился к двери.
— Кто там?
— Мистер Лэнгдон? Мне необходимо переговорить с вами. — По-английски мужчина говорил с акцентом, голос звучал резко и властно. — Я лейтенант Жером Колле. Из Центрального управления судебной полиции.
Лэнгдон замер. Центральное управление судебной полиции, или сокращенно ЦУСП? Он знал, что эта организация во Франции примерно то же, что в США ФБР.
Не снимая цепочку, он приотворил дверь на несколько дюймов. На него смотрело худое лицо с невыразительными, как бы стертыми чертами. Да и сам мужчина в синей форме был невероятно худ.
— Я могу войти? — спросил Колле.
Лэнгдон колебался, ощущая на себе пристальный изучающий взгляд лейтенанта.
— А в чем, собственно, дело?
— Моему капитану требуется ваша помощь. Экспертиза в одном частном деле.
— Прямо сейчас? — удивился Лэнгдон. — Но ведь уже за полночь перевалило.
— Сегодня вечером вы должны были встретиться с куратором Лувра, я правильно информирован?
У Лэнгдона возникло тревожное предчувствие. Действительно, он и достопочтенный Жак Соньер договаривались встретиться после лекции и поболтать за выпивкой, однако куратор так и не объявился.
— Да. Но откуда вы знаете?
— Нашли вашу фамилию у него в настольном календаре.
— Надеюсь, с ним все в порядке?
Агент вздохнул и сунул в щель снимок, сделанный «Полароидом».
Увидев фотографию, Лэнгдон похолодел.
— Снимок сделан меньше часа назад. В стенах Лувра.
Лэнгдон не сводил глаз с леденящей душу картины, и его отвращение и возмущение выразились в сердитом возгласе:
— Но кто мог сделать такое?!
— Это мы и хотим выяснить. И надеемся, вы поможете нам, учитывая ваши знания в области религиозной символики и намерение встретиться с Соньером.
Лэнгдон не отрывал глаз от снимка, и на смену возмущению пришел страх. Зрелище отвратительное, но дело тут не только в этом. У него возникло тревожное ощущение déjà vu.[5] Чуть больше года назад Лэнгдон получил снимок трупа и аналогичную просьбу о помощи. А еще через двадцать четыре часа едва не расстался с жизнью, и случилось это в Ватикане. Нет, этот снимок совсем другой, но, однако же, явное сходство в сценарии имело место.
Агент взглянул на часы:
— Мой капитан ждет, сэр.
Но Лэнгдон его не слышал. Глаза по-прежнему были устремлены на снимок.
— Вот этот символ здесь, и потом то, что тело так странно…
— Он отравлен? — предположил агент.
Лэнгдон кивнул, вздрогнул и поднял на него взгляд:
— Просто представить не могу, кто мог сотворить такое…
Агент помрачнел.
— Вы не поняли, мистер Лэнгдон. То, что вы видите на снимке… — Тут он запнулся. — Короче, месье Соньер это сам с собой сделал.
Глава 2
Примерно в миле от отеля «Ритц» альбинос по имени Сайлас, прихрамывая, прошел в ворота перед роскошным особняком красного кирпича на рю Лабрюйер. Подвязка с шипами, сплетенная из человеческих волос, которую он носил на бедре, больно впивалась в кожу, однако душа его пела от радости. Еще бы, он славно послужил Господу.
Боль, она только на пользу.
Он вошел в особняк, обежал красными глазками вестибюль. А затем начал тихо подниматься по лестнице, стараясь не разбудить своих спящих товарищей. Дверь в его спальню была открыта, замки здесь запрещались. Он вошел и притворил за собой дверь.
Обстановка в комнате была спартанская — голый дощатый пол, простенький сосновый комод, в углу полотняный матрас, служивший постелью. Здесь Сайлас был всего лишь гостем, однако и дома, в Нью-Йорке, у него была примерно такая же келья.
Господь подарил мне кров и цель в жизни.
По крайней мере сегодня Сайлас чувствовал, что начал оплачивать долги. Поспешно подошел к комоду, выдвинул нижний ящик, нашел там мобильник и набрал номер.
— Да? — прозвучал мужской голос.
— Учитель, я вернулся.
— Говори! — повелительно произнес собеседник.
— Со всеми четырьмя покончено. С тремя sénéchaux… и самим Великим мастером.
В трубке повисла пауза, словно собеседник возносил Богу краткую молитву.
— В таком случае, полагаю, ты раздобыл информацию?
— Все четверо сознались. Независимо один от другого.
— И ты им поверил?
— Говорили одно и то же. Вряд ли это совпадение.
Собеседник возбужденно выдохнул в трубку:
— Отлично! Я боялся, что здесь возобладает присущая братству тяга к секретности.
— Ну, перспектива смерти — сильная мотивация.
— Итак, мой ученик, скажи наконец то, что я так хотел знать.
Сайлас понимал: информация, полученная им от жертв, произведет впечатление разорвавшейся бомбы.
— Учитель, все четверо подтвердили существование clef de voûte… легендарного краеугольного камня.
Он отчетливо слышал, как человек на том конце линии затаил дыхание, почувствовал возбуждение, овладевшее Учителем.
— Краеугольный камень. Именно то, что мы предполагали.
Согласно легенде, братство создало карту clef de voûte, или краеугольного камня. Она представляла собой каменную пластину с выгравированными на ней знаками, описывавшими, где хранится величайший секрет братства… Эта информация обладала такой взрывной силой, что защита ее стала смыслом существования самого братства.
— Ну а теперь, когда камень у нас, — сказал Учитель, — остался всего лишь один, последний шаг.
— Мы еще ближе, чем вы думаете. Краеугольный камень здесь, в Париже.
— В Париже? Невероятно! Даже как-то слишком просто.
Сайлас пересказал ему события минувшего вечера. Поведал о том, как каждая из четырех жертв за секунды до смерти пыталась выкупить свою нечестивую жизнь, выдав все секреты братства. И каждый говорил Сайласу одно и то же: что краеугольный камень весьма хитроумно запрятан в укромном месте, в одной из древнейших церквей Парижа — Эглиз де Сен-Сюльпис.
— В стенах дома Господня! — воскликнул Учитель. — Да как они только посмели насмехаться над нами?!
— Они занимаются этим вот уже несколько веков.
Учитель умолк, словно желая насладиться моментом торжества. А потом сказал: