Я не привык, чтобы со мной так обращались в медицинских учреждениях, хотя бы и в частных. Да и не только. Конечно, габариты у меня значительно скромнее будут, но я все же ответил вопросом на вопрос:
— А ты че тут, основной что ли? Мазу держишь, типа?
Вероятно, если бы ухажер регистраторши не имел на правой руке внушительной повязки из бинтов, я бы ответил чуть полегче. Курач начал соображать, как ему поступить дальше. Обстановка стала резко обостряться. Я на всякий случай приготовился уходить от ударов левой, но тут в холл вышел специалист по ремонту клешней. Он быстро определил, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля.
— Курач, — позвал он. — Ты нам всех пациентов распугаешь.
— А че он, пациент, что ли?..
— Так, пойдем-ка со мной…
— А че, ведь все уже сделали…
— Не все, забыл тебе мазь дать.
Врач и его суровый пациент скрылись за углом. Анюта тем временем с кем-то быстро переговорила по телефону и, положив трубку, обратилась ко мне с вымученной улыбкой:
— Вы знаете… Мельниковой стало хуже, к ней сейчас нельзя.
— Какая жалость, — сказал я практически искренне.
— Возьмите, пожалуйста, визитку, — с натянутой, виноватой улыбкой протянула мне Анюта карточку. — И можете оставить ваш номер. Если будет необходимость, мы вам позвоним сами.
Ага, позвоните вы, как же…
Но свой номер я продиктовал. И визитку забрал. В обмен на пучок хризантем — не пропадать же добру. Ладно, не срослось сегодня увидеться, в другой раз повезет больше.
На крыльце я приостановился, закуривая. Поглядел сквозь слегка затонированные стеклянные двери в холл. Свет заходящего солнца падал в помещение так, что можно было хотя бы немного разглядеть с улицы, что происходит внутри. И я увидел, как Анюта вороватым движением отправляет букетик в урну. Наверное, чтобы ревнивый Курач не заподозрил опять неладное. Вот же бывают пациенты в дорогих лечебных центрах!
Я вернулся домой, в пустую и тихую квартиру. «Опыты» Монтеня сразу бросились мне в глаза, но сейчас меня больше интересовали исследования Ратаева. Однако вместо книги про рыцарей и Москву я открыл на компьютере папку с фотографиями, сканами и набросками, которые касались моих арендаторов и Гены Ратаева, специалиста по сибирским ханам кучумам…
«То зара кусума однажды Андреем отъято»… Какого там «зара»! И какая там «кусума», япона мать! «Царя Кучума» — вот что там написано! «От царя Кучума однажды Андреем отъято». Строчка вдруг сразу приобрела смысл. Да и четверостишие (если это были стихи) тоже стали как-то более понятны. Некто в стародавние времена рассказал о чем-то, чем владел последний сибирский хан, и что «отмел» у него некий Андрей… Почему Андрей? С ханами вроде как Ермак воевал — а его по-настоящему звали Ермолай Тимофеевич, если я не ошибаюсь. Я открыл несколько страниц в интернете, прочитал три-четыре статьи про Ермака, про сибирских ханов, в том числе и про последнего, которого разгромил русский генерал Андрей Воейков где-то в районе нынешнего села Ордынского…
Было о чем задуматься.
Я открыл скан фотографии Геннадия и провожающих его официальных лиц. Поглядел на руки, сложенные за спиной у громилы. Попробовать рассмотреть получше, что там у него набито? Загрузив изображение в фотошоп, я увеличил этот фрагмент и, как мог, постарался «вытянуть четкость». Татуировка. Вроде череп. То ли с крыльями, то ли с рогами. Навряд ли воровская. Скорее, последствия молодежных увлечений.
…Бэрримор взял трубку сразу же, словно смотрел на дисплей и ждал, когда же высветится мой номер.
— Добрый вечер, Энди!
— Здравствуй, Ричард. Я звоню, чтобы сказать, что согласен. Куда едем?
Сразу выяснилось, что ехать придется пока недалеко и ненадолго. Но это пока. Оказалось, что белый «форд» неожиданно заупрямился, и его пришлось отдать назад в контору прокатчиков для ремонта. Ну, с «фокусами» местной сборки это в порядке вещей, тут американец ничем меня не удивил. Первое задание оказалось совсем простым: съездить в типографию и получить заказ. И, разумеется, доставить его в Шатуниху. Но сегодня этим уже было заниматься поздно, тем более, что надо было срочно где-то искать зеркало, пока не все авторазборы закрылись, и прилаживать его к машине. Так что вечер у меня прошел нескучно, хотя и бессодержательно.
А на следующий день я занялся поручением американцев. В печатной мастерской, носившей гордое название «Полиграфический центр „Мегапринт“» мне выдали шесть больших листов с полноцветными распечатками. Я поглядел — мама дорогая, это ж те самые карты! Карты, которые лежали в конверте, присланном из Нью-Йорка, и которые прихватила с собой шайка Гуцула… Седьмой лист, поменьше, тоже был мне знаком — ключ к старинному слоговому шифру. Вот же действительно контора у них! Наверняка теперь прислали в электронном виде под печать, когда поняли, что до эмиссаров обычное письмо не дошло. Надо было им с самого начала так сделать, глядишь, и трупов было бы меньше… Но, если приглядеться, карты вроде и не совсем те. То есть, изображены-то были те же участки местности, да вот исполнение… И бумага больше похожая на газетную, и разрешение не то, и краски не такие контрастные. Хотя вроде бы аппаратура вся фирменная, германская. Интересно, печатники сообщили об этом заказе «куда следует» или поленились?
