Апокалиптическая образная система столетиями укоренялась не только в регионе, где жил художник, но и в христианской средневековой культуре вообще. Об инфернальном и аде в различных его проявлениях уже с давних пор сообщали порталы романских и готических соборов, их скульптура, капители, декор, фреска. Демоническое наполняет собою народные предания, взирает на человека с маргиналий на страницах рукописей, искушает его. Помимо сформировавшихся визуальных образов Страшного суда, ставших общим местом в культуре того времени, визионерство Иеронима Босха берёт своё начало не только в народных представлениях, преданиях и поверьях, но и в христианской теологии, сформулированной в лоне Церкви.
Снискавшие ада мучаются наказаниями за любимый прижизненный грех. Босх даже подписал эти грехи готическим шрифтом рядом с каждой сценой. Структура ада обычно определялась числом семь (по количеству грехов). И в каждом из семи отделов ада, как в государственном ведомстве, черти заведовали соответствующими пытками и наказаниями. Иногда ад представлялся девятичастной структурой (как у Данте) в форме воронки, сужающейся к центру Земли. Тогда грешники помещались в опоясывающие воронку круги, в каждом из которых их карали в соответствии с заслугами.
В апокрифическом тексте «Видение апостола Павла» достаточно ярко описываются и перечисляются типы наказаний в аду: муки и мучения были продуманы и соответствовали земному образу жизни. У Босха однозначно видна корреляция между прижизненными слабостями, грехами и пороками человека, и его посмертным существованием. Особенно ярко у Иеронима расцветают картины преступлений, проступков и наказаний в перманентном аду «Страшного суда» (рис. 12).
Рис. 7. Ад – фрагмент из «Семи смертных грехов» – это одна из Четырёх важнейших вещей. Босх подписывает грехи рядом с их жертвами. Сладострастников на красном одре мучают черти, преследует крокодилоподобный змей. На причинном месте – жаба, мужчину кусает удод, чёрт демонстрирует грешникам-горделивцам зеркало. Жадину варят в котле. Гневливца мучает чёрт, пронзая мечом. Унылого перековывают на наковальне. Обжору пичкают едой в шатре. А группу завистников раздирают собаки. Все эти сцены в похожей или утрированной форме встретим на триптихе «Страшный суд».
Апостол Павел, ведомый ангелом, сообщает своему читателю или слушателю о скорбных чертогах ада. В горячей реке огня он видит страдания мужчин и женщин, погружённых в неё по колено (за то, что, выйдя из церкви, впадали в спор и праздную болтовню); некоторые – в пламенеющих водах по пупок (за то, что причащались телом и кровью Христа, а затем предавались блуду); кто-то – до губ (за хулу друг друга); а иные – в реке по самые брови (кто клеветал на ближнего). Павел узрел огненную реку и увидел там человека, мучимого злыми падшими ангелами Тартара (Tartaruchian), имевшими в руках железный утюг с тремя крючками (иногда железные прутья с крючками), которым они пронзали живот старика-грешника, за то, что тот, будучи пресвитером, не выполнял своего служения, а предавался еде, питию и блуду. Другого – злые ангелы толкнули с разбегу в огонь до колен и били его камнями, раня лицо, за то, что тот был епископом и не выполнял служения. Дьякона, съевшего церковные приношения и совершившего блуд, погрузили в огненную реку до колен, а руки растянули так, что те кровоточили, черви исходили из его рта и ноздрей. Посреди реки было множество ям, наполненных мужчинами и женщинами, их пожирали черви, за то, что те при жизни взыскивали проценты с одолженных сумм. За сквернословие же мужчины и женщины сами отгрызали себе языки. По самые губы были погружены в огонь маги, подстрекавшие к злому колдовству. В яме огня охали и причитали мужчины и женщины с чёрными лицами – блудники и прелюбодеи, грешившие, имея собственных жён и мужей. Были там юные девы в чёрной одежде, и четыре страшных ангела, положив им на шеи горящие цепи, уводили их в темноту: это женщины, втайне от родителей осквернившие свою девственность. Вредившие бедным и сиротам пожирались червями и были погружены во льды и снега. Палимые огненной рекой изменники подвешивались за брови и волосы. В яме, полной смолы и серы, сгорали до костей предавшиеся греху Содома и Гоморры. Видел Павел, как мужчин и женщин звери рвали на куски. Однако пуще прочих, заточённые в зловонном колодце, страдали в кромешном одиночестве и боли те, кто не поверил в пришествие Христа, непорочность Девы Марии и евхаристию. Мужчины и женщины, говорившие, что Христос не воскрес во плоти, были терзаемы двуглавыми червями[71].
