Рис. 43. Левая створка триптиха «Страшный суд» из Брюгге.
Рис. 46. Обнажённый праведник, играя, разъезжает на павлине – райской птице.
Рис. 45. В земном райском саду существуют гигантские гранаты – также важный христианский символ. Его изображение нередко появляется в сюжете Богородицы с Христом, когда младенец в руках держит гранат: его красный цвет намекает на кровь – крестную жертву Христа, а множественные семена граната – это христианская ойкумена (сообщество), родившаяся из его плоти и жертвы. Иногда и райский плод с древа познания Добра и Зла изображали как гранат (любопытно, что в античной мифологии гранат фигурировал с связи с Персефоной и ее воскресением – временным возвращением в мир живых из Аида). Рядом с гранатом обнажённый наездник на красном единороге играет в «мяч» с другим праведником. Подчёркивает ли сцена абсолютную безгрешность душ изображённых людей (им даже удалось оседлать единорога), или намекает на грех гордыни и похоти, нарушающий идиллическое течение жизни в раю?
Рис. 47. Зрительным акцентом створки является райский фонтан – источник жизни: из него берут начало реки, текущие во все стороны света, птицы наслаждаются его водами, на бортиках сидят блаженные души (рука одной из них на верхней площадке указывает на небо), а из пастей скульптур-ящериц струятся воды. Ящерица, согласно средневековым бестиариям, существо весьма положительное: увидеть их можно греющимися на стенах соборов в лучах тёплого солнца, божественного света – символа истины. Необычные формы фонтана в своей основе содержат готическую эстетику.
Рис. 48 а. Тем временем ангелы в небе устремляются ввысь, в заоблачные чертоги рая, к лучам света, к Богу. Если присмотреться к облачному шару внимательно, то видно, что художник намеренно скрыл от зрителя святая святых – нерепрезентируемого Бога, лицо которого не дано лицезреть простым смертным. Зритель видит лишь контуры величественной фигуры.
Рис. 48 б. Под лучами рентгена фигура Бога видна отчётливее. Вырисовывются контуры чела, плечи, складки мантии, правая рука благословляет мир, а левая придерживает покоящийся на коленях шар – земную сферу мира. Иконография восседающего, парящего в небе Бога Вседержителя отсылает к изображению Христа на центральной створке.
Рис. 49 а. Иероним Босх. Триптих «Страшный суд».
Рис. 49 б. Иероним Босх. Триптих «Воз сена».
Рис. 50 а. На левой створке Босх изображает рай, сцены из Бытия: внизу мы видим сцену брака между Адамом и Евой и символического брака Евы-церкви и Христа – нового Адама. Далее – антропоморфный змей предлагает Еве плод искушения. За сим, сверху, следует фатальный момент изгнания: в резком наступлении Архангел занес меч, лишая грешников райской обители. Ещё выше представлена война в небесах, низвержение восставших ангелов, Люцифера. Рай выступает пространством зла, инициацией во грех.
Рис. 50 б. События на левой створке «Воза сена» развиваются немного в другом порядке, нежели на «Страшном суде». Нижняя сцена – изгнание Адама и Евы Архангелом Михаилом, вооружённом мечом. Выше – сцена вкушения запретного плода с древа познания Добра и Зла. Примечательно, что и Бог изображён здесь как отец, в отличие от других «райских створок», где зритель видит ипостась Христа: седобородый, царственный старец творит Еву из ребра Адама. На небе же со сферой мира в руках восседает более моложавая фигура, похожая на Христа с других триптихов Иеронима.
Рис. 50 в. Изгнание из рая. Триптих «Воз сена», фрагмент правой створки.
Рис. 50 г. Изгнание из рая. Триптих «Страшный суд», фрагмент правой створки.
Рис. 50 д. Грехопадению предшествует искушение, женщина-змей с лицом Евы протягивает ей же запретный плод. Триптих «Страшный суд», фрагмент левой створки.
Рис. 50 е. Сцена искушения. Триптих «Воз сена», фрагмент левой створки.
Рис. 50 ж. Ещё ранее (но в единовременном пространстве картины) показано сотворение Богом Евы для скучающего Адама. Триптих «Страшный суд», фрагмент левой створки.
Рис. 50 з. Творение Евы из ребра Адама на фоне райского, сталагмитного фонтана. Триптих «Воз сена», фрагмент левой створки.
Архангел изгоняет Адама и Еву в их стыде и наготе из рая, дабы первые люди отныне «смертию умирали, женщины в боли рожали, в тяжести добывая хлеб свой» (Быт. 2:17, 3:16–19), как наказано Богом.
Истоком греха и первым грехопадением, по Босху, становится не просто искушение Евы и Адама, а та сцена, которая разворачивается на самом небе, на заре Бытия земли, созданной Богом – падение грешного, возгоревшегося ангела, лучшего, любимейшего Богом Люцифера. Возникает зло в момент, когда Люцифер противопоставил себя Богу – абсолютному добру. Взбунтовавшись, он отделился от божественного пространства, был низвергнут на землю, а затем – в преисподнюю, владыкой которой он и стал. Изначально будучи светом, Люцифер повергается и обращается во мрак, и так появляется тёмная, негативная природа бытия, жизни на земле. Изначальная онтологическая доброта и чистота мира непоправимо поругана Люциферовым бунтом и заражена перманентной коррозией греха.