Брошюрки с инструкцией, как себя вести в странах с ужасной коррупцией и преступностью, в заказе не оказалось. Разумно. Еще не хватало переводить бумагу. В нашей стране можно действовать только одним принципом — по конкретным обстоятельствам и по текущей обстановке. Никакие инструкции не в силах предусмотреть наших чудес и приключений. Полагаю, мои арендаторы этот урок уже усвоили.
По пути на дачу я забрал в отделении связи посылку, и доставил ее вместе с бумагами в Шатуниху. Остановился прямо возле ворот с надписью «Русская миссия всемирной евангельской церкви нового завета» и только головой покачал, вспоминая в очередной раз покойного Павла: «Ибо люди эти — лжеапостолы…» Эх, Павел! Хоть ты и сектант, и конформист, и карьерист одновременно, а ведь с тобой можно было бы сесть и поговорить, подумать, как поступить… Я совершенно не мог взять в толк, что мне делать дальше. Американцам я не доверял — это совершенно чужие мне люди, да еще и с темными намерениями, а развязаться с ними теперь очень трудно. Бандиты — еще не лучше. От этих вообще отделаться невозможно. И Татьяна уехала. С одной стороны — хорошо, что уехала, по крайней мере, с ней ничего не случится, пока она в Москве, а с другой — мне очень не хватало сейчас помощника, союзника.
…Повернув ручку, я открыл калитку и прошел на участок, оставив машину за забором. Раскопки, похоже, продолжались. Два таджика как раз копошились возле сарая… Сколько же времени пройдет, прежде чем миссионеры-эмиссары догадаются забраться под дом?
В каминной комнате находилась только мисс Роузволл — она сидела за ноутбуком и порхала пальцами по клавиатуре.
— Ваш заказ, — сообщил я и выложил бумажный ворох на диван.
— Спасибо, Энди, — певуче произнесла Кэсси. После памятных приключений она почему-то стала ко мне относиться чуть теплее. Что, конечно, меня несколько удивляло. Казалось бы, все должно происходить наоборот.
— Is it O.K.?
— Конечно. Присядь. Как насчет кофе?
— Не откажусь, — сказал я.
В комнате я увидел вещь, которой ранее тут не было — небольшую кофейную машину, готовящую эспрессо прямо из зерен. Почти уверен, что подобной техники в нашем дачном обществе больше ни у кого не было. Кому надо тащить на огород подобную роскошь?
Кэсси была сама предупредительность. Сготовила кофе, подала как полагается, сама присела напротив, показав обтянутые нейлоном коленки… Евангелистка вся из себя, понимаешь… Вместо дурацкой власяницы — просвечивающая зеленоватая блузочка почти без рукавов, узкая юбка, красиво обтягивающая бедра. Смотри-ка, косметикой начала пользоваться! Глаза подвела… Глаза, кстати, были серые, а теперь — извольте видеть, зеленые! Очень стильные линзы. И краску рыжую на голове обновила. На самом деле симпатичная бабенка, если приглядеться!
— Я вот что хотела у тебя спросить, Энди… Как ты думаешь, кто нам здесь так сильно может вредить?
Говорила Кэсси по-английски, но подбирала более-менее ходовые слова и не торопилась с изложением мыслей.
— Я знаю про антисектантский комитет. Это некоммерческая организация, которую поддерживает местная власть. Есть церковь с названием, очень похожим на ваше. Ну, а про друзей Артема вы знаете лучше меня. Кстати, его ведь убили, вы это знаете?
Лицо Кэсси слегка вытянулось.
— Получается, что их деятельность тоже не всем нравится?
— Получается, так. Есть еще одна сторона, мисс Роузволл. Это бандиты. Но они действуют не сами по себе, ими кто-то руководит…
— Зови меня Кэсси… Послушай, Энди, вот еще такой вопрос. К тебе никто не обращался с предложением следить за нами? И потом докладывать обо всех наших делах?
Черт меня побери, но я поперхнулся. И не так чтобы легонько «кхе-кхе», а по-настоящему. Раскашлялся, едва не пролил недопитый кофе. Морда покраснела, глаза заслезились… В общем, опозорился по полной. Конечно, поперхнуться — дело нехитрое и простительное, но вот надо было этому случиться со мной именно в тот момент, когда Кэсси задала прямой вопрос. На который я хорошо знал ответ, и на который не очень-то и хотел отвечать.
Я извинился, встал, отвернулся и утерся платком. Потом снова извинился и, усевшись на место, осторожно сделал глоток кофе — протолкнуть комок в горле. Мисс Роузволл сделала вид, что ничего не случилось, но ответ на свой вопрос она получила. Врать после такого было бессмысленно. Все равно не поверит.
— Я не буду спрашивать, согласился ты или нет. Если нет, можешь дать им согласие. Только с небольшими условиями… Хорошо?
— Я слушаю, — сипло сказал я.
— Первое условие. Ты будешь рассказывать про нас только то, что я тебя попрошу рассказать. Конечно, сильно лгать не нужно. Но о чем-то умолчать, а что-то добавить, я думаю, тебе не составит особого труда? Верно?