языке. Главы о сексуально-астрологической обработке неофитов в этом издании не оказалось, да и листов явно было поменьше. Ну и ладно…
Еще один пакет, полученный от курьера, я тоже собрался было открыть, но меня остановил звонок с мелодией песни под названием «Hold me for a while» — темы чудовищно слащавой, как мне сейчас казалось, не то что несколькими днями раньше… Кэсси. Я был не в состоянии с ней говорить. Кроме того, я действительно боялся, что «сорвусь» и побегу за ней, куда бы она ни направилась… Пришлось убрать номер мисс Роузволл в черный список. Телефоны прочих членов Общества я занес туда же. То и дело кусала не очень хорошая мысль — а как теперь, собственно, быть с членством в этой «ложе» и с данной клятвой? Да и вообще — что говорить, если они вдруг придут сами и потребуют ответа? Я решил, что подумаю об этом в другой раз, к тому же мне и без Общества предстояло нелегкое объяснение.
… Дверь открылась, и мне сказали: «ну, входи, раз пришел». Я вошел внутрь и удостоился хлесткой и весьма чувствительной пощечины. Это меня не удивило. Было бы странно, не окажи мне Татьяна подобный знак внимания. Для симметрии она залепила мне с другой руки. Впрочем, я понимал, что мне и этого мало будет.
— Ну все, Маскаев! — сказала Таня. — Теперь я от тебя точно уйду! Меня уже в третий раз за время нашего совместного проживания хотели изнасиловать или убить из-за твоих фокусов. Меня даже били… Это очень противно и очень страшно. У меня опять бессонница. На-до-е-ло! Зачем мне жить с такой свиньей, как ты?!
Вопрос был более чем риторический. Я оставил его без ответа.
— Проходи пока. Потом будем решать, как жить дальше.
Разумеется, без разбора полетов не обойдется. Я в этом не сомневался. Вполне возможно, он состоялся бы сразу после того, как я вернулся с балконного перекура, но в дверь кто-то позвонил, и при этом достаточно настойчиво — тремя переливами подряд. Мы с Татьяной переглянулись.
— Открывай, чего уж там… — сказала она.
Я отпер дверь. На пороге стоял высокий мужчина лет сорока пяти с длинным носом и редкой курчавой шевелюрой, весь одетый в черное. Незнакомый.
— Здравствуйте, уважаемая Татьяна, — вежливо поздоровался он. — Уважаемый Андрей Николаевич, здравствуйте.
— Здрасьте, — растерявшись, словно девчонка, сказала Таня.
— Добрый день, — сказал я. — Вы кто?
— Я пытался вам звонить, но почему-то телефон был все время выключен, — вместо ответа на прямо поставленный вопрос сказал незнакомец. Но после этого все же представился: — Меня зовут Монин Аркадий Федорович. Я — председатель епархиальной комиссии евангелической церкви Нового Завета. Могу я с вами поговорить?
Глава третья
Уже значительно позже я понял, что Аркадий Федорович, при всех его странностях и трансформациях, оказался именно тем человеком, который без преувеличений спас наши с Татьяной отношения. Не Эльвира им оказалась, а именно Монин. Хотя бы потому, что он появился рядом с нами в очень нужный момент. Но даже без того, когда я его впервые увидел, то почему-то как-то сразу подумал о том, что в мою жизнь опять вторглась знаковая фигура… И ведь не ошибся.
Аркадий Монин сидел в комнате и нервно постукивал длинными пальцами левой руки по столу. Правая почти постоянно лежала у него на коленях. То и дело прихлебывая чай, поданный Татьяной, которая настороженно внимала тому, что председатель епархиальной комиссии рассказывал про Павла. Ситуация была, по его словам, сложной, но очень, очень интересной…
— Естественно, я не могу и не должен рассказывать о внутренних делах нашей церкви, но это и не нужно, поверьте. Я расскажу только о том, что касается поступков Павла и к чему они привели.
…По словам Аркадия, руководство евангелистов в Москве начало удивляться некоторым аспектам жизни и деятельности Павла Столярова, недавно назначенного «наместником» в Западной Сибири. Павел связался с некой Эльвирой Мельниковой, женщиной неоднозначной (судя по доносам) репутации, к тому же разведенной, что не вполне вписывалось в рамки, установленные для адептов начиная с определенного уровня. То есть, подобное не запрещалось, но не одобрялось и могло послужить остановочным пунктом в карьере, а Столяров заявлял о своем намерении жениться на Мельниковой. Кроме того, Павел настойчиво обращался в специальное подразделение церкви с требованием найти сведения о местонахождении бывшего мужа его невесты. В Москве резонно подумали, что Столяров ищет какую-то выгоду, причем в ущерб возможной карьере, а это значит — выгода может быть большой. Монину поручили начать расследование, поначалу оно даже было негласным. Монин принялся за дело, добросовестно посылая отчеты, но в какой-то момент вдруг решил проявить некоторую самостоятельность, а именно в тот, когда ему по запросу, сделанному (по его словам, на всякий случай) в институт, неожиданно легко выдали неопубликованную монографию Ратаева, которую тот подготовил, предваряя свою неоконченную диссертацию. Вот что писал Геннадий Ратаев — этого не было в его книжке про московских тамплиеров.
