Босх и литература морального беспокойства
Многие другие тексты (или обсуждение их в интеллектуальном кругу Босха) также могли значительно повлиять на художественный мир Иеронима. Таковы произведения нидерландского теолога и мистика – Дионисия ван Рейка (Дионисия из Рейкела или Дионисия Картезианца), родившегося в провинции Лимбург около 1402 года, а умершего в 1471 году. Учился он в школе, окормляемой «Братством общей жизни». С 1466 по 1469 год Дионисий состоял в качестве настоятеля картезианского монастыря в Хертогенбосе и в те же самые годы сопровождал Николая Кузанского в его путешествии по Нидерландам.
Трактаты Дионисия, написанные на латыни, пользовались большой популярностью. Он создал более 150 работ: толкования Священного Писания, текстов других теологов и, что примечательно, – размышления об аскезе и нравственности, о церковной дисциплине и индивидуальном пути к Богу в духе средневековой мистики. В собственной аскезе, подкреплённой теорией созерцания, он достиг экстатического состояния, за что получил почётный титул – doctor extaticus (возвышенный, «экстатический» доктор).
Дионисий порицал зло, возникающее по причине хлипкой и зыбкой моральной дисциплины[9]. Вскоре после падения Константинополя он получил божественное откровение о страшных бедах, грозящих христианству из-за вторжения ислама. Он даже написал письма князьям Европы с призывом объединиться и начать войну против турок.
Эти воззрения Дионисия будто проиллюстрированы на картинах Босха вереницей устойчивых мотивов, – флаг с полумесяцем и тюрбан как маркеры нечистого, зла, ереси и прихода Антихриста. Кроме того, критика моральной и физической невоздержанности церковнослужителей, в противопоставлении их радикальной аскезе – одна из ведущих тем художника.
Дирк Мартенс и Ян Вестфали в 1473 году напечатали «Speculum conversionis peccatorum» – трактат Дионисия «Зерцало бесед о грехе». Своими писаниями о поклонении Священному Сердцу Дионисий оказал большое влияние на других богословов Средневековья. Вероятно, его портрет изобразил Питер Кристус, художник также причастный общему движению религиозного обновления.
Безусловно, длинный перечень фамилий нидерландских и североевропейских интеллектуалов может быть приведён в связи с культурным контекстом эпохи: восхваление добродетели и порицание низменного весьма узнаваемая максима Средневековья. Однако Иероним Босх сложнее однозначных высказываний, так же как и другой его современник, – Эразм Роттердамский.
Дезидерий Эразм (так на латинский манер звучит фламандское имя Герхарда Герхардса), родившегося в буржуазной семье Роттердама в 1466 году (возможно, дата рождения приходится на 1469 год). В юном возрасте Эразма отдали в одну из лучших латинских школ Нидерландов, расположенную в Девентере и принадлежащую церкви святого Лебуинуса. Известной школой управляло всё то же братья Общей жизни, это связывает Эразма с движением «Нового благочестия», под влиянием которого находился и Иероним Босх, будучи старше философа-гуманиста примерно на 15 лет.
В 1487 году бедность вынудила Эразма посвятить себя священнической жизни, он вступил в сан и, отправившись каноником в провинциальный город Стейн, оттуда начал долгий путь сложной карьеры богослова, философа, мыслителя. Что общего между Босхом и Эразмом, помимо того, что оба в какой-то степени находились под влиянием идей религиозного обновления (также Эразм провёл несколько лет жизни в Хертогенбосе)? Критика. Нещадная критика мирского института церкви, клира и вера в Христа, как в единственно верный путь спасения.
Злоупотребления в религиозных орденах – одни из главных объектов критики обоих: Эразма в слове, Босха – в визуальных образах.
Началась долгая и плодотворная жизнь философа, интеллектуала, космополита, размаха Нового времени. Как и прочих мыслителей эпохи, Эразма волновало религиозное возражение и обновление. Его творчество можно охарактеризовать как «философию Христа».
Гуманистическая позиция Эразма касательно критики Церкви и духовенства, в некоторой форме, более мягкой и изящной, сродни реформаторским взглядам Лютера, хотя в последствии Эразм не объединился с ним, а, напротив, в трактате «О свободе воли» выступил против.
Философия Эразма похожа на этические взгляды Иеронима и заключается в мудром понимании земного пути. Благоразумие христианской жизни противопоставляется мирской разнузданности, пропитанной негативной глупостью. Понятие же глупости черезвычайно сложное и многогранное: есть глупость земная, а есть – небесная.
Идея возвращения к евангельском образцам и аскетической простоте, как мы увидим в главе, посвящённой святым, стала предметом общих чаяний для многих мыслителей Севера, в том числе и для Иеронима, и для Эразма. Христос и святые – идеальные образцы в системе ценностей как Эразма, так и Иеронима (такую же концепцию культивировал и богословский трактат Фомы Кемпийского «О подражании Христу» (лат. De Imitatione Christi), мыслитель не менее популярный в те времена.
