Солнечная буря тех дней до Марса, конечно, докатилась тоже, уничтожив два спутника и оставив Иггдрасиль на два часа без основного источника питания – худшие в жизни два часа для команды, что работала на станции в тот момент. Но дальнейшие измерения и расчеты – а их было много с тех пор, как немного поутих шок от исчезновения связи с Землей показали: сама по себе буря была способна наделать немало бед, но для электронного апокалипсиса была всё же слабовата.
Более вероятным казалось то, что Американский, Советский или Азиатский блок атаковали друг друга, приняв разразившуюся электромагнитную катастрофу за нападение. Мысль об этом поражает своей глупостью, но таковы были времена: блюстители самых ответственных должностей порой вели себя самым безответственным образом, свято веря, что защищают вверенные им миллионы жизней. Ядерное ли оружие там применили или какое-то другое – это космический центр пытался выяснить, отправляя на Землю один зонд за другим. Однако, достигнув ближней орбиты, все они неизменно пропадали с радара; их поглощала некая «слепая зона», распространившаяся над всей планетой.
Снимки, сделанные со средней орбиты, не показали разрушений, характерных для мощных ядерных взрывов. Попадалось много упавших самолетов и спутников, поездов, навеки вставших на рельсах или скатившихся под откос, но города в большинстве своем выглядели относительно целыми. Выходит, оружие, которое применили друг против друга враждебные стороны, было нейтронным, химическим или биологическим. На язык просится слово «электромагнитным», но до сих пор создать электромагнитное оружие планетарного поражения никому не удавалось.
На беду, много со средней орбиты не углядишь. Дать окончательные ответы мог лишь «Фермион» – приземлившись в дружественном Марсу Советском Союзе, проведя разведку и вернувшись – так и с этим провал! Интересно, как Майрон и Совет отнесутся к тому, чтобы поставить наблюдательный пункт на Луне?.. К примеру, в той же «Согдиане»? Эта идея наверняка посещала многих. Но до недавнего времени мы жили, затянув пояса, и мечтать не смели ни о каких базах.
Разговоры с программистами съели у меня весь день, но желанного результата не дали. Писать код – это пожалуйста. Взламывать – от этого слова все мои товарищи зависали, как компьютеры на заре цифровой эпохи. В школе им, понятное дело, таких вещей не преподавали, но и самоучек-самородков среди них не оказалось тоже. В нашей системе ценностей хакер был персонажем отрицательным, чуждым. Ему было место в Новой Гаване, осколке того мира, где правят деньги и человек человеку волк, где торговля секретами – привычное дело. В любом городе Республики его навыки остались бы невостребованными – до сегодняшнего дня.
– Кстати, ты никогда не говорил: у Юрковского такие навыки откуда? – спросила, вернувшись из лаборатории, Кэт, когда я рассказал ей о своей неудаче.
– Ты не знаешь? – удивился я. – Он же всю юность в Новой Гаване провёл! Его папа-мама представителями Республики были, вроде дипломатов.
– Серьёзно? – зеленые глаза Кэт округлились от удивления. – Скажешь, в школу он тоже ходил там?
– Да. Родители пошли на это намеренно. Чтобы у сына не было иллюзий насчет сказочного «запретного города», где якобы царит свобода и который скрывают от граждан злые тётки и дядьки из Совета.
Кэт потемнела лицом, вероятно, вспомнив дела давно минувших дней. Я вовсе не собирался поддевать её: сама хотела знать – вот и услышала.
– А имплантаты в мозг ему не там поставили, часом?
– Конечно нет! – автоматически выпалил я. Все знают, что гражданин республики имеет право на искусственные улучшения в двух случаях: по состоянию здоровья и при необходимости в работе разрешения Совета. Но все годы, что я знал Максима лично, разъём в голове у него уже был – маленький, смутно блестящий под короткими волосами, и в какой момент этот разъём появился, я спрашивать стеснялся.
– Я хотел сказать – маловероятно это… Вряд ли его родители такое бы допустили.
– Наивный, – фыркнула Катрина. – Кто б их спрашивать-то стал?..
– Деньги б он взял откуда? Можешь представить, сколько их нужно для такой серьёзной операции? А восстановление? Очень трудно провернуть такое тайно.
– Так может, он не деньги дал взамен… – предположила Кэт, наливая из кувшина соевое молоко.
– А что ещё у зеленого юнца есть? – пожал плечами я.
– Теперь не узнать. Но знания о взломе незнакомых спутников уж точно воздушно-капельным путем не передаются!
Тут в моей голове словно лампочка зажглась: мозговой имплантат Юрковского, где бы его ни сделали, – вот носитель информации о его последних минутах!.. Вот где хранятся все нужные программы, а возможно – все, что он успел перед смертью вытащить из космического аппарата!.. Теперь отыскать бы человека, знающего, как восстановить повреждённые данные! Или хотя бы способного научиться.
– Я знаю, кто нам точно сможет помочь, если он всё ещё жив и здоров – негромко сказала сестра. – Его сын.
Кровь отхлынула у меня от лица. Впервые с той ночи Кэт заговорила при мне о Тэцуо Сато.
– Исключено, – отрезал я, едва она успела договорить.
