| With the confident tone of a man of enormous influence, the Teacher explained what was to be done. | И тогда уверенным тоном человека, обладающего огромной властью и влиянием, Учитель объяснил ему, как это надо сделать. |
| **** | **** |
| When Silas hung up the phone, his skin tingled with anticipation. | Сайлас повесил трубку и почувствовал, как кожу начало покалывать от возбуждения. |
| One hour, he told himself, grateful that the Teacher had given him time to carry out the necessary penance before entering a house of God. I must purge my soul of today's sins. The sins committed today had been holy in purpose. Acts of war against the enemies of God had been committed for centuries. Forgiveness was assured. | Один час, напомнил он себе, благодарный Учителю за то, что тот дал ему возможность наложить на себя епитимью перед тем, как войти в обитель Господа. Я должен очистить душу от совершенных сегодня грехов. Впрочем, сегодняшние его грехи были совершены с благой целью. Войны против врагов Господа продолжались веками. Прощение было обеспечено. |
| Even so, Silas knew, absolution required sacrifice.Pulling his shades, he stripped naked and knelt in the center of his room. Looking down, he examined the spiked cilice belt clamped around his thigh. All true followers of The Way wore this device—a leather strap, studded with sharp metal barbs that cut into the flesh as a perpetual reminder of Christ's suffering. The pain caused by the device also helped counteract the desires of the flesh. | Но несмотря на это, Сайлас знал: отпущение грехов требует жертв.Он задернул шторы, разделся донага и преклонил колени в центре комнаты. Потом опустил глаза и взглянул на подвязку с шипами, охватывающую бедро. Все истинные последователи "Пути" носили такие подвязки — ремешок, утыканный заостренными металлическими шипами, которые врезались в плоть при каждом движении и напоминали о страданиях Иисуса. Боль помогала также сдерживать плотские порывы. |
| Although Silas already had worn his cilice today longer than the requisite two hours, he knew today was no ordinary day. Grasping the buckle, he cinched it one notch tighter, wincing as the barbs dug deeper into his flesh. Exhaling slowly, he savored the cleansing ritual of his pain. | Хотя сегодня Сайлас носил свой ремешок дольше положенных двух часов, он понимал: этот день необычный. И вот он ухватывался за пряжку и туже затянул ремешок, морщась от боли, когда шипы еще глубже впились в плоть. Закрыл глаза и стал упиваться этой болью, несущей очищение. |
| Pain is good, Silas whispered, repeating the sacred mantra of Father Josemaria Escriva—the Teacher of all Teachers. Although Escriva had died in 1975, his wisdom lived on, his words still whispered by thousands of faithful servants around the globe as they knelt on the floor and performed the sacred practice known as "corporal mortification." | Боль только на пользу, мысленно произносил Сайлас слова из священной мантры отца Хосе Мария Эскрива, Учителя всех учителей. Хотя сам Эскрива умер в 1975 году, дело его продолжало жить, мудрые его слова продолжали шептать тысячи преданных слуг по всему земному шару, особенно когда опускались на колени и исполняли священный ритуал, известный под названием "умерщвление плоти". |
| Silas turned his attention now to a heavy knotted rope coiled neatly on the floor beside him. The Discipline.The knots were caked with dried blood. Eager for the purifying effects of his own agony, Silas said a quick prayer. Then, gripping one end of the rope, he closed his eyes and swung it hard over his shoulder, feeling the knots slap against his back. He whipped it over his shoulder again, slashing at his flesh. Again and again, he lashed. | Затем Сайлас обернулся и взглянул на грубо сплетенный канат в мелких узелках, аккуратно свернутый на полу у его ног. Узелки были запачканы запекшейся кровью. Предвкушая еще более сильную очистительную боль, Сайлас произнес короткую молитву. Затем схватил канат за один конец, зажмурился и хлестнул себя по спине через плечо, чувствуя, как узелки царапают кожу. Снова хлестнул, уже сильнее. И долго продолжал самобичевание. |
| Castigo corpus meum.Finally, he felt the blood begin to flow. | — Castigo corpus meum6.И вот наконец он почувствовал, как по спине потекла кровь. |
| CHAPTER 3 | ГЛАВА 3 |
| The crisp April air whipped through the open window of the Citi^n ZX as it skimmed south past the Opera House and crossed Place Vendome. In the passenger seat, Robert | Бодрящий апрельский ветерок врывался в открытое окно "Ситроена ZX". Вот машина проехала мимо здания Оперы, свернула к югу и пересекла Вандомскую |