В зелёных глазах ярко вспыхнуло любопытство. На лице коротко, как молния, блеснула улыбка.
– Дитя, но не глупое…
– Так ли уж ты стара? – возразил юноша, задетый словом «дитя».
– Десяток лет между нами есть. И потом, один год в банде идёт за пять.
– Когда мне будет девяносто, а тебе сто – кто заметит разницу?
– Уверен, что дотянешь до девяноста?
– Уверен, что хочу идти на Семь Ветров вместе с вами. Стать одним из твоих бойцов. Мирного нет – значит нет и надежды кого-то спасти дома. А возвращаться в могильник толку никакого…
Фокс расхохоталась ему в лицо.
– Тогда не дотянешь и до двадцати. Ты, поди, и стрелять не умеешь.
– Я быстро учусь.
– Забудь! Если есть возможность не убивать, начинать это дело не стоит, – и сказала это она серьезно, от всего сердца, словно приходилась старшей сестрой не Потерянным Детям, а самому Рэнди. Последние слова, которых можно было от неё ожидать.
Фокс и Рэнди стояли настолько близко, что юноша мог как следует рассмотреть глаза Старшей Сестры. Только сейчас он увидел, что их цвет был неоднородным; от зрачка словно расходились золотистые лучи.
– Чинить вашу броню и пушки – значит убивать вашими руками… Но убивать трусливо.
– Ты будешь там, где скажу я. И будешь делать то, что скажу я, – жёстко проговорила женщина. Она была достаточно умна, чтобы понимать: парню нужно во что бы то ни стало добраться до пушки. Но суровый упрямый голос продолжал шептать Рэнди на ухо: отступить у него права нет.
– А если я попрошу всю банду меня принять? – жестокая рука, все эти дни державшая его за сердце, сдавила его еще сильней, давая понять: сейчас или никогда.
– Держи карман шире! Просто так они тебя не примут. Они захотят тебя испытать…
Пылкая уверенность Рэнди угасла, словно смытая ледяной водой. Не то, чтобы он боялся испытаний, но вдруг банда потребует, к примеру, убить одного из рабов – в подтверждение тому, что он так неосторожно сказал?.. Или не просто убить, а запытать до смерти? «Тогда придется убить Фокс, – отчетливо сказал он себе. – И, если успею, – себя». Принятие судьбы удовольствия не принесло, но рука на сердце вдруг разжалась, и дышать стало свободней.
– Нам тоже случается попадать в чужие руки, – продолжала Старшая Сестра. – И подвергаться пыткам. У Эзры, например, нет ногтей и половины зубов. У Китти на груди страшные ожоги… Билли остался в Семи Ветрах без двух пальцев. Он тогда не разбойничал, а был простым рыбаком. Конкуренты положили глаз на лодку и донесли на него, как на заговорщика, потому что его покойный брат и вправду водился «не с теми» людьми…
– Хочешь мне палец отрезать или зубы повыбивать?
– Некрасиво и непрактично, – поморщилась Фокс. – Я поиграю с тобой иначе. Сможешь не закричать – считай, ты один из нас.
У Рэнди отлегло от сердца. Убивать не придётся. Не сегодня.
– Можешь считать, что я готов.
Что-то лёгкое коснулось его пальцев. Это была самокрутка – такая же, какой пользовался Китти для того, чтобы Генри не так сильно орал. Но, заподозрив подвох, Рэнди без колебаний бросил её в ведро с водой, где охлаждали раскаленную ковку. Фокс покачала головой, словно жалея, что переоценила мальчишкин ум, и ушла.
Рэнди открыл сундук, в котором Генри держал съестные припасы: сушёную рыбу и овощи, сухари, заплесневелый сыр. Наскоро поел сам, затем нашёл в туннеле Луну, которая сперва оскалилась и заворчала, но, почуяв угощение, снизошла до кусочка сыра и благодарно лизнула ладонь. Ощутив сильный тычок в спину, юноша обернулся и чертыхнулся: позади стоял Миднайт – ездовой пёс Старшей Сестры, и с любопытством созерцал пленника своими янтарными глазами. Обошёл по кругу, обнюхал лицо и бесшумно зашагал прочь по ему одному известным делам. Луна потрусила следом.
Вернувшись в мастерскую, Рэнди вернулся к починке арбалета, а закончив – лег поспать. Разбудил его не кто иной как Китти, скалившийся в довольной улыбке. В его косичках позвякивали металлические безделушки.
– Чёрт возьми, поужинать не успел, а тут такое шоу наметилось… – сказал он, испытующе глядя на пленника. – Пойдём, что ли…
– Что там с Генри?
– А что с ним станется! Сперва смотрел на зеленых чертиков, а сейчас дрыхнет. Ты б лучше о себе побеспокоился.
Последовав за Китти, юноша оказался в зале, где в день его пленения банда жарила крыс. Но как там все изменилось! Весь хлам убрали, скамьи и табуретки отодвинули к стенам, пол подмели. Откуда-то принесли две парафиновых свечи – невероятную роскошь. Неужели Фокс велела зажечь их ради него?
Старшая Сестра расслабленно сидела в высоком кресле, закинув ногу на ногу. Одна рука, сжатая в кулак, подпирала подбородок, вторая машинально гладила серебристый мех накидки.
– Готов? – звонко вопросила Старшая Сестра.
– Спрашиваешь! – с вызовом бросил юноша, стараясь на неё не смотреть. Но не смотреть не получалось.
– Ты помнишь – ни единого крика!..
