рядом с пресным водоемом. Никаких линий электропередач вдоль дороги, по которой мы каким-то образом проехали, не было и в помине, ветряк не шевелился, а это означало, что яркий свет ламп питается здесь от какого-то иного автономного источника — вероятнее всего, от мощной дизельной электростанции. На поле виднелось несколько десятков согнутых человеческих силуэтов.
— Тупиковая ветвь развития цивилизации, — произнес я, понимая, что сейчас нам предстоит знакомство с аборигенами. Среди которых друзей у нас действительно нет, и к тому же, нас тут на самом деле никто не ждет.
Рядом с остатками дороги на двух металлических столбиках висел ржавый щит с указателем:
Я, если честно, уже особо и не верил, что мы найдем эту деревню… Дорога вела вдоль околицы. Мы с Аркадием прилипли к окнам, пытаясь понять, куда нас черт занес. Вроде бы самые обычные дома-избушки, деревянные штакетники… Какой-то амбар, сооружение, похожее на гараж… Пахло сеном и навозом. Деревня как деревня… Вот только…
— Смотри, тут все по-китайски, — сказала Татьяна, углядев какую-то вывеску над воротами одного из участков. Точно — желтые затейливые иероглифы на красном фоне что-то говорили посвященным, каковыми мы, к сожалению, не являлись.
Слабо наезженная, но довольно ровная дорога уводила влево, к центру населенного пункта. Таня притормозила.
— Поворачиваем? — спросила она.
— Без вариантов, — ответил я.
Мы въехали в промежуток между домами. Пока нам еще не встретился ни один человек. Впрочем, это могло быть вполне объяснимо — жители наверняка заняты сельскохозяйственным трудом… Через минуту, выкатившись в самый центр населенного пункта, мы оказались на деревенской площади. Таня остановила машину.
— Мы точно в Китае, — пробормотал Монин.
Слева от нас находилась сравнительно высокая деревянная двухэтажная постройка с крышей, напоминающей четырехскатную пагоду. Резные перила крыльца были выполнены в виде грубых крашенных в сине-зеленый цвет драконов, разевавших на нас отвратительные деревянные пасти. Над крыльцом едва заметно колыхалось полотнище красного цвета, на котором белыми иероглифами было написано нечто, опять-таки недоступное нашему пониманию. Направо находилось одноэтажное здание, на вид довольно старое и, похоже, сложенное из шлакоблоков — кладка проглядывала сквозь осыпающуюся штукатурку. Над центральной дверью виднелась выщербленная рельефная надпись, представляющая собой слово «клуб», а рядом с ней на застекленном стенде с металлическими буквами «афиша» красовалась реклама чего-то китайского. Возможно, фильма, если тут их еще кому-то показывают. А может, еще чего-нибудь. Возле клубной афиши стоял столб с большим плафоном, а в нем виднелась ртутная лампа, по всей видимости, давно прохудившаяся. Перед пагодой попирал колесами землю сравнительно свежего выпуска «мицубиси-паджеро», а к драконовым перилам прислонился велосипед. Возле двери клуба, колесом почти касаясь его крыльца, стоял обшарпанный мотоцикл «урал» с люлькой.
В доме-пагоде открылась дверь, и наружу вышел седой узкоглазый мужчина в светло-серой рубашке с короткими рукавами и мягких брюках. Он долго и с явным удивлением смотрел на наш экипаж.
— Выйти, поздороваться? — спросила Таня. Мы молчали. Я чувствовал себя немного не в своей тарелке, примерно как если приходишь в кинозал и обнаруживаешь, что на твоем месте уже сидит человек с точно таким же билетом, что и у тебя. Только он пришел раньше…
Между тем выяснилось, что деревня вовсе не безлюдна. Следом за нами, оказывается, бежали несколько детишек — тоже несомненно китайской внешности. Из дверей клуба вышли двое — молодые, крепкие, коротко стриженные в камуфлированных комбинезонах. Азиатские варианты Курача и Гуцула.
— Оккупанты, — проворчала Таня.
— Ну, одна деревня на район — это не оккупанты, — благодушно сказал я. — Как хотите, а я пошел знакомиться.
— Будь осторожен, — сказали мне Таня и Аркадий, почти хором. Я сдвинул боковую дверь автобуса и вышел на пыльную поверхность деревенской площади. Оценив обстановку, двинулся к пагоде. И тут загалдели детишки. Галдели они по-своему, но в их воплях прослушивались знакомые слова. «Русские», «работа», «картошка»… Черт возьми, кажется, так…
— Добрый вечер, — поздоровался я, ступив на крыльцо и отсчитав ногами семь ступеней, прежде чем оказался на широком дощатом помосте перед входом в здание.
— Добрый вечер, — вполне внятно ответил пожилой.
— Скажите, вы, наверное, тут старший?.. Мы ищем вот этого человека. — Я вынул и показал китайцу фото Геннадия Ратаева.
Азиат, по-моему, даже не взглянул на него.
— Зачем вы сюда приехали? — спросил он совершенно равнодушно и прямо-таки с механической интонацией. — Вас сюда не приглашали.
— Я же сказал: мы ищем человека.
Китаец смотрел куда-то мимо меня, я резко обернулся и увидел, что один из громил в камуфляже приближается к нам, да не один, а в сопровождении маленького человечка неопределенного возраста, вероятнее всего, представителя какой-нибудь алтайской народности. Мужчины тоже преодолели ступеньки крыльца и поднялись к нам.
— Дядя Кота, — звонко вдруг выкрикнул один из китайчат, толпящихся внизу, — они к нам на картошку работать приехали, да?