Рис. 51 а. Довольно часто можно увидеть на средневековых миниатюрах и картинах змея искусителя с антропоморфными феминными чертами. Женоподобный змей будто отзеркаливает Еву, отражает её черты. В XII веке Пётр Коместор – богослов, написал, что в раю Адама и Еву искусил не обычный змей, но прямоходящий, с лицом Евы: увидев свою зеркальную копию, Ева поверила каверзному совету змия и съела запретный плод с древа познания добра и зла, а в «Видение о Петре-пахаре» Ленгленда Уильяма (XIV в.) сатана являет себя как змий с женским лицом. Хуго ван дер Гус. Грехопадение (крыло Венского диптиха). Kunsthistorisches Museum Wien.
Рис. 51 б. В популярном на христианском Востоке сирийском сочинении «Пещера сокровищ» (IV–VI вв. н. э.) рассказывается о сатане: нечистый действовал как человек, желавший научить попугая разговаривать, – хозяин прятался за зеркалом и беседовал с птицей, попугай же полагал, что с ним разговаривает другая птица и повторял; точно так же поступил дьявол с Евой. Миниатюра ок.1429 г. Français 3, Fol. 8v. Bibliothèque nationale de France, Paris.
Проблема, поставленная фигурой Люцифера, касается идеи деградации миробытия, исконно благого, но – по причине несовершенного и злого выбора – падшего. Таким образом, распад и разложение имманентны миру и представлены в мифологических фигурах: Люцифера, Адама, Евы, Каина, Иуды, во многих других персонажах, а в итоге – в грешных поступках простых людей.
Рис 52 а. Падение восставших ангелов. Триптих «Страшный суд», фрагмент левой створки.
Рис. 52 б. Падение восставших ангелов. Триптих «Воз сена», фрагмент левой створки.
Рис. 53. Низвержение восставших ангелов. Триптих «Страшный суд», фрагмент левой створки.
Грех и тлен неизменно присущи природе человека с момента грехопадения. Христос и его жертва должны были исправить этот изъян навсегда. Однако богословие, сложившееся на почве почитания Христа, синтезировало идеи иудаизма и платонизма, и в итоге – противопоставления горнего и дольнего, души и тела, истины и лжи, праведности и грешности стали фундаментом христианской мысли. Босх – последовательный и глубокий представитель такого мировоззрения – транслирует идеи, сложившиеся в процессе долгого становления средневековой теологической традиции.
Итак, по версии Босха, проблемы человечества начались с момента возникновения зла. Художник последовательно указывает в своих работах на присутствие в Эдемском саду зла, обеспечившего искушение Адама и Евы. Погружаясь в глубины работ Босха, мы вглядываемся в лик сатаны и наблюдаем его отлучение от благодати и божественной милости на небесах, превращающего его из светозарного Люцифера-ангела в мракоподобного Люцифера-дьявола. Для полноценного понимания и выявления сущности художественных высказываний Босха необходимо обратиться к традиции изображения дьявола, а также связанного с ним зла и упадка.
Босх не был оригиналом, впервые изобразившим падение сатаны. В «Великолепном часослове герцога Беррийского» братьев Лимбург (1416 г.) мы видим золотой образ Бога на небесах, который опирается на ярко-красных серафимов и находится в окружении ангелов, одетых в ультрамариновые мантии и сидящих на скамьях наподобие синтрона. Однако частично скамьи пусты – ангелы в синих одеждах валятся с них, падают с неба на землю, где воспламеняются. Коронованный и перевёрнутый вверх ногами ангел, изображенный на вершине перевёрнутого треугольника, противоположенного Богу, и есть сам Люцифер, впервые упомянутый у пророка Исайи (14:12–15). Образ сатаны, бросившего вызов власти Бога, восставшего против своего Господа и за это низвергнутого, объясняет то, как зло попадает в мир. Не возгордись, – дидактический сюжет кодировал послание ктиторам, покровительствовавшим как Лимбургам, так и Босху. «Как пали сильные!» (2Цар. 1:25) – конечная мораль фатальной истории Люцифера, усиленной словами Иисуса, взятыми из Евангелия от Луки (10:18): «Он же сказал им: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию», – а потом и во втором послании апостола Петра (2:4): «Ибо, если Бог ангелов согрешивших не пощадил, но, связав узами адского мрака, предал блюсти на суд для наказания». Современник миниатюры Лимбургов, Джеффри Чосер, также развивает модную на тот момент тему в своих «Кентерберийских рассказах»:
Рис. 54. Братья Лимбург. Великолепный часослов герцога Беррийского, XV в. Падение мятежных Ангелов. Ms.65, fol. 64v. Musée Condé, Chantilly.
Трагедии начну я с Люцифера,