– Тэцуо имеет право знать о последних минутах отца. И о Новой Гаване он мечтал потому, что мог научиться там вещам, недоступным здесь. К тому же, жизнью наших программистов я б не рисковала. У нас и так каждый человек на вес золота.
Холодная волна пронеслась у меня по спине: я не узнавал ту зарёванную Кэт, что готова была растерзать меня за своего избранничка. Она ведь ни с кем больше не встречалась с тех пор…
– Подожди… Ты хочешь сказать, что готова подвергнуть его опасности?
– Только с его согласия, понятное дело. Но в жизни он этого и хотел – опасности, испытаний. Всегда говорил, что в Арконе все очень скучно и правильно до тошноты. Поэтому и ушёл.
Да уж… Жить по закону джунглей ради адреналиновых приходов – это ж так весело!
– А ты продолжаешь думать, что Юрковского могло убить подключение к спутнику как таковое?.. – поинтересовался я. – Это ж не поражение электрическим током!
– Зная уязвимости человека, подсуетиться можно. Встроить в роутер излучатель волн опредёленной частоты, и когда жертва наиболее уязвима – включить его дистанционно. К спутнику подключаешься ты при этом или нет – уже не так важно, а об опасности низких частот ты знаешь и без меня.
– Интересная гипотеза, только вязкость крови в одночасье не растет, с низкими частотами или без… Поэтому за наших ребят ты боишься зря, – возразил я.
– Я лишь сказала, что думаю. Взгляни на записи из биологической лаборатории, как разные излучения и звук воздействуют на кровь – то усиливают свертываемость, то ослабляют, как ускоряют старение тканей, – сказала Кэт. – Держу пари, времени на это потребовалось немало.
– Результаты проявились в течение суток. И если кто-то нашел способ усилить этот эффект…
– Ответ может дать только чип, и Совет наверняка пожелает знать его содержание. Поможем ему!
Сестра так упорно продолжала видеть в смерти Юрковского чей-то злой умысел, и эта гипотеза вызывала у меня такой протест, что мне с удвоенной силой захотелось раскопать весомое опровержение и больше не слышать этих недобрых намеков.
– Кстати, что там с компьютером Юрковского, через который он работал? – вспомнила Кэт. – Какие-то данные он успел туда перебросить?
– Кот наплакал. И то зашифровано.
***
Марсоход идёт на автопилоте, поднимая хилые облачка красной пыли. Кэт развлекается с генным модификатором, поместив туда ДНК варана и ещё каких-то тварей. Новый питомец – пока только виртуальный – получится белоснежным, с крыльями вместо передних конечностей и длинными шипами на спине – настоящий дракон!
– Устанешь разводить для него тараканов! – посмеиваюсь я.
– У нас в лаборатории они в избытке! Другое дело – размах крыльев не для наших дверей!
– Слава Cолнцу! Здравый смысл возобладал! – говорю я, пытаясь скрыть, насколько мне сейчас не по себе.
Марсоход нам выдали для визита к родителям, которых я навещаю несколько раз в год (поэтому наш выезд не вызвал ни у кого подозрений). Кэт честно отправится в Хокинг-Сити, где скажет отцу и матери, что я приеду их повидать после окончательного решения Совета насчёт экспедиции. Так я сделать и собираюсь.
Через пять километров будет поворот на Новую Гавану, там я надену шлем, возьму рюкзак с запасом воздуха и провизией и в одиночку пойду пешком до городских ворот. Если меня не впустят, Катрина приедет и заберёт меня, но это плохо, ведь перемещения марсохода отслеживаются круглосуточно. Стоит правде выйти наружу, до Земли мне будет так же далеко, как до Плутона. О репутации уже не говорю…
Новая Гавана – самый старый марсианский город, находится на горе Олимп – вернее, внутри этой самой горы. Для строительства была использована обширная система пещер, пронизывающая исполинский потухший вулкан. Этих пещер так много, что освоена и обжита хорошо если треть из них. В породах, формирующих гору – вся таблица Менделеева, включая хром, палладий, молибден, титан и цинк, которые мы покупаем у гаванцев. Месторождения тория мы разрабатываем совместно.
Здесь, вне зависимости от происхождения, после революции собрались все, кто по-прежнему радел за сохранение частной собственности, наёмного труда и товарно-денежной системы. Филиалы земных компаний, существовавших до Блэкаута, действуют в Новой Гаване и по сей день. Есть тут и свой «Наутилус», и свой «Линдон Пауэр», и, насколько мне известно, свой «Омниверс», где в том числе обитают копии сознания давно умерших людей. Многих когда-то поманила в Новую Гавану возможность бессмертия, но лишь редкие счастливчики его обрели: там оно было товаром категории люкс.
Политических партий в Новой Гаване нет. Есть Совет директоров, как в любой земной корпорации. Жители города – своего рода акционеры. Но, как и когда-то на Земле, есть мажоритарные акционеры, а есть миноритарные – и способность влиять на то, что происходит в капиталистическом анклаве, у них несоизмерима. Мажоритарные акционеры могут сменять неугодных им директоров большинством голосов, а остальным остается лишь принять решение меньшинства. Но если член совета устраивает всех, то останется в совете, пока не устанет или не умрёт.