– Рассказывайте! – настойчиво сказала она, продолжая сжимать ладонь историка.
– Мне изменила жена, – просто сказал Егор.
– Что вы?! – всплеснула пухлыми ручками библиотекарша. – Не могу поверить.
– Да вы же ее не знаете! – вырвалось у Егора.
– Ну и что ж. Зато я знаю вас.
«Откуда она меня знает, – подумал историк, – второй раз в жизни видит…»
– Да, я вас знаю, – продолжила Марта Львовна. – И дело не в том, что мы едва знакомы. Людей я распознаю с первого взгляда и, поверьте, составила о вас определенно устойчивое мнение. Такому человеку, как вы, жена изменить не может.
– Почему это? – опешил Егор.
– А по благородству. Да как же можно?!.
– А вот изменила! – ожесточенно произнес Егор. – Сама призналась… И знаете с кем? С Коломенцевым!
Старушка всплеснула руками.
– Что вы такое говорите?! Да Игорь Степанович – чистейший человек. Таких теперь не встретишь! Он не мог!
– Значит, она могла, – веско сказал Егор.
– Горе-то, горе…
– Нет, вы погодите! – вскричал историк. – Чистейший, благороднейший!.. Почему тогда?.. И ведь мы в браке не первый год, детишки имеются, а она: «Скучный… нудный…» – это я, значит, скучный.
– Н-да, – сказала Марта Львовна с величайшим сочувствием, – подлинная трагедия. Погодите-ка минутку… – Она сорвалась со своего места, затопала, как сердитый ежик, но тотчас вернулась, держа в руках бутылку коньяка и тарелочку.
– Вот держу на случай, если у кого сердце прихватит… Нет, знаете ли, средства лучше рюмки хорошего коньяка. Этому меня покойный батюшка еще в детстве научил, царствие ему небесное. Сейчас, голубчик, не волнуйтесь. – Она поставила на столик две рюмки, сноровисто раскупорила бутылку, налила по полной.
– Давайте-ка.
Несколько изумленный Егор машинально взял рюмку и проглотил обжигающую жидкость.
– Закусите вот апельсинами. Консервированные, из братского Китая. Превосходно освежают.
Олегов взял дольку. Апельсины и правда были хороши.
– Теперь еще по одной, – всегда нужно для разговору сразу две замахнуть. Батюшка покойный часто повторял: «Первая – колом, вторая – соколом…» Правда, это он про водку говорил…
Выпили по второй. И, странное дело, Егору неожиданно полегчало. Было ли это следствием употребления алкоголя, или причиной тому явилась добрая женщина, отнесшаяся к беде Егора, как к своей собственной.
– Спасибо вам, – растроганно произнес он.
– Да за что спасибо? Лучше расскажите.
И Олегов принялся рассказывать о своих мытарствах. В ходе повествования милейшая женщина то всплескивала ручками, то прикладывала пухлую ладонь ко рту, то издавала невнятные звуки, видимо, выражавшие негодование.
– Вот и все, – сказал Егор, наполняя рюмки. – Нет повести печальнее на свете…
– …чем повесть о минете в туалете, – скороговоркой произнесла Марта Львовна и лихо выпила свою рюмку, не дожидаясь Егора.
– Что такое – минет? – полюбопытствовал историк.
Но библиотекарша не стала разъяснять незнакомый Егору термин.
– Знаете что, – сказала она, – не расстраивайтесь. Поезжайте в Забудкино и набейте вашей жене морду.
– То есть как?! – опешил интеллигент.
– А вот так! Мужчина вы, в конце концов, или нет?! Что же, всю жизнь будете питаться консервами? А дальше что?! Гибель! Вот вы обвиняете Игоря Степановича, а при чем тут, собственно, он?
– Как то есть при чем? Ведь он…
– Да он ли? Вы прикиньте. Коломенцев – старик. Он, конечно, умеет подать себя, поволочиться за дамами. Но в данном случае, кажется мне, вовсе не он проявил инициативу. Вашу супругу тоже можно понять. Вы перестали видеть в ней женщину, а она молода, привлекательна… Она жаждет… чувств.
– Тут вы, пожалуй, правы, – согласился несчастный рогоносец.
– Именно, мой друг, именно! Ницше говорил: «Идя к женщине, бери с собой плеть». Вот и вы должны продемонстрировать супруге свой норов. Вы не хлюпик, а господин, повелитель, самец, в конце концов. Отправляйтесь на дачу, набейте ей морду – и увидите: все встанет на свои места. Да будьте посвирепее! Отстегайте ее ремнем, только не в присутствии детей.
– Я, надо сказать, Ницше не читал. Но чувствую, что он хотя и реакционный философ, но в данном случае прав, – заявил Егор.
– Вот именно, – подтвердила библиотекарша.
– И я готов прямо сейчас отправиться в Забудкино и доказать… Доказать… Чего же я хочу доказать?
– Что вы – мужчина.
– Точно! – Олегов поднялся со стула и нетвердо шагнул в темноту.
– Погодите, еще не время. Успеете. Давайте лучше выпьем. А вот теперь скажите мне, что с Коломенцевым еще произошло, кроме адюльтера.
– Адюльтера? – переспросил Олегов. – Это еще что такое? Ах да… Что произошло – точно не знаю. Там из-за этих тетрадей какой-то сыр-бор разгорелся. Приехал некий субъект из Москвы. Как видно, из органов… Заинтересовался тетрадями этого Пеликана. Как уж им стало известно?..
