Глава 31
Два дня спустя
Голова раскалывается, с трудом соображаю. Тело ватное, горячее и непослушное. Лежу в кровати под одеялом и трясусь от холода. Меня дико морозит. Мычу, ощущая прикосновение прохладной ладони ко лбу:
— Может, врача? — Эдик не оставляет меня одну, а на все аргументы отвечает, что как только передаст меня в руки Верховского, так обязательно уедет. Они вообще как будто спелись за те два дня, пока я болею.
Женя должен прилететь сегодня. Вообще отдых у него длился бы до пятого, но Верховский категорически отказался оставлять меня на попечительстве у кого-либо еще, даже на саму себя не оставил, сказав, что поменяет билеты и прилетит как можно раньше. И это, конечно же, не обсуждалось. А у меня не было сил спорить. Только спать.
— Лучше чаю, — сиплю, голоса почти нет.
Кажется, ночные купания и правда мне на пользу не пошли. Верховскому хоть бы хны, а я с простудой, которая крайне невовремя нагрянула. Так бы загорала на пляже и соблазняла Женю издалека. А теперь только отпугнуть могу, хотя что-то мне подсказывает, что эту наглую и чертовски притягательную сволочь от меня уже ничем не оттащишь. Мы как-то склеились за одну новогоднюю ночь, перестали спорить и ментально кусаться — физически ни за что это занятие не брошу, потому что Верховский слишком вкусный.
— Ты ненормальная, Кристин, — закатывает глаза Эдик. — Как вообще можно было заболеть? Вы что, на песке трахались? — возмущается.
— Тебе правда интересно? — ну не рассказывать же ему, где мы на самом деле этим занимались! Смеюсь и захожусь в приступе кашля. Нет, веселье и грусть мне противопоказаны — только лежать тюленем и тяжко вздыхать. И обязательно пить горячий чай. Отличный план на оставшиеся праздники, хорошо, что их еще целых пять дней.
— Черный или зеленый? — сдается бывший муж и качает головой.
— Черный, — хрипло выдавливаю из себя и переворачиваюсь на другой бок.
Достаю из-под подушки телефон и смотрю на экран. Никаких уведомлений. Верховский обещал позвонить, как приземлится, а пока от него даже ни одного сообщения нет. Точнее, были, но я уже все прочитала и даже ответила. А еще попросила его в очередной раз не приезжать, чтобы он не заразился. Но моя пылкая речь осталась без ответа.
Жени как-то слишком много в моей жизни становится. И я все еще сомневаюсь, правильно ли поступаю, так резко его впуская. Меня как будто лавиной накрыло, и я пытаюсь выбраться, но не выходит. Она придавливает, меняет мою реальность и вынуждает по-новому смотреть на происходящее. Я даже перед Эдиком себя виноватой ощущаю! За то, что посмела чувствам в душе зацвести, за то, что ему придется уехать, когда нагрянет Верховский. Хотя я уверена, что Катаев только и ждет момента, чтобы свинтить, потому что ему пару раз уже кто-то звонил, и бывший муж был крайне недоволен раскладом дел.
Я знаю, что ему нужно ехать, он вообще со мной не обязан возиться особенно теперь, когда мы вполне мирно разошлись. И за это я тоже испытываю вину.
Странные мысли и чувства в моей нездоровой по всем параметрам голове гуляют. И я не понимаю, как на них реагировать, поэтому прикрываю глаза и дышу настолько глубоко, насколько позволяет заложенный нос. В память врезаются воспоминания о проведенных с Женей ночах. По телу фантомом его ладони скользят, тысячи искр после себя рассыпая под кожей. Становится хорошо.
Оказывается, я скучаю. За то время, которое мы не виделись, я успеваю истосковаться по Верховскому, потому что его было много, нам было неописуемо восхитительно, а теперь я греюсь только одеялом и пью жаропонижающее.
— Мне придется уехать, — Эдик возвращается с чашкой, над которой заходится пар. До рецепторов доходит аромат кислого лимона. Вдыхаю глубже — в носу щекочет, и я чихаю. — Я сделал чай, но тебе надо поесть, Кристина, — он ждет, пока я усядусь, а потом передает в руки чашку. Несколько глотков, и я готова жить. Тепло и горло смягчает. Я со вчерашнего дня на чае, больше ничего не хочу, но Катаев не ленится мне напоминать, что желудок, как и все тело, нуждается в чем-то более питательном.
Я же только отмахиваюсь. В любви оно нуждается. Чтобы заботились и по голове гладили. А еще говорили что-то приятное. Такое, отчего скорее хочется в руки себя взять и победить болезнь.
И в этот момент я с трудом, но все же признаюсь себе, что банально хочу к Верховскому. На колени его забраться, мощную шею обнять и носом в нее ткнуться. В его руках можно расслабиться, и я бы обязательно это сделала, потому что не только знаю — чувствую: не уронит, не бросит. Это странное и непонятное ощущение, ворочающееся в душе, поглощает с головой. Прошло очень мало времени, мы знаем друг о друге ничего, потому что только и успеваем, что ругаться и заниматься сексом, но во всем мире нет человека, которого бы мне в здесь и сейчас хотелось увидеть сильнее, чем Женю с его фирменной ухмылочкой.