Китти подвёл пленника к зловещему сооружению в центре зала – ржавой металлической раме, спаянной из полых труб и опиравшейся на металлические же крестовины – достаточно широкие для того, чтобы конструкция не опрокинулась под массой болеё крупной жертвы. К верхней перекладине рамы были приварены железные петли; велев пленнику поднять правую руку, Китти стал привязывать её к одной из петель тонкой веревкой. Когда тот принялся за левую, Рэнди, к своему великому ужасу, увидел, что Потерянные Дети, за исключением тех, кто отправился дежурить на вышку, волной вкатилась в зал и расселась кто где – на удивление тихо, глядя на юношу во все глаза, но не отпуская шуточек.
– Так ты это придумала, чтобы банду развлечь?
– Это касается всех, – ответила Старшая Сестра, поднимаясь с кресла и снимая с широкого пояса длинный тяжёлый кнут.
– Фокс, – хрипло сказал уже распаленный ожиданием Китти. – Позволь-ка мне… Век не брал в руки кнут, дай старику поиграться!
Старшая Сестра нахмурила брови – видать, не ожидала просьбы. Рэнди замер в надежде, что пытать его будет всё-таки она. Она, а не этот огромный зверь.
– Ну, пожалуйста… – протянул Китти голосом капризного ребенка. Фокс посмотрела на него, на Рэнди, потом снова на него… – Ты знаешь, каково это – голодать…
– Пёс с тобой, играйся, – нарочито небрежно сказала Старшая Сестра, протягивая своему миньону свёрнутый кнут, и Китти довольно осклабился, взвешивая его на руке. Рэнди, вытянутый на раме так, что рёбра едва не прорывали кожу, чуть не застонал от досады.
«Клал я на вас болт арбалетный, сволочи…»
Фокс потрепала по волосам Наоко, сидевшую тут же, у её ног, и поудобнеё уселась в кресле. Рэнди обвёл глазами притихшую банду, уже жалея про себя, что выбросил самокрутку.
– Вашу мать, какие серьёзные все!
В следующую секунду он выгнулся до предела, жмурясь от резанувшей спину жгучей боли, и едва не прокусил себе язык: проклятый Китти ударил, не предупреждая. Второй мощный удар, ещё сильнее, лёг рядом с первым, и ряд свечей перед глазами юноши сразу превратился в нагромождение размытых золотистых пятен. Не находя выхода в крике, боль терзала Рэнди вдвойне сильнее. Он пытался не выпустить слёзы наружу, но уже после пятого удара они полились по его щекам, ещё хранившим детскую округлость. «Чёрт с ними… Не заорать бы… Не заорать… Иначе – хоть вешайся!»
Кнут Старшей Сестры не только жалил, как раскалённое железо; он оказался тяжёлым, словно его сработали из металлической проволоки, а у могучего Китти и удары были под стать. Спина Рэнди в два счёта превратилась в полыхающий костёр, а всё тело – в гудящую от боли струну. Как мог, он боролся с собой и напоминал сейчас рыбу, которую начали потрошить ещё живой. Неспособную даже взвыть в предсмертной агонии. Китти прервался на девятом ударе, чтобы дать Фокс оценить результат его работы.
– Довольна? – прошептал Рэнди пересохшими губами, хотя на самом деле ужасно стыдился своего зарёванного лица.
– Сойдёт. —ответила Фокс, будто у неё спросили, хорошо ли поджарены летучие мыши. – Китти, можешь отвязывать.
И никаких эмоций в голосе. Это доконало Рэнди сильнеё, чем напряжение, боль и стыд. Яростный вопль «Сука!» разорвался у него внутри, словно граната, но наружу прорвались совсем иные слова.
– Китти, не спеши! Я только вошёл во вкус! – сказал он как можно бодрее. – Ну как так можно? Это как надкушенный бутерброд отобрать! Или ты устал?
– Тебе мало? – спросил его мучитель с плохо скрытым удивлением.
– Представь себе!.. – захохотал Рэнди, словно пьяный, мелко дрожа всем телом. Глава Потерянных Детей, всё это время пристально наблюдавшая за юношей, неожиданно погладила его по щеке и, забрав кнут, отпихнула Китти бедром.
– Всё! Наигрался!
– Вот так честь! – проговорил Рэнди, вновь зажмуриваясь.
Он чувствовал, что рассечённая кожа на спине уже вовсю кровоточила. Бич снова метнулся чёрной змеёй и громко щёлкнул о полуголое тело. Фокс била с меньшей силой, чем её помощник, но кнут в её руках оказался ещё злеё. Рэнди извивался, насколько позволяли верёвки, и неистово, грязно ругался: это не запрещалось. Приоткрыв глаза, он успел заметить, как Китти легонько хлопнул по плечу сидящую Наоко, и та, покорная, подползла к пленнику и оказалась перед ним на коленях. Что за…
Она прижалась щекой к тёплой бархатистой коже его живота, поцеловала острые кости, выступавшие слева и справа над ремнём, и в мгновение ока расстегнула тяжёлую пряжку и пуговицы на брюках.
– Что ты творишь? Отстань.. Отвали, говорят же! – зашипел Рэнди, вздрагивая под свистящим ударом бича. Но девушка словно его не слышала. Крепко схватив его бёдра, она заработала языком и губами – сначала лёгкими, дразнящими, едва ощутимыми движениями, похожими на дуновение ветерка, а затем стала поглощать его в полную силу. Очередная волна боли столкнулась в мозгу Рэнди с невероятным, неизведанным до сих пор наслаждением, о котором так грубо толковали старшие братья и другие деревенские парни. Вот, оказывается, насколько это прекрасно… Но почему на глазах у всей банды, Китти и этой Фокс?.. Что это – попытка облегчить его страдания или, всё-таки, погубить?