– Да они все про всех знают, – отозвалась Марта Львовна, – служба такая.
– Этот парень, рыжий, такой неприятный, нужно сказать, тип. Хоть и молодой, но наглый… Оно и понятно, ведут себя как опричники… Хотя, конечно, имеют на это право. Интересы государства, и все такое прочее… Короче, я пришел к Коломенцеву разбираться по поводу жены… И этот пожаловал, кажется, его фамилия Жданко. Поднадавил на вашего Коломенцева и забрал у него дневники Пеликана. Да и правильно сделал, что забрал!
– Это почему же?
– Зачем Коломенцеву эти дневники? Если они представляют интерес для государственных служб, так и должны быть у них.
– И что же, Игорь Степанович безо всяких и отдал?
– Да можно так сказать. Наложил в штаны от страха… Это не то, что чужих жен соблазнять.
– И еще я вас хотела об одном спросить… Когда вы в этом своем Забудкине прохлаждались, не встречали ли одного человека? Как бы его получше описать… Немолод, даже очень немолод. На вид простоват. Постоянно ходит с рыболовными снастями. Кажется, они называются удочками.
– Рыбак?
– Вот-вот. Именно рыбак. Он там в ваших местах рыбу частенько удит.
– Одного человека, похожего на ваше описание, я встречал и даже с ним разговаривал. Он мне рассказывал, помню, как ловить ту или иную рыбу. Толково довольно объяснял.
– Замечательно. Так вы поедете в Забудкино?
Олегов задумался. В голове его царил сумбур.
– А вы все-таки поезжайте, – посоветовала библиотекарша. – Для собственного успокоения. Иначе помрете от сухомятки. Отправляйтесь сегодня же. И последуйте моим советам. И вот еще что. Я бы хотела попросить вас об одном одолжении. Если встретите этого старичка-рыболова, передайте ему посылочку, – она протянула Егору продолговатый пакет. – Здесь книга, которую он просил достать.
– А что за книга? – полюбопытствовал историк.
– Справочник рыбака-любителя, что же еще его может интересовать?
– А если я его не встречу?
– И не беда. Не встретите, и не надо. Вернете посылку мне. Договорились?
Олегов пообещал доброй Марте Львовне выполнить ее просьбу и поднялся.
В голове его изрядно шумело, но идея вернуться на дачу глубоко засела в сознании. Он распрощался с библиотекаршей и отправился восвояси.
Коломенцев и Валек вошли в вагон пригородного поезда за пять минут до отправления. В вагоне было довольно много народа, люди возвращались в пригородные поселки и станции: кто с работы, кто из гостей, а иные ехали на дачи. Большинство, устроившись на жестких скамьях, дремало, кое-кто читал газеты или книги. Имелось среди пассажиров и несколько подвыпивших мужчин, оживленно разговаривающих и жестикулирующих.
Оба наших героя молча сели на свободные места и задумались, каждый о своем. Беседовать было особенно не о чем. У Коломенцева сильно болела разбитая голова, и мукомол то и дело морщился, едва сдерживая стон, а Валек равнодушно глазел по сторонам. Он особенно не задумывался над тем, что происходит. Раз сестра сказала – нужно уехать из города – значит, так и надо. В последнее время Валек вообще во всем полагался на Катю.
Поезд тронулся, народ как-то вдруг зашевелился; встрепенулся и Валек.
– А что, папаша, жить-то мы где будем? Или как партизаны в лесу?
Коломенцев пожал плечами. В данный момент это его нисколько не волновало.
– Приткнемся где-нибудь, – сказал он равнодушно.
– Приткнемся-то приткнемся, – не отставал Валек, – ну а дальше что? Хаванина, правда, есть, – он легонько пнул стоящую у ног сумку, – сеструха собрала… Но вот бутылочку не положила, а ведь как было бы хорошо с устатку, так сказать. Вон, гляди, – он кивнул на подвыпивших мужчин, – как веселятся. И тебе не вредно. Враз полегчает.
– Не стоит, – односложно отозвался мукомол.
– Как пожелаете, а все-таки…
Они вновь замолчали. Коломенцев бессмысленно таращился в окно, Валек разглядывал пассажиров. Народ постепенно выходил, в вагоне стало просторнее. Внимание Валька привлек сидящий в углу вагона молодой человек явно научного вида. Он был в шляпе и круглых очках, однако, судя по безмятежно открытому рту, из которого свисала ниточка слюны, находился в приподнятом состоянии. Рядом со спящим стояла объемистая авоська, в которой поблескивало стекло бутылки. Мысль о том, что желательно бы выпить, не покидала Валька. Но где найдешь магазин? Когда они приедут в это чертово Забудкино? Ну, через час. К тому времени все уже будет закрыто, если там вообще имеется торговая точка. А у этого паренька в сетке явно пузырь. Может, позаимствовать?
Валек огляделся. Обстановка складывалась подходящая. Он встал, прошел через весь вагон в тамбур – покурить. Проходя мимо спящего, цепко вгляделся в его лицо. Гражданин в шляпе безмятежно похрапывал.
Валек для вида потоптался в тамбуре, потом снова вернулся в вагон, но не на свое место, а опустился рядом со спящим. Он легонько толкнул его плечом. Неизвестный даже не пошевелился.
Тогда Валек с нарочитой развязностью заговорил, обращаясь к пьяному:
– Ну, ты чего, Коля? Мы тебя ищем, ищем. А ты вот где уселся. Нехорошо, Коля, нехорошо. И пузырь зажал. Зачем ты его зажал, Коля?