— Я не хочу пока, — пожимаю плечами и кутаюсь в одеяло. Окно открывали на проветривание совсем недавно, но по ощущениям я голышом бегаю по улице в двадцатиградусный мороз. — Если что, закажу что-то горячее и жидкое.
— Ладно. Заставлять не буду, ты уже девочка взрослая, — он осматривает меня с головы до ног и вздыхает тяжело. — Допивай, и я пойду, закроешь за мной дверь.
— Давай лучше сейчас, а потом разберусь с чаем, — отставляю кружку на тумбочку, потому что потом, пока дойду, запыхаюсь и снова захочу пить, а чай сделать будет некому. Надо хотя бы стакан воды поставить.
— Я помогу, — Эдик подает мне руки. Встаю на ноги — держусь с трудом, тело покачивает, голова кружится. Хочу лечь обратно, путь до двери сейчас кажется непреодолимым препятствием, которое последние силы отберет. Их и без того не много, а мне еще придется дышать и переворачиваться с одного бока на другой, хотя насчет последнего я не уверена, что смогу. Нужно сразу ложиться в максимально удобную позу.
В коридоре я тут же приваливаюсь к стене. Без опоры стоять невозможно. Эдик обувается, надевает пальто, а мне дышать легче от того, что он уходит. Предвкушаю несколько часов одиночества и абсолютной тишины, которые я проведу во сне. С Катаевым появляется неловкость, наверное, пока мы были в браке, пусть и формальном, общаться было легче.
— Спасибо, что был со мной, — выдавливаю улыбку. Эдик спокойно собирается, выкладывает из кармана ключи от моей квартиры и оставляет на тумбочке. Он никогда не злоупотреблял моим гостеприимством, но теперь эта история закончилась, и нужно перевернуть страницу.
— Выздоравливай, — кивает и открывает дверь, за которой стоит Верховский и тянется к звонку. — О, вот и доктор. Теперь точно можно спокойно ехать, — они обмениваются рукопожатиями, Женя хмуро меня осматривает, но все же улыбается, потому что рад встрече так же, как и я, если не сильнее. — Она не ела ничего, — сдает меня с потрохами бывший муж напоследок.
Они еще о чем-то переговариваются недолго, назначают встречу после праздников, а затем наконец прощаются. Женя закатывает чемодан в квартиру и оставляет на полу пакет с кучей продуктов и лекарств.
— Я сразу с самолета к тебе, — он захлопывает дверь и, на ходу раздеваясь, тянется за поцелуем. Подставляю щеку, Верховский оставляет на ней отпечаток своих губ и все равно коротко чмокает в губы, не давая мне отвертеться. — Ты как?
— Уже лучше, — висну на нем, Женя позволяет, обхватывает талию, держит и отпускать не собирается.
— Больше никаких водных аттракционов, Крис, — смеется, в макушку целует и по спине гладит. — Есть хочешь?
— Нет. Я бы поспала, — в обнимку, а еще лучше ногу закинуть на Верховского и на плече подремать. — Составишь компанию?
Женя усмехается, утыкается носом в плечо и ведет по нему губами, мешая мне собирать и без того превратившиеся в кашу мысли. Мне нравится быть рядом с ним. Верховский надежный, как скала, с ним не страшно падать и терять сознание, потому что подхватит.
— Да, только сначала в душ. Компанию составишь? — спрашивает тихо.
— Тогда тебе придется еще и меня мыть.
— Я не против.
И он действительно это делает. Помогает мне привести себя в порядок. Меня плавит от каждого его прикосновения, но в них нет и намека на секс. Женя серьезен и сосредоточен. Он полотенцем меня осторожно обтирает, а потом относит на руках в комнату. Исчезает на несколько минут, возвращаясь уже одетым и с чашкой горячего чая в руках, будто чувствует, что мне нужно.
Он выдает мне лекарства, следит, чтобы я их выпила, а потом мы и правда засыпаем. И кажется, я теперь понимаю значение фразы «оздоровительный сон». Чувствую себя в разы лучше, чем было утром. Даже немного шучу, когда мы пытаемся отклеиться друг от друга.
Женя заботится. И делает это так, что я плакать от счастья готова. Он не оставляет мне шанса возразить и готовит самый вкусный на свете куриный суп. Регулярно проветривает комнату, снабжает меня вкусным чаем с медом и лимоном. И каждый раз умудряется лечить своими прикосновениями, так что я подсаживаюсь на них, как на наркотик.
Он снова взбивает мою подушку, встряхивает одеяло и, дождавшись, когда градусник измерит температуру, снабжает меня очередной порцией лекарств, а после наконец укладывается рядом. Время уже далеко за полночь, мы прижимаемся друг к другу близко-близко, так, что я чувствую, как бьется его сердце. Так, что он ощущает каждый мой вздох. Я тону во внимании Верховского, от него тепло и легко. Во мне будто сотня лампочек загорается, а еще улыбаться все время хочется.
Не знаю, что происходит со мной и как долго это продлится, но если так выглядит любовь, то пусть она будет бесконечной.
Глава 32
Шесть дней спустя
Праздники пролетают быстро, особенно если учесть, что большую часть из них мы лечили Крис. Она к началу рабочей недели окончательно пришла в себя, поэтому на работу рвалась охотнее меня. А вот меня, наоборот, тянуло к ней как магнитом. И один день, который мы провели порознь, потому что мне надо было привести себя в порядок перед началом трудовых будней, оказался отвратительным.