Кирилл сидел в углу, уткнувшись в ноутбук. Его пальцы стучали по клавиатуре, быстро, уверенно. Синий свет экрана делал его лицо каким-то нездешним
— Закрываемся через пятнадцать минут, — сказала я, стараясь не спугнуть его сосредоточенность.
Кирилл поднял глаза, моргнул несколько раз, будто выныривая из другой реальности.
— Простите, Вера, я заработался. Сейчас соберусь.
— Можете не торопиться, — сердце дрогнуло, выдавая меня. — Мне ещё прибраться нужно.
Кирилл улыбнулся уголками губ, но глаза остались серьёзными.
— Спасибо. Мне совсем немного осталось.
Я кивнула и щёлкнула замком входной двери, перевернула табличку. Вечерний город мигал огнями за окном, спешащие прохожие превратились в размытые силуэты.
Тишина давила на уши. Я подошла к ноутбуку и включила музыку. Саксофон заполнил пространство, растекаясь по углам.
— Джаз? — Кирилл оторвался от экрана.
— Чет Бейкер, — я улыбнулась, доставая швабру. — Помогает думать.
— И мне помогает, — в голосе Кирилла промелькнуло удивление. — Обычно работаю под джаз или классику.
Пол пах лимоном. Я двигалась в такт музыке, чувствуя, как напряжение дня уходит с каждым движением. Заметила, что Кирилл наблюдает за мной — его взгляд обжёг спину.
— Любите свою работу? — спросила, не останавливаясь.
Он помолчал, словно подбирая слова.
— Дизайн интерьеров — это создание новых миров. Каждый проект — отдельная история. Пустое пространство становится местом, где кто-то будет жить, любить…
Его голос звучал глубже, чем обычно. Я закончила с полом, вылила грязную воду. Запахи кофе, выпечки и лимона смешались, создавая особую атмосферу.
— Звучит как волшебство, — я протёрла руки полотенцем. — А как вы пришли к этому?
Кирилл закрыл ноутбук. Экран погас, и его лицо вернуло обычные очертания, теплее и живее.
— Случайно. Изначально учился на архитектора, но понял, что больше люблю работать с деталями, с тем, что внутри. Не строить коробки, а наполнять их жизнью.
Саксофон перешёл на медленную, тягучую мелодию. Снег с дождём застучал по крыше, сначала робко, потом всё настойчивее, словно просился внутрь.
— Хотите кофе? — спросила, сама удивляясь своей смелости.
— С удовольствием, — в его голосе мелькнула нотка, которую я раньше не слышала.
Мои руки привычно колдовали над кофемашиной. Молотый кофе пах свежестью и горечью, наполняя пространство между нами. Молоко шипело под струёй пара, превращаясь в шелковистую пену.
— Американо, правильно? — уточнила, хотя прекрасно помнила его предыдущие заказы.
— У вас отличная память, — Кирилл подошёл к стойке, облокотился. Рукава рубашки были закатаны, обнажая запястья с тонкими венами. Я заметила маленький шрам на левой руке.
— Профессиональная привычка, — поставила перед ним чашку, себе налила эспрессо. — Запоминать людей и их предпочтения.
Кирилл сделал глоток, прикрыв на мгновение глаза.
— А вы? Всегда мечтали работать в кофейне?
Я усмехнулась, покачала головой.
— Мечтала о собственной кондитерской. Маленькой, уютной. С витринами, полными пирожных, которые сама бы придумывала. Я даже их иногда рисую, — последние слова вырвались сами собой.
— И что мешает воплотить мечту? — его взгляд стал острее.
Я пожала плечами, чувствуя, как сжимается что-то внутри.
— Деньги. Страх. Неуверенность. Выбирайте любое.
Кирилл внимательно посмотрел, словно впервые увидел меня — не бариста, а человека с мечтой.
— Покажите свои творения? — в его голосе не было праздного любопытства, только искренний интерес.
Я замешкалась. Никому не показывала эскизы десертов, которые рисовала по вечерам, когда тишина квартиры становилась невыносимой.
— Они в подсобке... в альбоме.
— Можно взглянуть?
Сердце застучало быстрее, отдаваясь в висках. Я принесла потрёпанный альбом в кожаной обложке. Положила на стойку, не решаясь открыть, как будто внутри хранились не рисунки, а кусочки моей души.
Кирилл сам перевернул обложку. Его пальцы — длинные, с аккуратными ногтями — осторожно перелистывали страницы. Взгляд — внимательный, цепкий — изучал каждый рисунок. Я затаила дыхание.
— Это... впечатляет, — произнёс он наконец. — У вас есть стиль. И особое видение.
Щёки вспыхнули от неожиданной похвалы.
— Это просто наброски, — пробормотала я, опустив глаза.
— Не скромничайте, — Кирилл задержался на эскизе многоярусного торта с необычным декором. Его пальцы едва касались бумаги, словно боялись спугнуть нарисованное чудо. — Это можно воплотить?
— Теоретически да. Практически — нужна специальная форма и оборудование.
— Которого у вас нет.
— Которого у меня нет, — эхом повторила я, чувствуя горечь в голосе.
Чет Бейкер уступил место Майлзу Дэвису. Мелодия стала глубже, насыщеннее, обволакивая пустую кофейню.
— Знаете, — Кирилл отпил кофе, — в дизайне есть понятие «пустое пространство». Место, которое намеренно оставляют незаполненным, чтобы всё остальное дышало.