«Год 1023-й знаменателен уже тем, что именно тогда впервые была упомянута Золотая баба, по существующим до сего времени легендам — идол коми-пермяцких племен. Упоминали об этом артефакте викинги из отряда их вожака, известного как Торер-Собака, который совершал набеги на территории княжеств тогдашней Руси, где обычно получал серьезный отпор. Следовательно, мы можем говорить о том, что Золотая баба находилась на русских территориях, хотя нет никаких данных, что она была религиозным символом русичей или иных этнически близких им племен. Скорее всего, о Золотой бабе упоминали именно бывшие в плену викинги, которым со временем удалось вернуться в родные места. Потому что, если бы воины Торера имели превосходство в момент знакомства с идолом, то они непременно изъяли бы святыню и увезли в Скандинавию. По дошедшим до нас записям со слов тех викингов, они якобы видели статую, изображающую женщину с чашей на коленях и золотой короной в форме кольца на голове, украшенной двенадцатью разными изображениями. Иногда упоминалось, что женщина держит на руках младенца. Иногда — что эта женщина имеет характерные признаки беременности. Вообще различий в сведениях много — от материала, из которого выполнена статуя (есть сведения как о золоте, так и о древесине), до размеров идола. Высота статуи в разных источниках варьируется от двадцати сантиметров до двух с лишним метров.
…Теперь проследим о движении Золотой бабы по территории Руси. Что интересно, за ней следят и о ней пишут в основном европейские исследователи. В своем „Сочинении о двух Сарматиях“ польский историк XVI века Матвей Меховский помещает идола за Вяткой „при проникновении в Скифию“. Под „Скифией“ Меховский подразумевал Золотую Орду XIII века. У последующих авторов — немцев, итальянцев, англичан — Золотая баба находится уже вблизи нижнего или среднего течения Оби. Ниже приведены выкопировки из работ польских картографов, которые, изображая реку Обь, наносили рядом с ней изображение статуи женщины с ребёнком на руках и надписью „Z?ata Baba“ или „Mulier Aureus“. Что касается работ русских учёных, то лишь в XVIII веке мы находим редкие и разрозненные сообщения о том, что Золотая баба — это древнее божество коми, статуя которого была увезена на Обь якобы не желающими креститься язычниками. На мой взгляд, эта гипотеза не выдерживает критики…»
— Вот это самые, на мой взгляд, важные строки из неопубликованного в монографии, — сказал Монин, быстро убрав распечатки. Я подозреваю, что ни рецензент, ни редактор попросту не обратили на них внимание. Возможно, что и сам Ратаев не сразу понял, с чем столкнулся. Но он, видимо, сделал выводы… и не стал их отражать в своей работе про московских тамплиеров, которая и без того выглядит очень неоднозначной. Я прочел ее полностью, и это, знаете, тоже своего рода вызов отечественным Птолемеям от исторической науки. Пусть даже написана она, на мой взгляд, «сыровато» и местами, в свою очередь, тоже не выдерживает критики.
— Что в этих строках такого важного? — спросил я. — Геннадий действительно нашел Золотую бабу? Или понял, где ее искать?
— Мы и так об этом примерно знаем, — сказала Таня. — Мы даже видели место, где он пытался ее найти…
И она резко замолчала. Надо полагать, на всякий случай. Я пока что тоже видел в этом Аркадии приличного авантюриста. Он ведь тоже хорош — узнав о чем-то неординарном, не стал докладывать своему начальству. По крайней мере, его намек насчет самостоятельности прозвучал для меня именно так.
— Я не знаю, точно ли Геннадий ее нашел, — сказал Монин. — Возможно, нет. Возможно, он продолжает ее искать. Дело даже не в этом.
— А в чем тогда?
— Это очень опасное знание. Я опрашивал людей, знающих Павла, и по их словам, тот намекал, что столкнулся с чем-то опасным. В конце концов, вы же в курсе, что он был убит… И неизвестно кем. Я только знаю, что он поначалу хотел заниматься открытием Ратаева самостоятельно, или при каком-то участии его бывшей жены, которая то ли была, то ли нет невестой Столярова. Еще я выяснил, что буквально за день до своей смерти Павел решил передать результаты своей деятельности руководству церкви. Еще он успел сообщить мне о своем намерении разорвать отношения с Эльвирой и покаяться в своих прегрешениях. А их, по его словам, накопилось излишне много. Но он, как вы знаете, не успел этого сделать.
«Что опасного в знании, которое открылось Ратаеву?» — подумал я, вспомнив, что сказал Павел: «американцы приехали в Сибирь для очень серьезных дел. Таких, что даже вслух говорить нельзя. То, что они ищут, способно перевернуть мир…»
Так что искал Павел? Что-то более крутое, чем просто золотой истукан… Архимедов рычаг? Откровенничать с господином Мониным мне не хотелось. Я сейчас не верил никому, в том числе (с недавних пор) и себе. Аркадий Федорович ничем не напоминал мне улыбающихся и позитивных молодых людей из ДК Островского. Он был неулыбчив и сух. В своем узком черном пиджаке поверх белой рубашки, с редкой, но длинной кудрявой шевелюрой и короткой кудрявой же бородкой а также большим носом этот брюнет куда больше походил на иудейского священника, нежели на евангелиста. Ему бы еще