– Что же делать?! – стонал Егор. – Что делать?!
– А выпить, – просто сказала разумная женщина.
И Егор подчинился. Он с отвращением начал пить вонючую теплую жидкость.
– До конца, – заявила Анисья Трофимовна.
Егор из последних сил допил. В голове его сразу же зашумело, приятная слабость растеклась по телу, на душе как будто полегчало.
– Пока хватит, – заключила многомудрая хозяйка, – иди погуляй по лесочку, подыши воздухом. Расходиться тебе нужно. Поскачешь, попрыгаешь и в норму войдешь. Ты, наверное, есть хочешь?
Егор отрицательно замотал головой.
– Ну, как знаешь. А захочешь, приходи. Я тебя накормлю.
– Но семья моя, дети…
– Не убивайся ты так. Вернутся они, я думаю, вернутся. Я уж твоей Людке говорю: с каждым может случиться; что он – не мужик?! Такая, мол, бабья доля – прощать и сопли утирать.
– А она? – с надеждой спросил Егор.
– А что она? Плачет.
Олегов обхватил голову руками.
– Иди, золотой, иди!
И Егор пошел куда глаза глядят.
Вначале он поболтался вокруг станции в надежде, что жена просто морочит ему голову и никуда не уехала. Но на станции в этот час было совершенно пусто. Пригородные поезда идут в основном утром и вечером, а товарные – хоть и круглые сутки, но интереса у населения не вызывают. Разве что у шпионов. Но и шпионов на станции не наблюдалось. Олегов потерянно бродил по насыпи, потом зашел в помещение станции, где тоже никого не было. Он постучал в окно кассы, дождался, пока кассирша открыла, и спросил:
– Скажите, пожалуйста, молодая женщина с двумя детьми, мальчиком и девочкой, сегодня брала билеты в город?
Кассирша усмехнулась, и Егор понял, что про его вчерашнюю выходку уже известно всему поселку.
– Брала, милок, брала, – ехидно сказала кассирша. – Да и как же ей, бедолаге, не брать.
Сгорая со стыда, Егор бросился прочь, действие бражки хотя и сказывалось, но отнюдь не снимало чувства вины.
«Повеситься, что ли, – в отчаянии думал аспирант, – на ближайшей осине. Тогда она будет знать». Богатое воображение историка мгновенно выдало соответствующую картину: он лежит в простом деревянном, даже не обитом кумачом гробу во дворе своей дачи. Лицо бледное, глаза закрыты, на веках почему-то лежат громадные пятаки. На щеках, как у Есенина, еще видны следы слез. Да, он рыдал! Вокруг гроба толпятся односельчане, путейские рабочие в замасленных ватниках, начальник станции в фуражке с красным околышем. У изголовья, словно скорбный ангел смерти, возвышается Анисья Трофимовна, и тут же любимая и одновременно ненавистная Людмила заламывает руки в неизбывной тоске… Вот так-то, милая! Допрыгалась!
Мысль о самоубийстве была невероятно привлекательна, но неосуществима. Товарищ Олегов хотел жить.
Егор продолжал бродить по лесу и вышел на тропку, ведущую к озеру. Дорога была знакомой. И он машинально зашагал вперед, продолжая пребывать в угнетенном состоянии. Он обличал и каялся, он спорил и винился. Две разные личности разрывали его разум. А это путь, ведущий к безумию.
Когда Егор вышел к берегу, то увидел стоящий неподалеку от воды большой шалаш, возле которого курился дымок костра. Возле костра, на пеньке, сидел какой-то гражданин в шляпе и читал. Прямо картина «Ленин в Разливе», – мелькнула у историка ассоциация. Он присмотрелся. К своему изумлению, он узнал в читающей фигуре Коломенцева.
А этот что здесь делает? Или?!. Не может быть?! Именно к нему ушла Людмила! Вспомнилось: «С милым рай и в шалаше». А дети? Они-то где? Может быть, тоже там. Но тогда… Тогда его нужно убить. Прямо сейчас, пока он увлечен чтением. Подкрасться сзади и дубиной по голове.
– Эй, папаша! – услышал вдруг Егор. – Не надоело?..
Из шалаша вылез какой-то вовсе неизвестный молодец.
– Голову напечешь, – продолжал молодец. – А она у тебя и так с дыркой. Давай деньги, я за жратвой в деревню схожу и пузырь прихвачу.
Коломенцев что-то вполголоса ответил. Молодец посмотрел на лес, как раз в сторону Егора. Олегов пригнулся.
– Ну и хрен с ним! – громко сказал молодой. – Придет или не придет, все равно замочим.
– Неужели про меня? – похолодел Егор. – Очень похоже.
Теперь многое становилось понятным. Этот мукомол явно хотел разделаться с ним – Олеговым. Для этого и явился сюда. Возможно, он в сговоре с Людмилой. Поэтому она и уехала. Вполне логично. А этот нанял уголовника, поскольку сам бы вряд ли с ним справился. Они выжидают. А вечером или, вернее, ночью, прокрадутся в дачу, благо она на самом краю поселка, и прикончат его. Что же делать?
«Постой, – одернули его остатки разума, – а если он просто приехал сюда отдыхать? Для этого и построил шалаш, да не один приехал, а с товарищем. Откуда, скажем, Коломенцев мог знать, что Егор явился домой пьяный и устроил дебош? А что, если Людмила позвонила Коломенцеву и все рассказала. На станции есть телефон. Вполне могла… а потом уехала…»
– Берем сразу за горло, – воскликнул молодец на берегу, – и пытаем!
