зился к фотографии, которая почти моментально «поплыла» у меня перед глазами.
– Странно, да? У них были голограммы, лазеры, роботы, Омниверс, электронная музыка, но они так и не отвергли традиционное искусство и материальные носители: бумагу, дерево, камень, глину. И чем богаче были, тем крепче держались за эту архаику. Словно заранее беспокоились о нас с вами. Если бы все искусство ушло в виртуал, нам не осталось бы ничего, что человечество нарабатывало тысячелетиями. Очень люблю эту леди: она обнажена потому, что ей так свободнее, а не потому, что хочет себя предложить… Есть она, есть водная стихия, а зритель здесь лишний, и она дает это понять.
С этими словами, довольно странными для человека, которому пришлось ловить среди ночи черт знает кого, хозяин каюты неспешно высвободился из брони, аккуратно складывая ее части у стены. Затем он накрыл прозрачной пленкой длинный стол из грубых досок, вымыл в ванной руки и свернул в валик большое полотенце, чтобы положить его мне под голову.
– Прошу! – сказал он, кивая на стол. – Тащиться в медпункт у меня сегодня желания нет. А заштопать вас можно и здесь.
Только сейчас я подметил у любимого плаща серьезный изъян: разрезать его можно было разве что циркулярной пилой. Но пуля всё же пробивает волокно с близкого расстояния. Почему ребята из лаборатории не предусмотрели возможность снять плащ с максимальным комфортом для раненого? Если доживу до возвращения, попрошу разделить его на несколько частей; пусть сделают так, чтобы они отсоединялись друг от друга без хитроумных манипуляций.
Снаружи раздался осторожный стук, и Хайдрих впустил в каюту невысокую и плотную, коротко стриженую молодую женщину в бирюзовом комбинезоне и с кожаным чемоданчиком в руке – должно быть, ту самую Кристи. Она и Хайдрих осторожно извлекли меня из плаща, разрезали рубашку и, надев резиновые перчатки (понятное дело, ношенные много раз – ведь где сейчас добыть новые?) занялись моими ранами. Засевшие в моей плоти пули вынимал Хайдрих, Кристи же, которую я изначально принял за врача, лишь молча выполняла его указания. Примечательно, что Хайдрих объяснялся с помощницей короткими сухими жестами; девушка была глухонемой.
Я был настолько измотан, что управляемую анальгезию поддерживал из рук вон плохо, стонал, ругался и мысленно благодарил Хайдриха за влитое в меня спиртное. На моё счастье, они работали быстро, сведя мои мучения к необходимому минимуму. Наложив повязки и прибинтовав мою руку к туловищу, они переложили меня на диван и накрыли пледом. Отпустив Кристи, Хайдрих подвинул к дивану кожаное кресло.
– Так что вы мне скажете о событиях этой ночи? Вы ведь не станете утверждать, что этого засранца занесло к нам случайно? И да, я в курсе, что вы заходили в лавку к Захарии Глассу и что-то покупали у него. А сегодня, наконец, узнал, что именно…
Он показал мне мою же марсианскую перчатку, и я едва не зарычал от досады. Да, недооценил я его способность дотягиваться до кого угодно и до чего угодно в кратчайшее время!
– Только не говорите, что вы еще и антиквариат собираете. Уверен, вы знали, что это такое. Быть может, знали, где искать. И с Джеком подружились не просто так. Лаборатория – это предлог, но истинная цель у вас другая. Если эта ваша цель противоречит моим, пишите завещание прямо сейчас. Я даже принесу бумагу…
Попытка запугивания меня не слишком впечатлила.
– С перчаткой – это было любопытство, ничего больше. И если б я хотел убить этих бедняг, то не подсылал бы к ним своего двойника, а нанял бы кого-нибудь из местных.
– Еще чего! Из местных на такое никто не пойдет. Сейчас другие времена, Иван. Совсем другие, – яростно перебил меня глава Семи Ветров.
– И уж точно не поджигал бы мастерскую с риском спалить полгорода! – закончил я.
– Давайте-ка по порядку, а там дойдем и до пожара, и до убийств. Итак, зачем вы на самом деле в Семи Ветрах?
Зачастую правда – оружие куда более точное и мощное, чем самая изощренная ложь.
– Начнем с того, что я старший специалист отдела внешних связей «Крылатого Солнца». Иначе говоря – Следопыт. Мне было приказано установить с вами дружеские связи и дать начало совместному проекту, исполнению которого сегодня пыталось помешать третье лицо. О нем я вам тоже расскажу – но только то, что знаю сам. А знаю, к сожалению, с гулькин нос.
Хайдрих выдержал паузу, настороженно засопел и наполнил стакан уже для себя.
– Признаться, это первое, о чем я и подумал. Значит, Гелиополис не вымер?
– Жив и прекрасно себя чувствует! – это было, конечно, не совсем так, но знать о наших проблемах Хайдриху было необязательно.
– Допустим… Тогда зачем было сочинять эту историю с Новым Бергеном? Я приметил сразу, что на торговца вы похожи примерно так же, как я – на шахтера. А где есть место тайнам, там обычно замышляют зло. С умыслом или нет, но вы его сюда привели.
– Скажите честно, Хайдрих… – ворочать языком требовало от меня примерно того же напряжения сил, что и отбиваться в рукопашной от трех противников разом. – Реактор, что находится на «Пайн-Айлэнде», ещё может работать?