«Дядя Кота» не обратил на мальчишку никакого внимания. Он подошел ко мне, без видимого удовольствия оглядел мою персону и осведомился:
— Вы кто такие?
От алтайца разило ядреной смесью картофельного самогона и сырого лука.
— Добрый вечер, — не без яда сказал я.
— ЗдорОво, — несколько озадаченно произнес «дядя Кота».
— Мне нужно встретиться с одним человеком, — сказал я. — Он живет в этой деревне.
— Он работает? — спросил алтаец.
— Возможно… Не знаю, — честно ответил я. — Он археолог.
«Дядя Кота», кажется, понемногу начал сползать в когнитивный диссонанс.
— Да у нас тут из ваших только те, кто работает… Алкашня в основном. Ну и залетных кто привозит — тоже в основном пьянь всякую.
Я пока тоже ничего не понимал.
Тут заговорил пожилой китаец, обращаясь по-своему к «Дяде Коте». Тот отрицательно замотал головой и выдал седому какую-то фразу. Седой тоже выразил лицом легкое недоумение. Он потерял к нам всякий интерес, величественно повернулся и скрылся в своей «усадьбе», бросив последний взгляд на Аркадия, который тоже вылез из машины, бережно придерживая протез.
Походило на то, что мы действительно приперлись сюда ни селу ни городу.
— Чжэн Айлунь — наш хозяин, — объяснил алтаец, — спрашивает, человека, которого вы ищете, кто-то привез сюда? И вообще, вы сами привезли сюда работников? От кого? Если нет, вам тут вообще нечего делать. Ваши сюда не ездят, только людей привозят для работы.
— На сезонные работы, что ли, устраивают?
— Да на какие сезонные, — скривился «дядя Кота». — Тут ведь так заведено: раз привезли, значит — насовсем.
До меня наконец дошло.
— Бомжей, что ли привозят?
— И их тоже…
— Так это типа «совхоз» такой, для людей без документов?.. Знаю про такие…
— Ну, не то что бы «совхоз», — усмехнулся «дядя Кота». — Скорее поместье.
Китайцу в камуфляже тоже стало скучно. Он спустился со ступенек на землю, шугнул детишек и закурил, поглядывая то на нас с алтайцем, то на стоящую посреди площади «тойоту».
В общем, становилось ясно. Мы приехали прямиком в неокрепостнический строй. Этот Чжэн, скорее всего, скупил целиком деревню, возможно, не сразу, а постепенно, как это сейчас заведено. Сначала по дешевке приобрел пустующие дома, которые мало-помалу заселил соотечественниками, которые принялись выносить мозг местным. Затем потряс пачкой денег, и купил дома, заселенные мелкими люмпенами — алкоголиками либо родственниками сидельцев. А остальным жителям предложил либо работать на них, либо убираться к дьяволу. Такие варианты мне тоже были известны. Правда, китайцы таким образом «осваивают» больше Приамурье и Забайкалье, но вот и до Алтая, значит, добрались… Картошечка, лучок… Медок. Вон пчелок-то сколько вокруг…
— А сами по себе к вам приезжают? — спросил я.
— Это как? — насторожился алтаец.
— Ну так, что не принудительно кого-то привозят, а человек, допустим, сам пришел. Погорелец, к примеру, без документов, которому податься совсем некуда…
— А! Понял. Были такие. Два нарика приползли однажды. Без документов. Завязать решили. Их тут бабы молоком отпаивали. Один все равно сдох от ломки, а второй — ничего, выжил, третий год уже тут работает… Уже и дом строить начал, вообще корни пустил. С китайкой живет — это вообще редкость. Среди местных такого точно не было… Ну они почти все алкаши. Летом им бухать не дают, а зимой они отрываются. Потом, как водится, то один помрет, то другой. А бабы остаются. Весной пополнение привозят. Из тех, кто еще хоть немного на людей похож, бывает, к вдовам местным перебираются. Одна уже шестерых поменяла… — Алтаец противно захихикал.
— А этого здесь не было? — показал я «дяде Коте» все то же фото.
Знает алтаец Геннадия! По крайней мере видел — не сумел с лицом совладать. Но все-таки почему-то решил соврать:
— Нет. Не знаю такого. Не было его у нас… Короче так. Вам тут делать нечего. Здесь китайцы по-своему все держат. Я тут с ментами договариваюсь и с вашими, кто людей привозит. Ты, я смотрю, от этой темы далек, да оно и правильно. Тут и без тебя есть кому дела мутить. Поэтому будет лучше, если вы сейчас уедете. Тем более с вами девка. Ей тут вообще лучше нос из машины не высовывать.
«Девка», похоже, умирала от любопытства. Китайчата, судя по всему, тоже.
— Ты-то сам из этой деревни? — решил спросить я мужичка под конец. — Наш археолог говорил, эту деревню потомки ссыльных шведов якобы основали. Фамилии европейские за это говорят, понимаешь?
— Да как тебе сказать… — пожал плечами алтаец. — У нас тут до войны, дед говорил, треть деревни носила фамилию Дюгонь. Сейчас из нас, Дюгоней, человек пять всего осталось. Саважи были еще, раньше три семьи Саважей тут жили, сейчас никого нет — померли все. Участкового нашего Даль фамилия, как артиста того — Олег Даль… У него и отец был мент, и дед, наверное, тоже. А так все мы местные, русские… — «Дядя Кота» о чем-то вдруг задумался, потом сказал грустно: — Скоро во Вранках ни одного русского из старожилов не останется, сопьются все, помрут или уедут… Некот