В аду Иеронима Босха обнаруживаются истязания грешников подобные тем, что возможно прочесть в визионерских и апокрифических текстах Средневековья: человек не совершает единичного проступка, он обременён всеми смертными грехами и за них несёт наказание. Вряд ли Иероним углублённо изучал комплекс апокрифической, демонологической и т. п. литературы, но он жил в мире, пропитанном образностью, духом, культурой, сотканной, в том числе, из видений и эсхатологических интуиций, оказывавших влияние на художника.
Тотальный ад Страшного суда
Триптих, созданный Босхом на тему Судного дня, является квинтэссенцией представлений, историй, баек и россказней об аде. Однако, помимо некоторого обобщающего визуального высказывания, в нём также можно обнаружить и Иеронимову концепцию тотального эсхатологического ада.
Повествование триптиха развивается совершенно нетрадиционным образом. Левая створка, повествующая о грехопадении, сверху изображает Бога-Отца и падение восставших ангелов, которые в виде уродливых насекомых низвергаются вниз. Далее взгляд перемещается на первый план, к моменту творения Богом Евы; на среднем – древо познания добра и зла, искушение. Причём змей, дающий яблоко Еве, представлен в антропоморфном женском виде с чертами лица, похожими на саму Еву. Выше мы видим, как архангел Михаил, вознеся свой меч, изгоняет пристыжённую пару. Грех вершится на небе и, будто в зеркальном отражении, – на земле. Зло удваивается: Ева находит в змее своё собственное отражение и, зациклившись на нём подобно Нарциссу, впадает во грех гордыни. Как и Люцифер, воспротивившийся воле Бога, Ева нарушает священные запреты. Присутствие зла уже в раю обозначено дополнительными деталями: совой, символизирующей ночь, и свирепым убийством одного животного другим: лев загрызает лань.
Взгляд переходит на центральную панель, повествующую о самом процессе Страшного суда: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую» (Мф. 24:31–33).
Иконография босхианского Страшного суда отличается от канонической, детально изображающей сам акт суда, где в центре предстаёт Христос-судья, рядом с ним Богоматерь и Иоанн, просящие за род человеческий, подле них – старцы, архангел Михаил стоит с весами и воздаёт людям по заслугам их: либо путь в рай (ему обычно посвящается левая створка со стороны зрителя), либо в ад, где грешные души переживают вечные муки. Такой Страшный суд изображён на триптихе Ганса Мемлинга (рис. 13).
Так или иначе, традиционно изображаемое центральное Судное действо состоит в сортировке людей на пригодных и непригодных, на благих и дурных, на тех, кто достоин райских кущ, и тех, кто обречён гореть в аду. У Босха же совершенно иная комбинация: нет как такового судебного процесса, зло имманентно всем частям триптиха – и раю в том числе, а в центральной части лишь разворачиваются сцены повседневного апокалиптического хаоса. Земля уже погружена в состояние ада, зла и бедствий, войско дьявола мучает каждого человека сообразно совершённому греху. Нет у Босха ни архангела Михаила, ни намёка на будущее избавление. Неизбежным итогом становится ад на правой створке: инфицированный проказой греха мир сгинет в геенне огненной. Триптих Босха – не старое доброе Судилище Господа, но притча о зле, возникшем с появлением мира. Сквозь столетия с умножением людей множилась скверна, разъедающая тварный мир и вовлекающая его в адский пламень. Суд неизбежен так же, как неизбежен и ад. На триптихах Босха мы не увидим пространства, куда уходят добрые христиане. Рай навеки утрачен, нет рая как Нового Иерусалима, – есть только самоуничтожающийся мир, полный зла, порока и пагубы. Ад тотален.