— И к чему вы это говорите? — я подняла взгляд.
— К тому, что иногда нужно оставить пространство для мечты. Не заполнять жизнь компромиссами.
Его слова кольнули что-то глубоко внутри. Я отвернулась, делая вид, что протираю кофемашину, хотя она и так сияла чистотой.
— Легко говорить, когда есть выбор, — мои пальцы сжали тряпку сильнее, чем нужно.
— Выбор есть всегда, — Кирилл подошёл ближе. Запах его одеколона — древесный, с нотками цитруса — окутал меня, смешиваясь с ароматом свежесмолотого кофе. — Просто не всегда мы его видим.
Я обернулась и замерла. Лицо Кирилла оказалось неожиданно близко. В его глазах отражались тёплые огоньки ламп, а в глубине зрачков — что-то ещё, чему я не решалась дать название.
— А вы всегда делаете правильный выбор? — спросила тихо, почти шёпотом.
— Нет, — он покачал головой. — Но я пытаюсь.
Молчание повисло между нами. Не неловкое, а звенящее, наполненное чем-то невысказанным. Я слышала его дыхание, ровное и спокойное, в отличие от моего.
— Расскажите о своём любимом проекте, — попросила, нарушая тишину, чтобы скрыть внезапную дрожь в руках.
Кирилл улыбнулся — на этот раз по-настоящему, всем лицом, морщинки собрались в уголках глаз.
— Это была квартира для пожилой пары. Они прожили вместе пятьдесят лет и хотели место, где каждая деталь напоминала бы об их истории.
— И что вы сделали? — я невольно подалась вперёд.
— Создал стены из воспоминаний. Буквально. Встроил в интерьер их старые фотографии, письма, билеты с концертов. Каждый уголок рассказывал часть их истории.
Его глаза загорелись, когда он говорил об этом. Я поймала себя на мысли, что хочу увидеть эту квартиру.
— Звучит волшебно, — прошептала, представляя эту квартиру.
— Когда они впервые вошли в готовое пространство, женщина заплакала, — продолжил Кирилл, и его голос стал мягче. — Сказала, что теперь может умереть спокойно, потому что их любовь останется жить в этих стенах.
Под рёбрами заныло, будто кто-то вставил в грудную клетку витринное стекло из моих эскизов — красивое, холодное, хрупкое. Я отвела взгляд, боясь, что он увидит в моих глазах непрошеную влагу.
— А у вас есть такое место? Где живут ваши воспоминания? — спросила, перебирая пальцами край фартука.
Кирилл помолчал. В тишине отчётливо слышалось, как снегопад за окном постепенно стихает.
— Нет, — ответил он наконец. — Моя квартира функциональна. Красива. Но в ней нет истории.
— Почему?
— Потому что историю нельзя создать в одиночку, — ответил просто, и эти слова повисли между нами, тяжёлые и значимые.
Ветер за окном уже не завывал так яростно. Время, казалось, замедлилось, а потом вдруг рвануло вперёд.
— Мне пора, — Кирилл взглянул на часы. Его длинные пальцы скользнули по циферблату. — Спасибо за кофе. И за компанию.
— Вам спасибо, — я закрыла альбом, прижала к груди как щит. — За... оценку моих работ.
Кирилл собрал вещи, застегнул сумку для ноутбука. Каждое его движение казалось значимым, словно я смотрела фильм в замедленной съёмке. У двери он обернулся, и наши взгляды встретились через пустоту кофейни.
— Знаете, Вера, иногда нужно просто сделать первый шаг. Остальное приложится.
— К чему вы это говорите? — сердце застучало быстрее.
— К вашей кондитерской, — улыбнулся. — Подумайте об этом.
Когда дверь за ним закрылась, я прижалась лбом к прохладному стеклу. Силуэт Кирилла растворился в сумерках, но ощущение его присутствия осталось — как запах дорогого одеколона, как привкус несказанных слов на губах, как тепло от случайного соприкосновения пальцев.
Майлз Дэвис закончил композицию. Наступила тишина, звенящая и полная.
Я открыла альбом на последней странице. Пустой лист смотрел на меня белизной нетронутого снега, вызывающе и обещающе. Пальцы сами потянулись к карандашу. Я начала рисовать — новый эскиз, новую мечту. Но почему-то вместо многоярусного торта на бумаге проступали очертания мужского лица с внимательными глазами и едва заметной улыбкой в уголках губ.
И впервые за долгое время я не стала стирать то, что нарисовала.
Глава 10. Полка, осколки и почти поцелуй
Грохот разорвал тишину кофейни, словно выстрел. Я вздрогнула всем телом, блокнот выскользнул из пальцев, а сердце подпрыгнуло к горлу. Деревянная полка — та самая, что давно угрожала своим видом — рухнула, превратив фарфоровые чашки в белоснежное крошево на полу.
— Чёрт! — выдохнула я, прижав ладонь к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Осколки хрустели под ногами, когда я подошла ближе. Ржавые шурупы, наконец, сдались, устав держать тяжесть нашей посуды. Запах кофе смешался с пылью.
— Вера, что за шум? — Маша выглянула из кухни, вытирая влажные руки о фартук. Её глаза расширились при виде разгрома.
— Полка не выдержала, — я обвела рукой осколки. — Половина чашек превратилась в воспоминания.