е не хочешь, чтобы мы все погибли?.. Есть опасность, что этого ублюдка на «Сольвейг» мы не добили… Потому и пришлось бежать с Луны без оглядки. И будет лучше, если кто-то на Земле проконтролирует ситуацию. Топлива для повторной вылазки у нас еще хватит.
Гнев переполнял меня, подбивая бросить старому интригану в лицо все наши открытия и послушать, что он запоёт. Но нет, не сейчас… Нельзя давать ему возможность выстроить защиту до того, как мы обратимся из Мирного ко всей республике… Что касается «Фермиона» лично я предпочел бы, чтоб друзья и родные продолжали считать участников первой экспедиции просто погибшими. Жаль, не получится.
Просканировав околоземный эфир я, к своему сумасшедшему восторгу, поймал не один, а сразу несколько разных сигналов. Удивительно, но кто-то даже транслировал музыку: низкий женский голос пел по-русски под перезвон гитарных струн. И как-то сразу стало на душе теплее и спокойнее. Там поют. Там делятся музыкой. Там слушают друг друга на расстоянии…
Продолжая погружаться в песню, я всё же не забыл проверить передаваемые борткомпьютеру данные Вайолета. Данные энцефалограммы меня удивили: она показывала предельно возможную для столь медленного пульса активность, словно Тэцуо всё ещё пытался выкарабкаться из объятий сна. Впрочем, все остальные показатели были в норме, и я не стал беспокоиться понапрасну.
Я вздрогнул, ощутив спиной и плечами объятие: то была проснувшаяся Кэт: должно быть, она тоже услышала музыку. Она не стала ничего говорить и дослушала песню до конца, не отпуская меня. Тем временем бело-синий шар занял собой почти весь монитор, и кое-где под облаками стала проглядываться суша.
Песни нам обоим показалось мало, и я продолжил искать сигналы. Вторым сюрпризом, заставившим остолбенеть теперь уже нас обоих, оказался очень юный девичий голос, настойчиво твердивший: «Марс! Марс! Я – Земля! Если вы там ещё живы, пожалуйста, откликнитесь! Мы в Вашингтоне, округ Колумбия! Нас тут две тысячи человек! Вас очень не хватает!» Обращение было записано и, едва закончившись, началось вновь. Меня потрясло, как она это сказала: не «нам нужна помощь», а «вас не хватает»… Словно мы были уже целую вечность знакомы.
– Добро пожаловать домой, Уинстон, – торжественно шепнула Кэт.
– Займи своё место, – велел я. – Мы почти на орбите. Даже спутники можно различить.
И действительно: уже отсюда на фоне голубого мерцания Земли приборы показывали нам то тёмные, то блестящие точки – осколки рухнувшего мира, продолжавшие бесцельно скитаться вокруг планеты. Многие спутники и орбитальные станции, придя в негодность, попадали в океан и не только туда, но куда больше их осталось на орбите, где они медленно распадались на части. Когда я строил траекторию подлёта к планете, то старался избегать сближения корабля с мёртвыми спутниками, что было чертовски сложно: околоземное пространство ими просто кишело. Никаких данных о запуске новых космических аппаратов мы не получали, но и свидетельств обратного – тоже. Проверять на себе, который спутник из бесчисленного роя окажется военным и наведёт на нас ракету с Земли (а готовились мы даже к такому повороту событий) желания не было. Посадку в Антарктиде мы выбрали именно потому, что спутников над ней болталось относительно немного даже в лучшие времена. Второй, но тоже весьма важной причиной выбора места была относительная близость к Мирному штаб-квартиры «Крылатого Солнца» в Гелиополисе. Я собрал данные радиолокации об объектах, которые могли нам встретиться, и сделал новый расчёт траектории с учётом возможных опасностей. Стрелять-колотить! Два космических аппарата пройдут почти впритирку к нам, причём скорость придётся то сбрасывать, то повышать! Но поспешно искать новый маршрут смысла нет; моя подготовка пилота учитывала замусоренность космоса, я учился летать в таких условиях и десятки раз погибал на симуляторе, пока не отточил реакцию.
В этот раз я решил доверить наши жизни борткомпьютеру, так как усталость ещё не до конца меня отпустила, и следует признать, что в ряде ситуаций автопилот предпочитиельней человека. Кэт, прекрасно видевшая объекты и линии на мониторе, поняла, что придётся несладко, но осталась спокойна, как и полагается Архангелу – словно это не она рыдала у меня на груди после лунного испытания.
Я снова в кресле пилота, околоземное пространство раскинуто перед моими глазами, маневровые двигатели включены. Пускай кораблём сейчас управляет программа, я должен всё видеть и всё контролировать. Пятнадцать тысяч километров. Борткомпьютер информирует об угрозе слева. Мы пересекаем орбиту первого спутника: похожим аппаратом занимался Юрковский, когда ему «спалили» имплантаты. Через три с четвертью секунды аппарат проносится позади «Апсары». Но три секунды при космических скоростях – это очень много, и в этот момент нас уже разделяют километры.
Лавина. Целая лавина сигналов. Тут главное – не занервничать, не передать своё волнение кораблю, и я разъединяю контакт, чтобы не вмешиваться в работу машины и только наблюдать. Вместе с «Апсарой» мы уверенно мчимся вперёд, дивный синий шар становится всё больше, словно двигаясь нам навстречу. И теперь я хорошо понимаю Вайолета, который так не хотел пропустить приземление.