Рис. 12 а. Триптих «Страшный суд». Иероним Босх, ок. 1500–1505 гг.
Рис. 12 б. Триптих «Страшный суд» из Брюгге. По поводу его авторства ведутся споры: исследователи из Прадо приписывают его Босху, такого же мнения и группа реставраторов (BRCP), Стефан Фишер и каталог «Tashen», как и многие другие исследователи считают, что картина принадлежит мастерской Иеронима или даже эпигону. Очевидна отличая от Босха иконография многих персонажей триптиха, иной стиль письма и сконструированность картины из знаковых образов других триптихов мастера. Датировка триптиха зависти от точки зрения исследователей и простирается от 1505 до 1515 гг. Groeningemuseum, Bruges.
Рис. 12 в. Закрытые створки триптиха «Страшный суд» из Брюгге.
Рис. 12 г. Аларт дю Хамель, гравюра, сделанная между 1478–1509 гг., по мотивам «Страшного суда» Босха. Rijksprentenkabinet, Amsterdam.
Зрителю триптиха падшие души явлены во плоти, их страдания и муки визуализированы в телесных истязаниях и пытках. В аду означенные телами души вылавливаются, как рыба; на них охотятся с арбалетами и луками, как на дичь; их забивают, как скот; крутят на колесе; жарят, варят, парят, пекут, приготовляют в качестве деликатеса для хозяина сего мрачного пиршества, главного едока, великого пожирателя – Люцифера, сатаны, дьявола. В этом кулинарном процессе адской кухни черти орудуют разными инструментами и среди прочих уже виденным нами длинным крюком «crauwel».
Рис 13 а. Страшный суд. Ганс Мемлинг. Muzeum Narodowy w Gdańsku.
Рис 13 б. У Стефана Лохнера, главного художника Кёльна 1430-х гг., в Страшном суде сам Христос является центральной фигурой. По левую сторону – рай представлен готическим собором с его характерными архитектурными чертами. По правую – ад, снедаемый пламенем, со страдающими в нём за совершённое при жизни грешниками, лжегородом и вавилонской блудницей. Стефан Лохнер. Страшный суд. Wallraf-Richartz-Museum, Köln.
Босх изображает ничтожно малое количество спасшихся праведников – и вправду можно усомниться в грандиозности рая, скорее пустынного и малонаселённого пространства. День гнева Господня переполнен бесчестными грешниками, повсюду царит апокалиптический раздрай: землетрясение спровоцировало жизнь вулканов, разверзшийся мир обратился в ад с фонтанирующей лавой, восторжествовала тьма – светила погасли, только адский пламень озаряет пейзаж разрушения. Складывается впечатление, что грех плоти (разврат, чревоугодие), ненависти (война, убийство) и ложь церковников (индульгенция, леность, эксплуатация религии в корыстных целях, лжеучёность) много больше интересуют Босха, чем праведники, а потому занимают почти всё пространство его триптиха.
Рис. 14 а. На центральной панели триптиха Босх изображает апокалиптический пейзаж: трубят ангелы, Христос-судья, окружённый апостолами, восседает на радуге, начиная Суд.
Рис. 14 б. Христос-судья. Триптих «Страшный суд» из Брюгге.
Рис. 15. Ангел спасает праведника, выводя его из-под прицела демонов. «Страшный суд», фрагмент центральной панели.
Рис. 16. Буквально несколько праведников возносимы ангелами на небо. «Страшный суд», фрагмент центральной панели.
