Артем ждал тут же, сорвал короткий и нетерпеливый поцелуй. Прижал к себе и, перехватив Ульяну чуть ниже поясницы, приподнял.
– Мы с Иралем в манипулятор, Авдей на пульте, будет руководить из рубки, – прошептал в губы, срывая один за другим легкие, будто лепестки, поцелуи, – надо обшивку отремонтировать и выяснить, что с визирами и курсоуказателями, – вобрал в себя губу девушки, легонько прикусил. И тут же выпустил, будто специально дразнил. Ульяна зажмурилась в ответ, обвила руками крепкие плечи. Прогнулась, подставляя для поцелуя шею. Артем тихо усмехнулся, припал к яремной впадинке, ласково пощекотал языком пульсирующую венку на изгибе девичьей шеи. Вздохнул с сожалением: – День сегодня какой-то бесконечный …. Крыжа под надзором Резникова на час отправил в камеру гиперсна, а то уже вторые сутки на ногах… Как ребра?
Лучисто улыбался, разглядывал ее раскрасневшееся лицо, считывал желание в помутневших глазах. Ульяна запустила пальцы в волосы, растрепала, выбрасывая из головы все отвлекающее:
– Лучше уже. Правда.
Артем поставил ее на ноги, но задержал руку в своей, чуть сжал прохладные пальцы.
– Это хорошо, – отозвался недоверчиво. – Как Натка?
Ульяна пожала плечами:
– Напугалась сильно. Там у нее история из прошлого… Вот и сорвалась.
Артем отвел взгляд, нахмурился. Пряча неловкость, почесал мочку уха, растер шею.
– Слушай, а у них что, что-то с Крыжем намечается?
Ульяна округлила глаза, пожала плечами:
– Понятия не имею. Ничего такого не замечала. А что?
Пауков неопределенно пожал плечами.
– Да что-то он напрягся из-за Ираля. Не по-детски прям. Я тоже не особо понял, что там конкретно у них.
Девушка прокручивала события последних дней, специально фиксировалась на словах, взглядах, рукопожатиях.
– Да ну… Глупости какие-то… Я бы заметила, – отрезала неуверенно. Покосилась на генетика. – Только этого нам не хватало.
– Это точно… Я чего зашел-то. Наташку тоже в камеру гиперсна отправить, проконтролируй, ладно? Я уже все настройки сбросил на ее саркофаг… Ладно, я попер, – еще один порывистый поцелуй.
– Я хочу увидеть отчет, – процедил Грацц: капитан линкора «Берг» только что доложил о потере «Фокуса».
Путанная трассировка навигационного маршрута корабля-биоморфа, топливный след, подхваченный излучателем, открытое окно транзакционного перехода. «Берг» грамотно расставил сети. Гравитационная ловушка с предельно допустимым коэффициентом должна была намертво привязать небольшое судно к линкору. И между тем ускользнули.
Водой просочились свозь пальцы. Изловчились исчезнуть за мгновение до того, как сомкнулась гравитационная ловушка.
Согласно отчету, «Берг» пробил транзакционное окно, протонным зарядом укрепил стенки смыкающегося транзакционного коридора и ворвался в транзакцию «Фокуса».
На записи внешних регистраторов Грацц наблюдал бледно-сиреневый след мчащегося на предельно допустимой скорости фрегата, мигали желтые глазки его маневровых двигателей. Сизые перья рассекаемого потока вились следом, закручиваясь многомерной спиралью.
Маневр уклонения, «Фокус» завалился на бок. Его подхватил встречный поток, и, выбросив короткий заряд, корабль пробил стенку транзакционного коридора.
Опасный маневр загнанного в угол зверька. Мелкого и оттого особенно опасного.
Грацц мстительно поджал губы.
«Берг» на видео прервал транзакцию следом. Конечно, его выбросило в другой точке.
Короткие переговоры экипажа, расчет траектории движения «Фокуса», расчет новой транзакции. Короткая переброска.
Линкор выскочил в центре гравитационной аномалии – широкий фронт торсионных полей на границе сектора. Вой сирены, выброшенные в пустоту жучки и автономные визиры, экстренный переход на безопасный маршрут.
Клириканец неторопливо просматривал карту торсионных полей. Пять из выброшенных «Бергом» жучков уже вышли из строя, остальные все еще исследовали пространство, искали следы «Фокуса».
– Что скажешь, мой друг? – пожилой клириканец чуть отодвинулся от карты, сделал приглашающий жест.
От группы стоявших за спиной офицеров отделился Паль Сабо в темной форме клириканского флота, подошел к столу. Прокрутил карту передвижений фрегата назад, отследил маневры.
– Ираль Смиринг у них на борту, – тяжело посмотрел перед собой. – Они прошли через торсионные поля, прохождение через аномалии с потерей навигационных ориентиров – его курс.
Грацц с сомнением качнул головой:
– Он может быть на борту. Но навигацию осуществляла Рогова, готов ручаться за это, – прошелестел. В ответ на немой вопрос неторопливо пояснил: – Ираль Смиринг не стал бы рисковать, прерывая транзакцию. Его опыт остановил бы его.
У креонидянина недоверчиво округлились глаза.
– Вы обещали мне помочь найти ее, – напомнил Сабо.
Грацц снисходительно хмыкнул:
– Успеется. Ты еще не достаточно зол, мой друг, чтобы завершить дело.
– Отправьте меня на «Берг». Мне нужно оказаться на борту «Фокуса». Это все.