Пытать хотят! – ужаснулся Егор. Не дожидаясь окончания разговора, он опрометью бросился бежать.
Егор перевел дух только возле первых домов станционного поселка. Он остановился, оглянулся – погони не наблюдалось.
А может, зря он перепугался? Вовсе они не про него говорили. А если про него? Нет, береженого бог бережет! Что же делать? Уехать в город? Олегов задумался: похоже, самое правильное решение. Повиниться перед женой, пообещать, что больше не повторится. Тем более что у него есть основания самому выступить в роли обиженного. Но он сделает вид, что обо всем забыл. Олегов глянул на часы. Только полдень наступил, до ближайшего поезда уйма времени. Болтаться по поселку или укрыться в доме, где все напоминает о семье, детях?.. Олегов тяжело вздохнул. Нет, в город нужно отправиться прямо сейчас. Может, какая попутка подвернется? Однако попутки в самом поселке ловить бесполезно, нужно идти на проезжий тракт. А до него довольно далеко…
Но в эту самую минуту совсем рядом с Егором остановилась запыленная «Победа», из которой вылезли два молодца, что называется, «одинаковы с лица». Молодцы были облачены в просторные светлые костюмы и летние кепки, причем у одного из них голова была перебинтована, а левая рука – на перевязи. Лицо раненый молодец имел унылое, у его спутника, напротив, физиономия была оживленная и решительная.
– Эй, вы! – повелительно сказал он, обращаясь к Егору. – Да-да, вы, в шляпе, идите-ка сюда!
Олегов неуверенно подошел.
– Вы кто?
– Дачник, – чистосердечно признался историк.
– Ага. А скажите, дачник, не видели ли вы здесь двух граждан?
– Каких именно граждан?
– Не здешних. Один пожилой, такой представительный, седой, высокий. Второй… Как второй выглядит, Седов?
– Вроде молодой, – неуверенно сказал перебинтованный.
– Молодой, – повторил оживленный. – Больше ничего добавить не можем.
– Старый – в шляпе, – подсказал Седов, – скорее всего. На голове его повязка, как у меня. Носит украинскую вышитую рубашку…
– Уж не Коломенцев ли вас интересует? – неожиданно для себя спросил Олегов.
Оба молодца вытаращили на Олегова глаза.
– Вы с ним знакомы? – удивленно спросил старший.
– Да уж!..
– И вы его видели?
– Вот сей же час, возле озера. А что он натворил?
– Натворил! Это вы правильно выразились, – сказал оживленный, – уж такого натворил, что и черт не распутает, а вот нам придется. Ведите нас на это озеро!
– Но я… но мне нужно в город, – забеспокоился Егор, предчувствуя, что снова вляпался в какую-то скверную историю.
– Поменьше разговаривайте, если не желаете неприятностей, – одернул его старший. – Вы член партии?
– Кандидат.
– Сойдет. Вы должны нам помочь. Мы из Комитета государственной безопасности. Ваш знакомый – Коломенцев – опасный государственный преступник. Нам необходимо его задержать. И каждый честный советский гражданин должен оказывать в этом содействие. Усекли?
Олегов, естественно, «усек». В душе его боролись противоположные чувства. С одной стороны, появление молодцев решало сразу несколько проблем, а среди них самую главную: устраняло опасность для жизни, но с другой – Олегов снова влезал по уши в дерьмо. Однако ему было не привыкать, и, как честный советский человек, он, естественно, должен был оказывать содействие органам.
– Пойдемте, – сказал Егор с готовностью, – раз дело государственное, тогда конечно…
– Нормально, – одобрил оживленный, – мы сообщим кому следует о вашем достойном поведении. Они там что делают?
– Вы о Коломенцеве и том?..
– Ну да? Чем заняты?
– Как будто отдыхают. Водку вроде собираются пить. Молодой, во всяком случае, хотел сходить в магазин за бутылкой.
– Водку?! Ах, мерзавцы! Ну, ничего, мы им сейчас устроим развлечение по полной программе.
– Они шалаш построили, – захлебывался информацией Олегов, – надолго, видать, хотели обосноваться.
– Ты, Седов, слышал? Отдыхать они сюда приехали… После трудов праведных, значит… Ладно! Ведите нас, дачник. Да, а откуда вы знаете Коломенцева?
– Сталкивались, – неопределенно ответил Егор.
– Похоже, вы его недолюбливаете?
– Есть немного.
Больше вопросов ему не задавали. Олегов резво шагал по лесу, молодцы следовали за ним, размеренно печатая шаг, словно автоматы.
– А если вдруг сейчас кто-нибудь из них попадется нам навстречу? – обернувшись, спросил Егор.
– Не волнуйтесь, – сказал старший, доставая пистолет. – Я думаю, на этот раз… – он не договорил.
Скоро лес поредел, и в просветах среди деревьев показалась голубая полоса воды.
– Озеро, – сказал Егор, – шалаш стоит прямо на берегу. Еще метров двести… Может быть, вы меня отпустите?
– Спокойно, дачник, – зловеще усмехнулся старший, – доведете нас до места, потом подождете. А там видно будет.
– Но как же?! Ведь вы просили только показать дорогу?!
– Тише, не нужно лишнего шума, сказал же вам, отпущу. Я пойду впереди, а вы за мной. Ты, Седов, замыкающий. Обнажи ствол.