Чёртова кухня
В аду наказаниям подвергаются те части тела, что непосредственно участвовали в преступных деяниях. Легитимность этих кар дана уже в Библии (Мф. 5:27–30): «Вы слышали, что было сказано: "Не нарушай супружескую верность". Я же говорю вам, что тот, кто лишь смотрит на женщину с вожделением, уже нарушил супружескую верность в своем сердце. Если твой правый глаз влечет тебя ко греху, вырви его и отбрось прочь. Лучше тебе потерять часть тела, чем всему телу быть брошенным в ад. И если твоя правая рука влечёт тебя ко греху, то отсеки её и отбрось прочь. Лучше тебе потерять часть тела, чем всё твое тело пойдёт в ад». То есть либо «мучилась» только согрешившая часть тела, либо, в качестве пародии на процесс преступления, грешников заставляют «насладиться» исполнением своих преступных желаний, но в такой искажённой и утрированной форме, что желаемое «благо» доставляет лишь мучения. В «Апокалипсисе Петра» богохульники повешены за языки; убийц поедают змеи под взглядами их жертв; клятвоотступники откусывают собственные языки и губы; прелюбодейницы подвешены за волосы над озером кипящей грязи, а их партнёры – за ноги и головы их окунаются в грязь.
Устойчивые метафоры средневекового ада – печь, кухня, пасть, кузница. Все эти элементы Иероним использует в изображении пыток. Души грешников пожираются, перевариваются и исторгаются, дабы этот цикл страданий воспроизводился вновь и вновь. «Преисподня и Аваддон – ненасытимы» (Пр. 27:20). Ад похож на существо, требующее постоянного жертвоприношения. Грешники для ада что-то вроде нефти, топлива – благодаря ему горят адские костры, топятся печи, работает производство, пыточная кухня (рис. 18–23). Люцифер и черти (в отличие от Бога, попасть в рай к которому весьма сложно) заинтересованы в людях, чтобы с их помощью поддерживать активное существование ада. В «Видении Павла» описывается печь, вкруг которой совершаете семь пыток: льдом, снегом, огнём, кровь, змеи, удары молнии, смрад. Из самой печи исходят семь столпов пламени. Не только вход в ад, но и весь ад в целом мог изображаться как разинутая пасть, сходная с львиной (иногда волчьей, собачей или драконьей): «спаси меня от пасти льва» Пс. 21:22), а источником иконографии послужили буквально визуализированные слова Священного писания: «Преисподняя расширилась и без меры раскрыла пасть свою» (Ис. 5:14); «Как будто рассекают и дробят нас, сыплются кости наши в челюсти преисподней» (Пс. 140:7). Ранние изображения пасти ада относятся к XI году: она разевается либо снизу-вверх, принимая и демонстрируя грешников, либо «встречая» их – горизонтально. Нередко и зёв левиафана понимался как метафора врат ада: «из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас» (Иов. 41:11–14). Кит, поглотивший Иону, также отождествлялся с левиафаном, а его чрево – с адом. У Босха инфернальное пространство – это постоянный процесс поедания, приготовления и переваривания грешников.
Рис. 17. Ад в виде кухни со всепожирающим дьяволом во главе. Фра Анжелико. Страшный суд, ок. 1431 г. Museo di San Marco, Firenze.
Рис. 18. Грешники варятся в котле, коптятся, как мясо, и приготовляются на шампуре. Обезьяноподобный чёрт подгоняет грешника палочкой меж ягодиц поскорее лезть в мясорубку.
Рис. 19. Нанизанного на шампур грешника демон сдабривает «соусом», в дыму пламени коптятся двое других.
Рис. 20. Винные сосуды-кувшины, столь часто критикуемые Босхом, превращаются в пыточные жернова и мясорубки, перемалывающие грешников, вынужденных под надзором чертей пытать самих себя.
Рис. 21. Ад мог представляться гигантской кузницей, на наковальнях коей души подвергаются плавке, ковке, расплющиванию: из душ грешников могли выплавлять орудия, гвозди, которые затем использовались для пыток.
Рис. 22. Ад Босха демонстрирует виртуозную комбинаторику пыток: демоническая старуха заживо жарит грешника-блудодея и чревобеса, а испещрённая синими язвами кухарка-ведьма поливает раскалённым маслом кушанье из человеческой плоти. Пронзённому деревом вору или убийце демоны отрезают грешную руку.
Рис. 23. Если оторвать взгляд от монструозных тварей, крысо-птице-змей, то можно увидеть застенки тюрьмы: сквозь решётку из чьей-то задницы брызжет струя, попадающая в воронку бочки, из которой кошковидные черти насильно поят жертву чревоугодия с раздувшимся пузом. Сзади монструозная ведьма перетирает грешника, отжимая (наподобие винограда для вина) и превращая в густой напиток, изливающийся в кувшин.
