– Больше никаких разговоров с ней. Это приказ. – собственный голос показался мне каким-то чужим.
– Что расскажешь Майрону?.. – спросил Вайолет, по привычке перебирая укороченные дреды.
– Скажу, что нас предупредили о возможной опасности на «Сольвейг», и постараюсь осторожно выяснить, что ему про это известно.
– То есть, запись нашего разговора ты ему не отправишь? – удивилась Катрина.
– Отправлю, Кэт. В своё время.
– По-твоему, это существо могло говорить правду? – нахмурился Рахманов-младший.
– Выводы делать рано. С данной минуты каждому придется обдумывать каждое слово. Доверять придётся только себе и друг другу. Видишь ли, Олег, мне и раньше казалось, что Майрон знает больше, чем говорит.
– Так ты ей веришь?
– Я верю, что дыма без огня не бывает. А сейчас предлагаю всё-таки отправиться спать.
9 января 2189
Монитор в маленьком салоне «Апсары» включен в режиме иллюминатора: он показывает космос снаружи так, как если бы действительно был прозрачным окном. Так чувствуешь себя капитаном старинного парусника, замершим на мостике в ожидании швартовки. Если я сведу большой и указательный пальцы в кольцо, Луна впишется в него идеально. А дальше мерцает голубое пятнышко – Земля.
С того дня, как Вильгельмина заговорила с нами, Вайолет стал непривычно молчалив, большую часть времени он разрисовывал хитроумной кельтской вязью свою «территорию» на внутренней обшивке корабля, развлекался с гигаминксом или погружал себя в состояние, внешне похожее на сон. Но наблюдая, как двигались под веками его зрачки, я догадывался, что на самом деле модификант не спит, а копается в файлах, загруженных на его имплантах, что-то просматривает и перебирает, словно средневековый феодал, оценивающий богатство своего арсенала.
Он заявил, что имеет набор достаточно мощных вирусов для того, чтобы не-жизнь на «Сольвейг» замерла навсегда, какое бы имя она ни носила. Были у него и программы-«ловушки», предназначенные для защиты от чужеродных вирусов и копирующие код избранной программы.
Катрину, отправленную спать вместо хакера, мы разбудили несколько часов тому назад. Едва выйдя из анабиоза, она заявила что садиться на Луне при таких обстоятельствах – это всё равно, что лететь в жерло извергающегося вулкана, и если мы не изменим курс и не отправимся к Земле, то погибнем. Я отчитал её за трусость и напомнил про «Фермион-2», чей экипаж – мой экипаж – до сих пор надеется приступить к выполнению миссии. К тому же, пока сохраняется малейшая возможность того, что сказанное Вильгельминой – правда, под угрозой и мы, и всё население Марса.
Лично я не трепетал перед тем, с чем мог столкнуться на «Сольвейг», будь то вредоносный искусственный интеллект или какие-нибудь пришельцы из старого кино. Напротив, постоянное напряжение последних недель ослабило хватку, и я уже не сомневался: стоит моим ботинкам коснуться лунного грунта, как хандра испарится, и я вновь стану предельно собранным и здравомыслящим. Мне предстояло развеять туман над самыми мрачными вопросами последних лет; близость к разгадке обостряла чувства и бодрила тело.
Нервозность Кэт понять можно: ей придётся остаться на орбите, пока я, Олег и Вайолет будем исследовать базу. В дни, отведённые на подготовку к полёту, я научил её основам навигации. Сейчас мы всё это повторили, и сестра сможет прийти нам на помощь в случае крупной неприятности. При необходимости она сможет даже посадить «Апсару»: достаточно ввести нужные координаты, и автопилот всё сделает сам – в отсутствие бурь, которых на Луне не может быть в принципе, и, конечно же, серьёзных повреждений.
Но вот картина космоса на мониторе сменилась изображениями незнакомых волн. «Обнаружен электромагнитный сигнал. Анализировать?» – запрашивает компьютер.
Что же там у нас? Неужто новый эпизод грехопадения на «Фермионе»?
– Подтвеждаю!
«Сигнал зашифрован. Приступить к расшифровке»? – вновь спрашивает компьютер.
– Подтверждаю…
Раньше наши зонды таких сигналов с Луны не получали. Четверть часа спустя анализ показал, что сигналов на самом деле множество и предназначаются они, скорее всего, не не нам: это похоже на язык, которым головной компьютер промышленного объекта отдаёт команды беспилотным машинам.
– Я смотрю, жизнь на «Сольвейг» просто кипит, – заметил Вайолет, тихо выплыв из-за спины. Передвигаться по кораблю он предпочитал без магнитной обуви. – Хотел бы я посмотреть, что там делается… Неужто строят флот для захвата Марса?
– Ты мог бы так не шутить? – огрызнулась Кэт.
– Не вопрос. Я б вообще Землю поработил: она побогаче…
Первым исследовать территорию «Сольвейг» с «Апсары» отправляется десмодус-разведчик. Его крылья при необходимости складываются, как у настоящей летучей мыши, что помогает нашему помощнику «просачиваться» в самые узкие отверстия. Через нейроинтерфейс шлема им управляю я – это почти то же самое, что лететь на место самому, только куда безопасней и не требует расходов воздуха. От падения к лунной поверхности у меня слегка кружится голова, ведь до сих пор наш куда более быстрый полёт на «Апсаре» воспринимался как медленное плавание по звёздному океану. Всё более детально на блёкло-серой поверхности проступает причудливый рельеф: гряды скал, впадины, мелкие кратеры.
