Сказано – сделано. Я не поддаюсь соблазну вызвать аэротакси и еду в свою конуру на метро, но уже в квартале от дома понимаю: задница меня настигла. От воя полицейских сирен вибрировали стены. Улицы были перекрыты, над ними взад-вперёд носились дроны, тщательно сканируя территорию. Не дожидаясь, когда один из них подлетит ко мне, я нырнул в дурно пахнущую забегаловку. Копы, скорее всего, уже снимают отпечатки в квартире. Впервые кто-то смог меня опередить.
Я пробежал сквозь харчевню и выскочил через чёрный ход, мысленно благословив эти чудесные допотопные трущобы, которые пока не успели расселить, и, оказавшись на другой улице, двинулся к метро. Я шёл спокойным расслабленным шагом, но кто бы знал, каких усилий мне это стоило – и как хотелось броситься со всех ног, когда на плазменном экране станции показали мой фоторобот. Никогда бы не подумал, что копы встанут на уши из-за какого-то барыги: можно предположить, что дилер был каким-то важным информатором, иначе его бы не пускали из Подземки наверх.
Только к утру – короткими переходами – я выбрался на шоссе – не умолять же отца о спасительном вертолёте, да и браслет с гарнитурой я утопил в общественном туалете. Интересно, новость до моей семьи уже дошла? Мне так долго удавалось оставаться безнаказанным, что я не позаботился о крепком алиби.
Когда Вильгельмина окончила лекцию и элегантно разгребла ту лавину вопросов, что обрушили на неё слушатели, я сказал, что хочу пригласить её на ужин, но этим вечером она должна была ужинать с потенциальным инвестором, поэтому я для себя, можно сказать, зубами вырвал следующий день.
– Что это?
– Настоящий лес. Один из последних в нашей стране. Там есть деревья возрастом несколько сотен лет. Это вам не лысая Антарктида, – поддразнил я.
Её брови взлетели вверх, а в глазах зажглись и любопытство, и восторг. Наконец-то я смог её зацепить чем-то, кроме факта нашей встречи.
– Там, где не стало льда, тоже сажают лес. Знаешь, как в Антарктиде хоронят мертвых? Тело служит кормовой базой будущему дереву, которое прорастает из погребальной капсулы. А дерево модифицировано для роста в холодном климате. Получается своего рода вторая жизнь! Но я, конечно же, с тобой поеду! Эх, жаль, что такое удовольствие в наши дни доступно единицам…
– Согласен, – ответил я. – И очень этим доволен, иначе б и этого не осталось.
И правда: я что, должен в чём-то каяться? Держу пари, что «крылатым» её порекомендовал именно мой отец, чтобы я перестал о ней беспокоиться. С глаз долой – из сердца вон. А вышло иначе.
– Ты в каком отеле? – спросил я, желая заехать за ней.
– Встретимся в кафе «Амелия», там отличные ранние завтраки.
В восемь утра мы уже были в дороге. Вильгельмина – ненакрашенная, одетая в кроссовки и закрытый комбинезон её любимого серебристого цвета, говорила мало и почти всю дорогу слушала аудиокниги: её научили ни минуты не тратить зря. Меня так и тянуло спросить, занимаются ли «крылатые» сексом или предпочитают не тратить время на столь бесполезное развлечение, но нежелание быть вульгарным меня остановило.
Мои охотничьи угодья произвели нужное впечатление. Когда зелёное море сомкнулось вокруг нас, отгородив от звуков и запахов человеческого мира, Вильгельмина восхищённо вздохнула, а выйдя к берегу озера, запрыгала, как резвый оленёнок, и побежала окунать руки в покрытую мелкой рябью воду. Где она только научилась так двигаться – в балетную школу ходила? Или мне в ней кажется прекрасным исключительно всё?
Приблизившись, я заметил, что сквозь золотистый загар на её лице проступил румянец, и решил перейти в наступление. Как нас учат старые фильмы и искусственные сны, пленённые романтическим пейзажем красавицы зачастую сами берут своих спутников за руку и склоняют к поцелую. Но Ви продолжала вести себя так, словно нам обоим всё ещё было лет по десять, когда ребятишек корёжит от дразнилки «жених и невеста». Была ли это поза или настоящее равнодушие?
Понимая, что в данном случае комплименты и романтическая шелуха – верный способ выставить себя идиотом, я решил начать с практических вопросов.
– Так что ты думаешь, если развитием твоего проекта займемся мы?
– Важно, на каких это будет условиях; я не хочу, чтобы «Солнечный путь» у меня забрали, не хочу, чтобы дальше его двигали другие люди. Но встретиться с твоим отцом я б, наверное, не отказалась.
– Как я уже сказал, я тоже могу помочь.
– Нет, Герион. Меня научили не принимать денег от друзей. Плохая примета.
– В «Крылатом солнце» учат суевериям?
– Есть правила, проверенные временем. И я бы не рисковала их опровергать.
– Мы ещё толком и друзьями не стали, так что расслабься. К тому же, я не делаю подарок тебе, я делаю вклад в науку.
– Герион, ты начинаешь давить, а я этого терпеть не могу. Хочешь кому-то помочь – поищи умных детишек в Подземках и заплати за их образование.