Милитаристский ад
Правая створка триптиха «Страшный суд» продолжает тему тотального ада. Фон пронизан нактюрническими мистериями. В «Видении Тунгдала» подробно описано, как сатана поглощает грешников, но и сам он при этом прикован к решёткам жаровни, то же воспроизводит и Данте. Дьявол у Босха заправляет страшными казнями и сам испепеляется изнутри. Он тёмная пустая сущность, горящая вечным пламенем. Вход в его обитель украшен жабами. Враг рода человеческого облачён на восточный лад: в балахон и зелёный тюрбан на голове, в его руке мясной крюк, – орудие пыток. Нечистого окружают черти, похожие на фарисеев и служителей культа, на голове одного из них сидит сова. Очки, надетые на одного из них, – символ обмана зрения, ложного видения. Демоны заставляют грешников петь по их нотам, служить сатане. Того, что с завязанными глазами, пронзают мечом. Обнажённый мужчина справа привязан к камню, к месту расположения сердца прилипла жаба, змеи опутали его (рис. 32).
Рис. 24. Воин-жаба, калечащий мужчину-грешника, пронзённого деревом, оседлал блудницу. На багряной ткани, чуть прикрывающей её, сидит любовник, молящий о пощаде.
Рис. 25. Жертва становится мучителем, а охотник, пойманный своим грехом – добычей. На красной танкетке справа сидит толстый монах с фамильным гербом на капюшоне. Босх вновь обращается к критике духовенства и дворянства.
Рис. 26. Дракон, пронзающий сам себя, исторгает пламень на грешника, варящегося в недрах смоляной бочки. Правее – цаплеклювый чёрт тащит в своём коробе грешника в ад. Группа монстров, обутая в кувшины, держит нож, производством которых славился Хертогенбос, с монограммой предположительно буквы М, означающей, быть может, мир (лат. mundus) или подпись изготовителя (букву «М» обнаруживаем на ноже/фаллосе с ушами в аду «Сада земных наслаждений»). Ещё правее – вооружённый саблей воин, с напяленным на голову ульем. Такого же персонажа мы часто можем встретить и в других работах Босха.
Рис. 27. В аду, описанном Винсентом Бове, черти бросают грешные души в кипящие котлы, там они становятся подобны младенцам, затем их, постаревших, вытаскивают оттуда железными крючьями, и пытка повторяется вновь и вновь. В этой сцене видим грешников, вынужденных пить тех, кого демоны-шакалы засовывают в бочку, а потом блевать и испражняться. «Страшный суд» из Брюгге.
Рис. 28. Ад Босха совмещает сцены, отсылающие к апокалиптической войне последних времён с картинами земных противостояний и войн. Армии и полчища чертей и монстров атакуют друг друга, будто пытаясь выиграть сражение зла, по ходу калеча и истязая грешников, превращая их в своих соратников и жертв. Слева видим рыцарей в шлемах (похожих на геральдические) и латах, вооружённых щитами и копьями. На голове одного из них – устрашающее блюдо с обезглавленным, у другого волчья морда, заглатывающая рыбу, – сильный ест слабого. Справа, возле дьявольской машины убийства, танка, внутри которого сидит красный, похожий на буддийского демона, чёрт, вооружённый арбалетами и ножами, щитами и пиками – легион демонов.
Рис. 29. «Танк» палит из пушки, управляемой бесом и красным огненным существом, напоминающим демона с восточных миниатюр.
Рис. 30. Военная колесница была разработана, дабы вызвать панику среди врагов, атакуя страшным видом их боевой дух. Проект Леонардо представляет танк в форме черепахи, усиленный металлическими пластинами, увенчанный внутренней башней для прицеливания и вооружённый пушками. Движение танка на тележке зависело от солдат, которые изнутри управляли зубчатой системой, соединённой с четырьмя колесами. Направление огня решалась людьми, размещенными в верхней части фургона, откуда через узкие щели они могли видеть поле битвы. Идея механического орудия массового уничтожения будоражила умы современников Босха, и вот модель танка, предложенная Леонардо да Винчи. Земное оружие убийства превращало войну в ад, в него же Иероним и помещает хитроумное устройство. Codice Arundel 263, fol. 1030, между 1478–1518 гг. British Library, London.