От гигантского пятна кратера Тихо расходятся во все стороны длинные радиальные трещины – хорошо же здесь когда-то жахнуло… Видимость идеальна: ведь здесь не бывает ни тумана (который наконец-то стал появляться у нас), ни пыльных ветров. Размеры этой гигантской чаши захватывают дух так же, как и вид нашего «родного» Олимпа. Глубина его – три с половиной километра, а в поперечнике он занимает все восемьдесят. На краю чаши, с северо-запада, ощетинилась зеркальной чешуёй солнечных батарей база «Сольвейг». Замечаю, что два зеркала сильно повреждены – скорее всего, ударами мелких метеоритов: даже удивительно, что урон так мал, помня об отсутствии атмосферы, в которой метеориты могли бы сгорать. Но более крупные тела в данном секторе, похоже, не падали: промышленные корпуса целы.
Во время «моего» полёта над базой я не просто ощущаю движение. Мозг дорисовывает «ветер в лицо», хотя никто из нас толком не знает, что это такое (если, конечно, не считать настоящим ветром воздушные потоки в аэродинамическом транспорте и системе вентиляции). Так человек замирает от резкого «тссс!», которое мозг моментально ассоциирует со змеёй. И плевать, что наших садовых змей никто не боится.
На склонах кратера – по сути, гигантского натурального карьера – ползают, словно и не было никакого Блэкаута, несколько «медведок» – автономных машин для бурения грунта и извлечения минералов. У них не зря такое название: настоящая медведка – лучший копатель в мире насекомых. Панцири роботов светлые, почти белые, и с высоты кажется, что это двигаются куски скал. Вал кратера на этом участке разобран, что само по себе – огромная работа, и к самому краю чаши подходят магнитные рельсы, на которые «медведки» грузят руду. Лечу вдоль них, пытаясь вообразить, что происходит с рудой внутри заводских корпусов, что-то же со всей добычей делают, куда-то её отправляют, иначе она завалила бы всю территорию за столько-то лет…
Здания «Сольвейг» представляют собой простые стереометрические фигуры, опалесцирующие на фоне насыщенной черноты неба: полусферы, конусы, пирамиды, многогранные призмы: сверху это смотрится чертовски красиво. Кажется, вот-вот – и я услышу гул работающих турбин и лязг механизмов, но, разумеется, это всего лишь иллюзия: без атмосферы нет и звука. На горизонте, возвышаясь над заводскими зданиями, маячит исполинская – в восемьсот метров высотой – шестигранная башня из ажурного металла, острым клыком упираясь в чёрное небо и блестя в ярком солнечном свете. Надпись «Линдон Пауэр» тянется вдоль каждой из ее граней. Что-то в этом есть от фараонов. Настоящих, египетских.
Подлетаю ближе, осматриваюсь. Никаких вывесок, знаков – ничего, что облегчило бы передвижение вновь прилетевшим людям (в этом святилище безукоризненно- холодной красоты они вообще казались бы лишними). А впрочем, зачем заморачиваться ради двух-трёх операторов да немногочисленных космических «дальнобойщиков», возящих туда и обратно грузы, когда голограмму карты можно открыть на карманном компьютере?
Никакого «флота звездолётов» для завоевательного похода я тут не вижу, а вот почему данный сектор всё это время почти не страдал от метеоритов, понимаю довольно скоро: по периметру базы – правильного шестиугольника – видны люки плазменных турелей, подобных тем, что оберегали космическое пространство над «Игдрассилем». Тогда интересно, как электронный «мозг» базы понял, что «Апсара» не метеорит, да и десмодус – тоже? Диспетчера-то нет, который примет запрос на посадку и даст разрешение…
Невесело это – осознавать, что жизнь – твоя и товарищей – может хоть на секунду зависеть от неизвестной безликой силы. В прошлом такой силой были тысячерукие и тысячеглавые государственные аппараты, слитые с крупным бизнесом и спецслужбами. Воля отдельного человека у них практически ничего не решала, однако люди возлагали ответственность на якобы избранного ими свадебного генерала (президента, премьера или какого другого картонного «вождя»), который время от времени раздувал щёки и зычным голосом грозился раскатать танками «всех плохих». И чем громче были заявления того или иного болванчика, тем меньше реальных вопросов он решал самостоятельно. А мы вообще совались в воду, не зная броду…
Вот и посадочная площадка для космических кораблей – в таком плачевном состоянии, что «прилипале» садиться лучше на равнине к северо-востоку от комплекса. Налицо проседание грунта, вызванное тектонической активностью. От площадки также идут магнитные рельсы – к полусферическому створчатому ангару, похожему на те, что стоят на «Игдрассиле». Сейчас они герметично сомкнуты, однако моя система радиолокации позволяет «смотреть» на предмет сквозь стены: эта функция незаменима при ремонтных и спасательных работах. Чёткость изображения не особенно высока: например, два расположенных рядом предмета, могут «слиться» в один. Но одно можно сказать: в ангаре стоит что-то огромное, и оставшееся до заката время десмодус будет составлять изображение объекта, чтобы его увидели в Арконе.