Иерониму и Эразму глупость представлялась важной категорией: она проявляет подобно истине все черты и свойства человеческой природы. С одной стороны, крайне отрицательные, худшие, в противоположность им, достойные Христа, – «безумие Креста», как определил святой Павел. С игрой и иронией, подобным хлёстким образам Иеронима, Эразм описывает всю гамму и парадоксальность безумия. «Глупость» срывает покровы, оголяет истинное лицо, разыгрывает комедию жизни, скрытой под маской: «Если бы кто-нибудь сорвал на сцене маски с актёров, играющих комедию, и показал зрителям их настоящие лица, разве не расстроил бы он всего представления и разве не прогнали бы его из театра каменьями, как юродивого? Ведь всё кругом мгновенно приняло бы новое обличье, так что женщина вдруг оказалась бы мужчиной, юноша – старцем, царь – жалким оборвышем, бог – ничтожным смертным. Устранить ложь – значит испортить все представление, потому что именно лицедейство и притворство приковывают к себе взоры зрителей. Но и вся жизнь человеческая есть не иное что, как некая комедия, в которой люди, нацепив личины, играют каждый свою роль, пока хорег не уведёт их с просцениума. Хорег часто одному и тому же актёру поручает различные роли, так что порфироносный царь внезапно появляется перед нами в виде несчастного раба. В театре все оттенено более резко, но, в сущности, там играют совершенно так же, как в жизни»[10]. Итог глупости – вера: «Засим, среди глупцов всякого города наиболее безумными кажутся те, кого воодушевляет христианское благочестие. Они расточают свое имение, не обращают внимания на обиды, позволяют себя обманывать, не знают различия между друзьями и врагами… Что же это такое, если не помешательство?» И кульминацией «глупости» par excellence становится небесное счастье, которое можно вкусить уже здесь, на земле, на краткий миг и лишь немногим кротким «глупцам».
Говоря о глупцах, невозможно не вспомнить Себастьяна Бранта (1458–1521) – немецкого прозаика, поэта, юриста, «доктора обоих прав», прославившегося как сатирик XV века авторством «Корабля дураков»[11]. Образ же корабля, наполненного всевозможными видами и мастями дураков, в живописи запечатлел герой нашей книги, – Иероним Босх. Художник вряд ли заимствовал этот сюжет у писателя, однако, обоих питали сцены из жизни современников, оба критиковали слабости и пороки вульгарных и грубых людей, заблуждения модников и простоверов. Корабль, конечно же, обобщающий образ всего мира, мира, переполненного дураками и дурами.
Корабль дураков (нем. «Das Narrenschiff», лат. «Stultifera Navis») – оригинальная средневековая сатирическая аллегория, изложенная в стихах, была опубликована в 1494 году в Базеле (Швейцария) гуманистом и теологом Себастьяном Брантом. Брант как и Босх обличал глупость и невежество, корысть и мирскую власть: князья, попы, монахи, юристы, горожане и т. п., ведомы безумием и смертными грехами, подобно персонажам «Воза сена», «Пилигримажа по земной жизни» Иеронима (глупость – это не заблуждение, а грех, удаление от Бога и его заповедей, глава 5, рис. 33–41). Примечательно, что Брант и Босх (а затем Брейгель в изобразительном искусстве) плетут ткань своего повествования из нравоучительных сентенций, народных пословиц и поговорок, Себастьян использует приём имитации фольклорного жанра в сочетании с идеями традиционной христианской морали. «Семь смертных грехов и четыре последние вещи», – специфическое нравственное зеркало, которое пишет Босх (или его мастерская) в назидание смотрящему, «Корабль дураков», – литературное зерцало, демонстрирующее многообразие всеобщей, всесословной человеческой глупости. Босх и Брант – виртуозы сатиры. Оба автора прославились и были востребованы при жизни. Отчасти успех Бранта был обеспечен заранее продуманными иллюстрациями к тексту: вирши сопровождались гравюрами, не менее остроумными и развлекательными. Сатирическая книга с картинками сразу снискала славу, как и «Корабль дураков» Босха (глава 5, рис. 37).
Рис. 70. Заглавная гравюра демонстрирует, как дураки отправляются в путешествие, корабль, нагруженный и управляемый ими, отчаливает в страну Глупландию (Narragonia), обетованную землю всех дураков. Им покровительствует сам Святой Гробиан (или Грубиян). Das Narrenschiff. Ink.394.4, 1494 г. Sächsischen Landesbibliothek Staats und Universitätsbibliothek Dresden.
Рис. 71. Большинство гравюр на дереве первого издания приписывают Мастеру типографии Бергмана (Meister der Bergmannschen Offizin), исследователи предполагают, что за этим неизвестным резчиком по дереву мог скрываться молодой Альбрехт Дюрер, работавший в Базеле во время книжного производства. Тем не менее, образцом для неизвестного мастера был рисунок Мартина Шонгауэра. Das Narrenschiff Ink.394.4, 1494 г. Sächsischen Landesbibliothek Staats und Universitätsbibliothek Dresden.