Клириканец опустился в кресло, неторопливо расправил складки черной мантии. Серебристые глаза наблюдали за молодым Сабо с издевкой и любопытством.
Креонидянин выдержал взгляд, прошептал:
– Я отдам вам «Фокус» со всеми потрохами, делайте с ним, что вам надо. Взамен я получу Рогову. Сделка.
Грацц брезгливо скривился:
– Испортишь такой экземпляр… – приподнялся, чтобы оправить подол мантии, откинулся на спинку и брезгливо посмотрел на креонидянина. – Хорошо. Я дам тебе борт, вуаль для передвижения по сектору и адмицию для капитана «Берга». Помни. Мне нужен энергон. И только она знает, где он спрятан. Пока я не получу эти сведения, она должна быть жива… Это ясно?
Сабо плотоядно усмехнулся:
– О, она непременно будет…
Грацц прищурился, уточнил:
– Она должна сохранить способность говорить!
– Она будет кричать.
Клириканец мрачно пробормотал:
– Не сомневаюсь в этом, – перевел взгляд на старшего офицера: – Подготовьте документы. Предупредите капитана «Берга»… И доверенные экипажи патрульной службы сектора.
Ульяна проводила Наташку до медблока.
– Что ты со мной, как с маленькой. Что, по-твоему, я сама в саркофаг не лягу? – Натка поправила светлую прядь, убрала за ухо. – Артем все настроил. Иди…
Ульяна решительно надавила кнопку допуска в медблок.
– Ляжешь, но Паук сказал, чтобы я проконтролировала.
Фатеева закатила глаза, шагнула внутрь. Остановилась у своего саркофага:
– Все, я на месте. И сбегать никуда не собираюсь. Иди уже, – выпроводила за ширму.
Подождала, как прошелестят двери, закрываясь за подругой, прислушалась к тишине в лаборатории. Сквозь мерный гул оборудования вздыхала вентиляции, сверчками перещелкивались датчики контроля. В закрытом боксе томился серебристый сгусток— за истекшие сутки вроде бы увеличился в объеме. «Интересное, что это», – мелькнуло в голове и тут же погасло.
Внутри все погасло. Наташка чувствовала пустоту. Будто она – чистый лист. Что написать на нем?
Душа замерла, словно художник перед белым прямоугольником с занесенной кистью, пропитанной мечтами, как чернилами. Присев на край стула, девушка стянула ботинки, мягко помассировала шею. Отстегнула бромох и аккуратно положила его на тумбу. Она уже потянула вниз молнию на комбинезоне, когда услышала, как мелодично щелкнула, распахиваясь, крышка соседнего саркофага:
– Программа биомодуляции прервана, – тихо сообщил искин рядом.
Торопливые движения, шелест одежды. А в следующее мгновение в проходе появился Вася Крыж – босиком, но в форменных брюках и наспех натянутой футболке, край закрутился вокруг талии, оголив худые ребра. Парень неловко оправил, сунул руки в карманы.
– Услышал, ты зашла, – опустил глаза, спрятал лихорадочный блеск.
– Зашла, – девушка остановилась в нерешительности. – Меня Пауков отправил. Все теперь со мной носятся, как с ребенком…
Вася, шагнул к ней, сел на стул, уперся локтями в колени. Она наблюдала за ним, его коротко стриженым затылком, вихром на макушке.
– Наташка, ты мне нравишься. Очень нравишься, – признался неожиданно. Поднял голову. Порывисто встал и шагнул к ней, но прикоснуться не решился. Так и замер в шаге от девушки. – Мне даже кажется, что люблю.
На белый лист лег прозрачный блик цвета ванили, рассыпался золотом.
Наташа улыбнулась, покачала головой:
– Нет, Барсик, не любишь… Жалеешь, беспокоишься, это возможно. Но это не любовь. Не та любовь, о которой ты говоришь, во всяком случае.
– Ну, мне, наверное, виднее…
Девушка снова покачала головой, прошептала уверенно:
– Ты ошибаешься. И я это тебе сейчас докажу.
Она шагнула к нему, обхватила за шею, привлекла к себе. На мгновение заглянула в глаза, поймав в них удивление и растерянность. И поцеловала в щеку, чуть колючую от отросшей за день щетины. Василий оторопел, положил ладони на девичьи бёдра. Поймал губами мягкие, податливые губы.
И замер, не решаясь сделать следующий шаг.
Наталья отстранилась, бережно сняла его руки с талии.
– Видишь?
Василий смущенно облизал губы, опустил глаза:
– Ну, мне так-то приятно было.
– Но крышу-то не снесло, верно? – девушка смотрела на него. Ловила его смятение. «В моей душе лежит сокровище, И ключ поручен только мне»[4], – вспомнилось. Белый лист бумаги окрасился нежностью и благодарностью. Невесомо голубой рассыпался золотисто-оранжевыми искрами.
– А должно было? – Василий лукаво прищурился.
Девушка вздохнула с тоской:
– Должно, Барсик. Иначе все это не имеет смысла.
Он посмотрел на неё, усмехнулся:
– Не бывает рецепта вселенского счастья.
– Не бывает, – отозвалась девушка. – Но другого мне не надо, – она обняла его, уткнулась носом в широкую грудь. – Ты очень хороший. Настоящий. И это мое самое важное.
Он хотел обнять в ответ, но так и стоял, нелепо растопырив пальцы и улыбаясь. Сердце билось лихорадочно, то горячо пульсируя в висках, то обрушиваясь к ногам. Жесткий комок в горле медленно таял, возвращая возможность говорить. Хотя… О чем тут говорить.