– Парни, сосредоточимся на задаче, – сказал я. – Найдем мы сейчас доказательства или нет, разбирать ситуацию лучше на корабле.
Нас промчало по территории базы и вертикально, и горизонтально. Двери разъехались, и мы увидели за ними стены насыщенного чёрного цвета. Хирургическая чистота помещения, в которое немногочисленные сотрудники возвращались после ежедневного обхода, поразила и меня, и Вайолета: пол, как и стены лифта секунду назад, отражал наши фигуры. Между тем, потолок оказался ещё ниже, чем на «Апсаре»: Вайолет едва не цеплял его своей макушкой. Прямо перед нами располагались три кабины для надевания и снятия скафандров; на мои прикосновения они никак не отреагировали, но я подозревал, что чистая одежда для прогулок по Луне всё ещё ожидала возвращения хозяев с «правильной» биометрикой. Низкий диван, узкие шкафчики для личных вещей – ничего лишнего. Я не увидел даже душа: вероятно, санобработка проходила в кабинах для переодевания. Зато на диване ярко белел большой кусок ткани. Когда Вайолет взял его в руки и развернул, обнаружилось, что это атласный дамский халат-кимоно, на десятилетия переживший свою владелицу.
Олег отправил лифт обратно за Многоножкой. Я проверил на браслете данные о составе атмосферы, осторожно отключил подачу воздуха, расстегнул на шлеме застёжки и откинул его назад. Бессмертная не обманула: воздух действительно был пригоден для дыхания, хотя пах затхлостью. Я нажал на ручку следующей двери, осторожно сдвигая её в сторону, и услышал слабое жужжание, которое вскоре сошло на нет. Налево и направо от входа уходили два коридора. Я вспомнил слова Вильгельмины и повторил про себя: направо.
Мы оказались в овальном полутёмном холле с опалесцирующими белыми стенами, подсвеченными откуда-то изнутри. Из центра веером расходились пять закрытых дверей. Шестая была вскрыта – нет, ожесточённо и неаккуратно вырезана – словно консервным ножом – тупым, но огромным. При других обстоятельствах я бы отправился исследовать эту комнату, но воспоминания о каютах «Фермиона» были слишком свежи в моей памяти.
– Парни, я, кажется, рехнулся! – испуганным полушёпотом проговорил Олег. – Я только что видел собаку, Уинстон!
Холод и мрак! Как же невовремя у тебя разыгралось воображение, друг!
– Нет здесь никаких собак и быть не может. Но я тебя понимаю: после наших испытаний даже единорог почудиться может.
– Не понимаешь ты ничего! Она пробежала и скрылась! Вон там! – бортинженер кивнул вправо, куда нам и нужно было идти. – Чёрная такая, уши торчком, и, кажется, с белой грудью.
– Наверное, в этом воздухе какая-то вредная примесь, – сказал я, вновь сверяясь с данными браслета. Странно, состав вроде бы не изменился…
Коридор свернул налево, и за выгнутой полукругом прозрачной стеной мы увидели некогда уютный салон: два столика с креслами, книжный стеллаж от потолка до пола, написанные от руки картины, изображающие рассвет и закат на Земле. Стена, отделявшая нас от комнаты, некогда представляла собой большой аквариум, о чём свидетельствовали камни, ракушки да рыбьи скелеты на дне. Входом в эту комнату была та самая безобразная дыра, на которую я обратил внимание, зайдя в холл.
Но поразило не это, а то, что из этой дыры – то есть из холла, который мы только что миновали – вышла черноволосая девочка лет десяти и, не обращая на нас никакого внимания, уселась в кресло за низким шахматным столиком. На ней было воздушное серебристое платье, сквозь бледную кожу на руках проглядывали жилки, а насыщенная синева глаз была заметна даже на расстоянии. Чёрная собака с белой грудью разлеглась у её ног, безмятежно высунув язык.
Увидеть на законсервированной лунной станции живого обитателя – все равно, что повстречать на одном из марсианских полюсов нетронутую базу пришельцев – теоретически возможно, но вероятность близка к нулю. Мой пульс отдавался в каждой клеточке тела, дыхание, напротив, замерло, ладони оледенели, зато лицо полыхало огнём. Я посмотрел себе под ноги, взглянул на застывшего с полуоткрытым ртом Вайолета, затем обратно сквозь стекло, но девочка осталась там, где была: она склонилась к собаке и ласково почесала зверя за ухом.
– Стрелять-колотить! – прошептал Вайолет, недоверчиво глядя сквозь стекло. Точно так же, как и я, он мысленно пытался объяснить себе увиденное.
– Ты видишь то же самое? Девчонку в серебристом платье? – уточнил я.
– Да, и пса с ней. – пробормотал мой товарищ, наморщив лоб.
Как здесь кто-то мог столько времени жить, если верить всему, что нам известно? Почему Вильгельмина умолчала об этом? Выходит, за теми закрытыми дверями тоже кто-то есть? Получается, мы явились незваными гостями на населённую базу, о которой до сих пор не имели данных, и по какой- то странной причине никто из обитателей не пригласил нас внутрь, но и не попытался прогнать. Разве что по-тихому уничтожить…
В каком-то сумасшедшем порыве я хлопнул по стеклу обеими руками, но юная леди не обратила на меня внимания: должно быть, архитектор базы хорошо поработал над звукоизоляцией. Что любопытно, собака даже ухом не шевельнула, хотя о чувствительности этих животных ходят легенды.