Глава Семи Ветров напряженно помассировал переносицу. Он и сам изрядно устал и сдерживал гнев из последних сил. Понять его, кстати, можно. Шутка ли: припирается не-пойми-кто не-пойми-откуда, выдает себя за другого, сует нос куда можно и куда – нет, то ли прямо, то ли косвенно провоцирует двойное убийство с поджогом… И еще смеет подобные вопросы задавать!
– Это под силу оценить лишь специалисту, – сказал он железным голосом. – А я специалист по системам другого рода. Собственно, поэтому мы используем энергию ГЭС вверх по течению Тэйна.
– Подозреваю, что нашлись охотники это проверить.
– Уже не вы ли с вашими коллегами-учеными?.. – сарказма, заключенного в этой фразе, хватило бы на пятерых. – Жируете, небось, в своей хате с краю, пока люди каждую зиму как на войне – не знают, переживут ее или нет?..
Вот так открытие! Хайдрих был настолько взвинчен, что не сразу заметил, как перешел на чистый русский язык без акцента! Будь я здоров и трезв, то, чего доброго, хватил бы Хайдриха чем-нибудь тяжелым, потому что его история стала мне теперь на девяносто процентов ясна. Будучи раненым и пьяным, мыслить я продолжал все еще разумно, но в том, что касается эмоций, стал кирпич кирпичом и мог лишь равнодушно фиксировать поступающие факты. И хорошо, что так… Правда, хорошо. Только б теперь не сболтнуть, что я тоже из Мирного родом…
– Да, Хайдрих, всё так, – как ни в чём не бывало, я продолжаю нашу беседу по- английски. – Но мы решили, что с этим пора покончить. Что уцелевшие достижения науки нужно возрождать и множить, а не держать под семью замками. Что пора завести друзей, пока враги не подошли вплотную. Наше предложение насчет лаборатории – реально; это не обманка для отвода глаз и темных делишек за вашей спиной. А задача моей легенды про Новый Берген (ее я раскрыл бы вам в любом случае) – скрыть наше сближение от враждебных сил.
– Вы сейчас про Крестителей?
– Начнем тогда с Крестителей, потому что мы лучше с ними знакомы. Вы по-прежнему считаете их толпой дикарей с топорами?
– Ну, почему же? Насколько я знаю, среди этих фанатиков половина, если не больше – потомки военных армии США, и пушки у них все еще хорошо стреляют. Американцы, конечно, хороши: допустить в свои ряды такую заразу!
Что ж ты, земляк сердешный, историю Древнего Рима не учил?.. Или всё позабыл, заигравшись в своей лаборатории со смертью?..
– Так я вам скажу, что в Северном полушарии на вооружении у этой «чумазой орды» – самоходные нейтронные пушки, автономные стаи боевых дронов и много другого высокоточного «старья». Взрослое население, что не желает ложиться под Крестителей, косят эпидемии. Я не зря подчеркнул слово «взрослое». Биологическое оружие действует избирательно: дети нужны Крестителям как ресурс.
Лицо Хайдриха вытянулось и застыло. Я ожидал новый сарказм в духе: «Когда вы успели так далеко слетать?» и действительно получаю – похожий.
– Широка же у вас агентурная сеть, – только звучат его слова не насмешливо, а испуганно. Чего ж ты испугался, Рейнард Лютц? Того, что информация, которой владею я, и которой владеешь ты, совпадает?.. Он долго собирается с духом, прежде чем задать новый вопрос, и перескакивает с темы на тему.. – А этот блудный брат, охочий до чужих мозгов? Он из ваших или из этих?
– Есть вероятность, что из «этих». Хотя скорее всего – из другой банды. Которая когда- то работала в этом городе под видом хорошо известной корпорации.
– «Наутилус», что ли? Да ведь Гласс – их единственный сотрудник, что пережил и Блэкаут, и гражданскую войну… Сервис-центр, клиника – это все, что у них здесь было.
Солнце ясное! Он и вправду не знает про объект или делает вид?..
– Расскажу завтра, – ответил я, уже не имея сил держать открытыми веки. Хайдрих глянул на часы, хотя и так должен был понимать, что час не ранний. Вернее, слишком ранний. Он дал мне выпить гнусное на вкус снадобье, заявив, что оно погасит боль на двенадцать часов, сухо распрощался и вышел, погасив за собой свет.
Живя в Мирном, Рейнарда Лютца я видел мало: он был больше по лабораторной части, а жителей Мирного чаще обследовали двое других врачей. Знал о нем я только то, что парень был привязан к доктору Осокину почти как к старшему брату. «Затворник», «бледная моль», «вечный девственник» – о нем отзывались обычно так. Но чаще – никак вообще. Стоит ли говорить, что и меня, мальчишку, эта персона интересовала меньше, чем стрельба в поморников из рогатки, дрессировка щенков да исследование ржавых летательных аппаратов, которыми кишел бывший космодром? Когда же с ним начали происходить перемены? Да еще такие, что я не узнал его с расстояния в метр? Когда развернулись сутулые плечи, когда обрели суровую четкость черты лица, когда сменился сухими мышцами дряблый жирок?.. Я совсем не помню голос Лютца – кому врежется в память голос «моли»? Зато все фразы Хайдриха за редкими исключениями звучали повелительно. Вот как может раскрыть человека необходимость выживать в одиночку и яростное желание стать кем-то другим…