– Слушаю и повинуюсь, Госпожа, – усмехнулся я. Так сурово со мной говорили разве что мать (и то не всегда) и однокурсницы-лесбиянки. Гордость и независимость Ви, сразившие меня в первые минуты, стали теперь раздражать. – Но почему вы забрались так далеко? Огненная Земля, Антарктида…
– Учёные были первыми, кто стал постоянно жить в Антарктиде. Там лучшие условия для многих видов исследований. Нет ограничений, которые навязывают государства. Меньше риск кого-нибудь убить… Шучу, конечно!
– И марсианских колонистов тренировали там – ведь так?
– Именно. К тому же, нам лучше всего работать, с одной стороны, на отшибе, с другой – в кругу единомышленников. Над нами никто не стоит, мы организуемся сами. И ты понимаешь, что это работает. Среди нас нет случайных людей. Вот одна из причин, по которой школьники и студенты обучаются так быстро – среда. Очень не хочется, чтобы когда-нибудь она была утрачена.
– А что – кто-то пытается вас выгнать?
– Пока нет. Но мы очень боимся, что законы об освоении антарктических ресурсов всё- таки будут приняты. Тогда туда хлынут промышленность и коммерция, вырастут вверх и вниз города, продолжится идиотское противостояние Америки и Советов – в общем, всё станет, как везде.
– Города вряд ли вырастут. На добыче ресурсов эффективнее трудятся роботы, а им, понимаешь, много не надо. И что тут страшного? Столько веков учёные жили рядом с обычными людьми…
– Горели на кострах инквизиции, стояли на задних лапках перед богачами.
– А сейчас – разве нет?
– Сейчас мы взаимодействуем на равных.
– При разработке ресурсов они будут в вас нуждаться. Чего же ты тогда боишься?
– Деньги важны, но повторюсь: среда важнее. И наша автономия.
– Тогда, если закон будет принят, вам останется лишь улететь на Марс.
– Как бы там не догнали…
Мы молча обошли озеро по мелкому серому песку, побывали у большой каменной глыбы со знаками, прошлись тропой, по которой ходят на водопой олени. Я почти завидовал тому вниманию, которое Ви уделяла мелким цветам на лесных прогалинах, зелёным ящеркам, птицам, порхающим с ветки на ветку. Я подумал, что люди, мало что знающие о дикой природе, почти всегда перестают восхищаться, познакомившись с ней поближе: ведь здесь постоянно кто-то кого-то ест, и нередко – живьём. Мудрый ворон и милая синичка практикуют каннибализм, забивая насмерть клювом других птиц. Рыжие муравьи беспощадно разоряют гнезда своих чёрных собратьев. И те, и другие с удовольствием сожрут упавшего с дерева птенчика. Нам так хотелось бы верить, что животные чем-то лучше нас, но если они лучше – то лишь приспособленностью к среде обитания. А все истории о дружбе и сострадании среди зверей и птиц – лишь способ потешить публику. Такая дружба возможна лишь когда обе стороны сыты.
Мы оказались на месте, где отец впервые обучал меня стрельбе, и я подумал, что неплохо было бы немного подурачиться.
– Хочешь продырявить мою шляпу, Ви?
– Это как?
– Я брошу её в воздух, а ты её собьёшь на лету из ружья. Не получится – повесим её на дерево: будешь смеяться, но именно так я стрелять и научился.
До сих пор винтовка висела зачехленной у меня на плече и не вызывала у Ви ни малейшего интереса. Но когда я открыл «Крестоносца» и попытался вручить его ей, она шарахнулась от него, как вампир от чеснока. Меньше всего я ожидал такой реакции: эта старая винтовка до сих пор – одна из самых красивых в мире.
– Какое злое…
– Не бойся, – ласково сказал я. – Он на предохранителе и сам по себе не выстрелит. Отдача есть, но это не больно.
– Лучше давай поедем домой… – с кислой мордочкой сказала Ви, отталкивая винтовку.
– Подожди! Давай уедем утром! Здесь такая музыка по ночам – ты просто с ума сойдёшь! Я взял всё, что нужно, даже отдельную палатку для тебя, если не захочешь спать в машине.
Я понимал, что стал похож на влюблённого школьника, но ничего не мог с собой поделать. Это было как наступить с разбега на спрятанные грабли и хорошенько получить по зубам.
– Я не ночую с незнакомцами, Герион. Извини. Я думала, мы приехали погулять.
– Да что, с тобой, Ви? Посмотри, какая красота! Когда ты ещё раз тут побываешь? И неужели ты думаешь, что я позволю себе что-то лишнее? Ты хоть знаешь, о чём я думал тем вечером после нашей школьной встречи? Я представлял, как мы построим вигвам и будем жить здесь дикарями. Охотиться, ловить рыбу, купаться в озере и жечь костры выше человеческого роста. Ничего пошлого. И сейчас – тоже. Если хочешь, я к тебе даже не прикоснусь, мне достаточно и того, что ты рядом. Нам ещё о многом надо поговорить, прежде чем уехать, разве нет?
– Ты сам не понимаешь, что несешь. В любом случае, остаться не получится. Завтра с утра я хочу повидать родителей, а вечером лечу обратно в Гелиополис.
– Возьмем аэротакси.
– И всё равно: я хочу уехать. Сейчас.
– Хорошо. Но могу ли я попросить тебя об одном? Один поцелуй – и мы сразу же едем обратно. Разве это так много?
– Не хочу, – упрямо бросила Ви.