– Пойдём к ней, Вайолет! – воскликнул я. – Сейчас они нам всё объяснят!
– Тссс! Я бы понаблюдал за ней отсюда. Не нравится она мне, – возразил Вайолет, положив тяжёлую руку мне на плечо.
– С каких пор ты стал осторожным? – удивился я.
– Ошибка – думать, что я никогда таким не был, – сурово сказал мой спутник, не сводя с девочки немигающего взгляда. Ничто в её позе и поведении не говорило об опасности. – Катрина, ты тоже это видишь?
– Представь себе, да. – ответил напряжённый голос Кэт.
– А мы уже думали – воздух пропитан чем-то ядовитым, – усмехнулся я и вдруг заметил, что в другом кресле, стоявшем спиной к нам, тоже кто-то сидел. Видна была лишь рука – судя по размерам, детская. Она расставляла на доске фигуры.
– Думаю, это киборги. – предположил Вайолет. – Стопроцентные. Им здесь не то, что еда и питьё – даже воздух не нужен.
– А что тут странного? К моменту Блэкаута успели сделать даже машинную оболочку для мозга, которая давала сто очков вперёд биологическому телу. У вас об этом предпочитают помалкивать, но один такой киборг работал на строительстве Новой Гаваны. Вернее, работала… Сознание тоже копировали вовсю – что там оставалось до создания полноценного электронного мозга? Кто бы здесь ни окопался, поле для экспериментов у него было большое. И времени предостаточно: знай себе – загружай Бессмертных в бессмертные тела!
– Вопрос в другом: зачем? Кому и для чего здесь понадобились антропоморфные существа, запертые в своих телах, как в клетках – здесь, среди мёртвых камней и скал? Сознание человека внутри промышленного робота – это ужасно и мерзко, но имеет на «Сольвейг» хоть какой-то смысл…
– Знаешь, в чём ты заблуждаешься, Уинстон? По-твоему, у всего, что происходит, должен быть очевидный для тебя смысл, а тому, у чего смысла нет, не должно быть места в реальности, – вмешалась в наш разговор Катрина. – Вильгельмина говорила о вещах, которые неизвестно для чего созданы. Может, именно этих красавцев она и имела в виду?.. Я теперь не удивлюсь, если их даже на Землю как-то переправляют. Или планируют переправлять. Так что Вайолет, вполне возможно, прав.
– Хотел бы я знать, почему они так упорно не замечают нас… – мне и вправду было от этого не по себе. Несколько раз девочка посмотрела в нашу сторону, но никак не отреагировала на присутствие мужчин в странных костюмах, у одного из которых, к тому же, глаза не имели белков.
– Либо у них не работают зрительные устройства, уж не знаю по какой причине, либо стекло непрозрачное изнутри. Хотя обычно его делают непрозрачным снаружи. – предположил Вайолет. – С другой стороны, если бы они были приманкой в ловушке, то звали бы на помощь или что-то в этом духе…
– Они о чём-то говорят. Пошли к двери – послушаем, – предложил я.
Мы тихо вернулись в холл и сели у вскрытой двери, прислушиваясь к разговору игроков.
– Опрометчиво!..
– Да?.. А это как тебе нравится?
– Ой, чёрт!
– То-то же…
Украдкой высунувшись из-за стены и заглянув в салон, я увидел, что партнёром девочки был светловолосый мальчик – её сверстник с крупными чертами не по возрасту серьёзного лица, орлиным носом, тонкими губами и глубоко посаженными глазами.
– Хочешь покажу, что мне подарил отец? – спросила его девочка.
– Отвлечь пытаешься?
– Дурак! Вот! Надень-ка на палец!
Девочка протянула парню простенькое металлическое кольцо, и тот, не раздумывая, надел его на указательный палец. Палец исчез – одна лишь серебристая полоска у основания осталась. Снова вспомнив разговор про «бесполезные игрушки», я не удивился, решив, что кольцо создало оптическую иллюзию. Однако выражение лица мальчика говорило об ином: на его лице застыла каменная маска – точь в точь как у зелёного курсанта на первой тренировке в центрифуге. Он сухо усмехнулся – но этот смех вовсе не звучал как выражение веселья, а больше напоминал тщетную попытку побороть сильный страх. Он попытался ухватить себя за невидимый палец – раз, второй, третий, – и не смог, чем вызвал у подруги приступ неудержимого хохота.
– Пошевелить можешь? – задыхаясь, спросила она.
– Могу, чёрт возьми! Но его всё равно нет! Что ты с ним сделала, Ви?!
– Да сними уже кольцо, глупышка! – воскликнула девчонка, вскакивая с кресла, но мальчик был настолько ошарашен, что боялся даже притронуться к подарку. Тогда она приблизилась к нему и потянула кольцо на себя. – Видишь? Цел твой палец и невредим!
Мальчик, ошалело разглядывая вновь обретенную часть тела, не замедлил себя за неё ущипнуть, а затем, помахав пальцами в воздухе, уткнулся взглядом в шахматную доску, пробормотав: «Чёрт знает что такое!» Но в силу возраста ему смириться с чудесами проще. А нам?
– Что-то я не поняла, – прошептала с «Апсары» Катрина. – Это кольцо – стабильная дыра в пространстве-времени? Или она от прикосновений открывается? «Кротовая нора», которую можно носить с собой куда пожелаешь?.. Да по сравнению с этим и стопроцентный киборг – все равно что каменный топор рядом с «Фермионом»!