Рис. 31. Колесо водяной мельницы в аду Босха оборачивается пыточной шестерёнкой. Адское колесо – огненное, с тысячей спиц, по ободу его истязаются грешники, черти крутят его тысячу раз в день (сообщает «Видение Святого Павла»), этих колёс может быть много и они могут вращаться медленно, к ним могут быть привязаны тела или только части тел (например, половые органы) грешников (пишет Винсент Бове).
Рис. 32. Король преисподней – дьявол и лжепророк в окружении своих приспешников с ярко выраженными церковными атрибутами.
Рис. 33. Адский шатёр, место терзаний грешников, расположен над убежищем сатаны. Вокруг него активизируются силы зла. Справа – зелёный воин в доспехах, который вынужден пожирать плоть. Рядом с ним монахиня-ведьма с жабьим брюхом, похожим на шапочку мухомора.
Рис. 34. «Страшный суд» из Брюгге – триптих, вокруг которого ведутся споры об авторстве, Босх или не Босх его создатель, – демонстрирует ландшафты ада, соединяющие и копирующие избранные мотивы других работ Иеронима: бордель в кувшине, пыточная водяная мельница, жернова, кузница, поедание женщино-птицей грешников, мост испытаний и река мытарств. Женщины вообще часто фигурируют в аду Босха. Отцы церкви учили, что чрево женщины – врата дьявола. В первую очередь источником (помимо Евы) для столь негативного образа являлась «блудница Вавилонская» из текста Апокалипсиса. В Притчах Соломона также рассказывается о великой распутнице-дьяволе: «дом её – пути в преисподнюю, нисходящие во внутренние жилища смерти» (Пр. 7:27). Проводники воли зла – Иродиада и Саломея, повинные в казни Иоанна – были распутницами. Народное же сознание создавало различные фольклорные образы женского оборотничества.
Закрой его, но не забудь помолиться
Нестандартная иконография Иеронима Босха раскрывает уникальность переживания культурно-исторической ситуации: финал средневековой эпохи, утрата привычной картины мира и начало Нового времени. Тектонические плиты культуры сдвинулись: прежние иерархии, божественная и мирская, не могли обеспечить осмысления приходящих реалий грядущего мира. Великие географические открытия, наука, сомнение в непоколебимости католицизма, раннекапиталистические отношения (которые уже нуждались в пока ещё не нас-тупившем «протестантском этосе»), урбанизация, развитие инженерной мысли и военной техники, станок Гутенберга, изменивший многовековую связь человека и ручного письма (сложный процесс создания книги сменился отчуждённым серийным производством на станке), – всё это знаменовало собой новую эпоху. Один из важнейших топосов предчувствия последних времён – это прогресс (божественная кара за вавилонскую башню, кара Прометея за огонь). Крах старого под натиском нового, смену эпох, культура интерпретирует в образах Страшного суда, интегрируя их в репрезентацию стремительно мимикрирующего быта. Эсхатологическая эстетика Апокалипсиса разнолико проявлена в искусстве XVI (последователи Босха, Брейгель) и XVII веков (натюрморт, vanitas).
На закрытых створках триптиха «Страшный суд» в фигурах святых обнаруживается прямая противоположность апокалиптическому хаосу. У Босха спасение даруется только сверхправедникам: аскетам и отцам церкви. Хотя паломничество и праведные дела, безусловно, дают больше шансов человеческой душе на чаше весов Страшного суда.
Левая внешняя створка изображает святого Иакова. Своим обликом пилигрима он намекает на «путь святого Иакова» – знаменитый (третий по значимости после Иерусалима и Рима) паломнический маршрут в город Сантьяго-де-Компостела (Испания), где хранятся мощи апостола. В отличие от рассмотренного выше коробейника, перед нами классическая иконография пилигрима с характерными атрибутами. Пилигрим-Иаков, как и коробейник, бежит греха. На заднем плане, как и на створках «Воза сена», – сцена убийства, которой противопоставлен искупительный путь паломничества.