Две тысячи километров. «Апсара» замедляет ход, пропуская перед собой летящий остов индийской космической станции, внутри которой заключены тела космонавтов, обречённых Блэкаутом на медленную смерть на орбите – в полном молчании, без возможности попрощаться с близкими. И хотя у каждого капитана есть «последнее средство эвакуации» – таблетки с быстродействующей смесью ядов, страшно подумать, сколько времени они могли напрасно ждать спасения с планеты, над которой погасли все огни… Будь ты проклят, Герион. Будь ты проклят…
Пятьсот километров и ещё один успешный манёвр: «Ра» – по сути – гигантское, снабжённое рассеивателем зеркало, освещающее Антарктиду в полярную ночь, несётся дальше по орбите, благополучно разминувшись с «Апсарой». Скоро экзосфера будет пройдена, и «Апсара», охваченная потоками горячей плазмы, на время превратится в подобие кометы, которую смогут наблюдать земляне. На первой симуляции приземления некоторые впечатлительные курсанты приходили в настоящий ужас. Бушующий за бортом огонь они наблюдали не в иллюминаторе, а так, как его предстоит сейчас увидеть мне: он хлестал им прямо в лицо. Положа руку на сердце, скажу, что в первый раз страшно было и мне, ведь уже через несколько минут симуляции теряется ощущение, что всё происходящее с тобой – не реально.
Резкий звук заставляет меня вздрогнуть: борткомпьютер сообщает о столкновении. На Фобос вас через Деймос, как? Ведь поблизости больше не было опасных объектов, иначе система радиолокации меня бы обязательно об этом известила! Я немедленно подключаюсь к кораблю и проверяю все системы, а затем, убедившись, что всё пока работает нормально, исследую область удара. То, что в нас врезалось, повредило обшивку и термоизоляцию в районе грузового отсека. Разгерметизации пока нет, но при пролёте сквозь атмосферу в пробоину хлынет горячий газ, и «Апсара» превратится в летающий крематорий. На орбите даже бесхозная гайка – это снаряд! «Фермион», сделанный с учётом такой опасности, проскочил бы без последствий. Но не это корыто, сколоченное ещё на Земле!
Не раздумывая долго, я даю команду к отделению грузового отсека, но – снова «сюрприз»: механизм не срабатывает!
Я перехожу в ручной режим и вдавливаю кнопку в приборную панель – с тем же результатом. Отсек остаётся только заблокировать, чтобы выиграть минуту для спасения. Совершенно некстати в эфир выходит наш обожаемый архонт, и я кричу, что знаю обо всех его подлостях… Пусть все, кто может услышать – слышит.
– Кэт, быстро в шлюпку! – кричу я, освободившись от злости. – В жилом отсеке уже двести градусов!
– А ты?..
– Бегом!..
Я торможу двигателями, пытаясь максимально замедлить наше сближение с Землёй. Кэт лихорадочно ищет вещи, а на мониторе стремительно меняются пейзаж и координаты. Мы сейчас над Тихим океаном, дальше будут Анды, Патагония, Антарктический полуостров, полюс… Нельзя, чтобы Кэт и Вайолета выбросило на полюсе, там же до сих пор льды… И лучше не в океан, потому что подобрать их там будет некому. Жилой отсек заблокирован, но температура в салоне всё равно растёт. От жара скоро начнут отказывать приборы…
– Брат, я готова! – дрожащим голосом объявляет Кэт, прижимая к груди аптечку. Она не допускает мысли о том, чтобы катапультироваться раньше меня.
– Внутрь! – рычу я, и едва сестра успевает исполнить приказ, «запечатываю» ее внутри капсулы. Надеюсь, с фиксаторами тела она справится сама.
Подача топлива отключена. Теперь «Апсара» будет падать без торможения, у меня осталась только возможность ею рулить… В жилом отсеке настоящий ад, в кабине управления – пока лишь духовка. Жестокая перегрузка вдавливает меня в кресло, не давая дотащиться до капсулы самому. Холод и мрак, что за подлянка с этими капсулами – в них ещё надо успеть забраться! Скафандр ремонтника ещё сможет какое-то время сопротивляться жару, но если «Апсара» развалится на части, падать будет очень больно…
То, что раньше было кораблём, влетает в тонкую антарктическую стратосферу. Выгоревший грузовой отсек уже оторван: компьютер демонстрирует мне его падение, затем отрубается. «Шлюпки» я отстреливаю уже вручную, а затем, с мучительным усилием переместив руку, дёргаю красную ручку слева. Ручку, притрагиваться к которой остальным строжайше запрещено, да и пилоту разрешается лишь в безвыходных ситуациях.
Огромной силы «пинок» – и я, пристёгнутый к креслу, вылетаю вперёд и вверх: спасибо, что не все механизмы у нас завязаны на электронику. В глаза мне вновь бросается звёздное небо – только уже не чёрное, а тёмно-синее, – затем – облака, залитые пламенем заката и, наконец, дым от горящего корабля, продолжающего свой страшный путь. Я словно повисаю в атмосфере, и кажется, что вокруг меня замедлилось время. Я смотрю, как распадается на части бедная «Апсара», совсем не желая встретиться с её обломками. А ещё – совсем некстати – думаю о том, сколько людей успело это увидеть. Затем просто лечу камнем вниз – как в кошмарах, что нередко случаются у пилотов. Кэт, Вайолет, простите – но дальше, кажется, сами…