Рис. 35. Внешние створки «Страшного суда».
Правая внешняя створка изображает покровителя Фландрии – Святого Бавона, пожертвовавшего своё имущество бедным. Прекрасный юноша стоит в кругу нищих, ребёнок или карлик тянется к нему, а сзади лежит калека с пус-той миской, демонстрируя отрезанную ступню на белой ткани (речь о специфическом недуге, поражавшем конечности и изображённом здесь, пойдёт в следующей главе). Святому Бавону посвящён собор в Генте, где был крещён Карл V. Вероятно, триптих предназначался для алтаря этого храма.
Также надо отметить, в 2018 году группа нидерландских исследователей и реставраторов выдвинула предположение: правая створка посвящена вовсе не святому Бавону, а Ипполиту Беллескому (686–769 гг.), бургундскому епископу, пользовавшемуся особым почитанием в Полиньи. А этот город значится местом рождения дворянина Ипполита де Бертоза, казначея Филиппа Красивого. Поэтому, быть может, именно епископ Ипполит – герой створки, а триптих выполнен по заказу ктитора, носившего имя святого.
Придворная знать коллекционировала Босха. Существует загадочный и важный документ, найденный в Лилле, рассказывающий о выплатах за картину на тему «Страшного суда», произведённых самим Филиппом Красивым в 1504 году. Но размер «венского» и заказанного Филиппом триптиха не сов-пал, посему поиски владельцев работы и версии о её создании неизменно актуальны.
Этот же «Страшный суд» впервые упоминается лишь в 1659 году в инвентарной описи картинной галереи Леопольда Вильгельма Австрийского. К концу XVIII века триптих перешёл во владение Антона Ламберг-Шпритценштайна, австрийского дипломата и коллекционера ценных произведений, подарившего «Страшный суд» Академии изящных искусств Вены (где он хранится поныне).
Как триптих попал к Леопольду Вильгельму Австрийскому, – неизвестно. Густав Глюк предположил ещё в 1904 году, что святой Иаков символизирует Королевства Кастилии, а Бавон – Фландрию. В 1496 году торжественно венчались Филипп Красивый и Хуана I (Безумная), этот матримониальный союзом объединил государства, и северные земли стали жемчужинами короны тогдашней испанской империи Габсбургов.
Спустя два месяца после бракосочетания Филипп и Хуана в сопровождении Максимилиана I и его заместителя в Нидерландах Альбрехта Саксонского (1443–1500), а также камердинера Филиппа, палатного мэра Хуаны, видного политического деятеля, коллекционера и ценителя Босха – Диего де Гевара посетили Хертогенбос. Скорее всего, именно тогда Иерониму и заказали знаменитый триптих, а святые, изображённые на закрытых створках, символизировали единство корон. Объединённая светская и духовная власть – спасительный путь перед лицом Судного дня, – таково идеологическое послание картины: молящийся поминает и прославляет империю – оплот надежды. Донатором триптиха выступил сам Филипп Красивый, возжелавший получить работу необычного художника. Однако грандиозный и громадный «Страшный суд» (быть может предназначавшийся в подарок набожной жене Филиппа – испанке Хуане), ныне утерян или не был дописан Иеронимом никогда. А «венский» – его уменьшенная копия или подготовительная работа.
Участие Альбрехта Саксонского в параде Хертогенбоса объясняет и происхождение точной копии триптиха Босха, выполненной придворным саксонским художником Лукасом Кранахом. Он сделал её по заказу своего покровителя, знавшего работу Иеронима. В творчестве Кранаха присутствуют и другие аллюзии на Босха: к примеру, «Фонтан вечной молодости» очевидно ассоциируется с фонтаном-озером из «Сада земных наслаждений». (глава 4, рис. 21 б).
Рис. 36. Триптих «Страшный суд» Лукаса Кранаха является точной копией работы Иеронима Босха. Тем не менее, очевиден специфический авторский почерк и стиль Кранаха. Ок. 1525 г. Berliner Gemäldegalerie.