бэд трипов», вызванных наркотическим опьянением.
Наступало отравление, истончались и закупоривались капилляры в конечностях. Ощущения от развития болезни были сродни внутреннему горению, поэтому недуг назвали болезнью «огонь святого Антония» («Антониев огонь», «священный огонь»). Из-за сбоя в кровеносной системе развивалась гангрена, приводящая к покраснению, почернению, а затем ампутации конечностей. Больной долго мучился, страдал, бредил, грезил, впадал в агрессию и умственное расстройство. Подобный набор ментальных и физических страданий напоминал о пути Антония: боли, которой он испытывал во время искушений, а также мужественной стойкости веры, помогавшей ему справиться. Более того, госпитальное братство святого Антония, антониты, с XI века обладали прерогативой на медицинское лечение и создание монастырей-больниц, где ухаживали за несчастными, охваченными антоновым святым огнём.
Симптомы узнаются в образах его жертв на центральной панели триптиха. Болезнь атакует нервную систему, вызывая галлюцинации и конвульсии. Антония атаковали, искушали и истязали демоны, мучившие его плоть и дух, святой стал заступником больных недугом, названным в честь него «Огонь святого Антония», медицинское название болезни – эрготизм. Сегодня она практически не встречается, однако в Средневековое страдали многие. Во времена Босха не считали, что причина безумия таилась в повседневной жизни. Единственной надеждой для людей, страдающих болезнью, было чудотворное покровительство святого Антония в сочетании с примитивными знаниями врачей, хирургов и аптекарей.
В XV веке появляется новый иконографический атрибут святого Антония – моление за жертв «священного огня». А монастыри антонитов в эту эпоху выполняли функцию благотворительных больниц, где заботились о жертвах «святого огня» в течение всей болезни и до самой смерти. Важные монастырские институции нанимали известных врачей и хирургов, навыки которых хорошо оплачивались, а их медицинскими услугами пользовались как нищие, так и богатые горожане. Огромные сосуды для дистилляции и перегонные установки располагались при монастырях для изготовления лечебных снадобий, охлаждающих эликсиров и хирургических анестетиков – того, что могло если не излечить заболевших, то уменьшить симптоматику или одурманить, сняв боль. Но самым известным лекарственным средством оставался «святой урожай» – молодое евхаристическое вино, освящённое на мощах Антония. Его предлагали только один раз в год на праздник Вознесения и только тем паломникам, чей недуг был слишком сложен для обычных врачебных снадобий. В этот день «святой урожай» прикладывали к мощам Антония, несколько капель освящённого эликсира использовали в квази-евхаристическом ритуале, во время которого больные, читая молитву и прося заступничества, пристально вглядывались в образ святого Антония.
В начале XVI века появляются изображения Антония с чашей, наполненной таким эликсиром, а в центре триптиха Босха аскет благословляет подобное лекарство, направляя свой взор прямо на зрителя (исцеляющегося во время контакта со святым), благословляя его. Если интерпретировать триптих в контексте медицинского (и телесного, и ментального) исцеления, то он предназначался для созерцания жертвами «Святого огня» во время их мистической идентификации со святым Антонием, его мучениями и преодолением их.
В дополнение к святому эликсиру аптекари-антониты дистиллировали многие другие лекарства от «огня». Среди ингредиентов чаще встречаются те, что вызывают сон, онемение и имеют охлаждающие свойства. Центральная панель триптиха содержит много таких веществ: к примеру, рыба, с точки зрения средневекового врачевания, считалась сильным источником охлаждения. Холодная рыба противодействовала сильному жару «огня», как и ледяная вода, изображение которой пронизывает огненный горизонт на триптихе Босха. Ещё один такой ингредиент – мандрагора, произраставшая в Южной Европе. Особой магической аурой её наделяли за то, что плоды этого растения, принадлежащего к семейству паслёновых, имели специфический раздвоенный корень и растительность сверху и поэтому напоминали различные антропоморфные фигуры (рис. 57 б). Гигантская красная ягода слева на переднем плане центральной панели напоминает «яблоко» мандрагоры – двоюродного брата современных помидоров (рис. 57 а). Врач времён Иеронима Брюнсвик (Brunswyck), советовал жертвами «Святого огня» замочить перед использованием свою одежду в соке мандрагоры, чтобы холодная ткань ослабила боль в конечностях. Сок растения также содержит снотворный алкалоид, эффективный в качестве анестетика (иногда смешивался с вином и опиумом)[82], – хирурги-антониты применяли его во время ампутаций.
Рис. 57 а. Из красного «яблока» гигантского плода мандрагоры (относящегося к семейству паслёновых, как и томаты) выскакивают демонические существа и био-техно-гибрид с арфой (состоящий из черепа и лат).
Рис. 57 б. Корень мандрагоры зачастую использовался в качестве сильнодействующего галлюциногена (сильно ядовитый, порой мог приводить к летальному исходу). Растение упоминается в колдовских рецептах. Особенно ценились те корни, которые более точно передавали форму человеческого тела, при этом было принято разделять мандрагоры на мужские и женские, как на этой миниатюре. Neapolitanus Dioscurides manuscript, MS Suppl. gr. 28 fol. 90v, ок. VII в. Biblioteca Nazionale di Napoli.
Рис. 58. Ампутированная ступня инвалида покоится на белой чистой ткани – важный образ, связанный с ответственной ролью врачей, которые должны были спасти отрезанную конечность так, чтобы первоначальные владельцы могли забрать её после операции с собой в могилу, а потом воссоединиться в единое тело во время Воскресения на Страшном суде.
Пространство триптиха Босха наполнено образами больных с ампутированными конечностями, культями, палками, подпирающими их.
Хотя мандрагора облегчала физические симптомы эрготизма, она также усугубляла ментальные страдания жертв. Её химический состав – алкалоид, похожий на состав белладонны, – производил эффект парения, давал ощущение полёта. Этот наркотический эффект, известный современникам Босха, объяснял высокую стоимость лекарства.
Алхимический Антоний
Однако и отсылки к врачебному контексту не исчерпывают насыщенный текст триптиха. На правой створке мы видим странный город, плавающего в озере дракона, необычную архитектуру – такая же, впрочем, и позади Антония: с вытянутой башни, украшенной астрологическими часами, напоминающими о пределах человеческого времени – Судном дне, прыгает обнажённый пловец. Эти образы не имеют прямого отношения ни к житию святого, ни к монахам-врачам (рис. 59).
Прояснить смысл сцен поможет обращение к алхимическому контексту позднесредневековой культуры. Во времена Босха алхимия не была исключительно ересью или нелегальным занятием. Определённым символическим языком закодированная химия в своём алхимическом предке спонсировалась нобилитетом и практиковалась церковными иерархами. Алхимические трактаты циркулировали по городам Европы, алхимические лабораторные процедуры использовались физиками, металлургами, медиками и даже художниками при создании красок.
И в этом триптихе Иеронима можно обнаружить рассуждения по поводу алхимических практик.
Рис. 59. Здание-сосуд на дальнем плане центральной панели и рисунки сосудов, относящихся к алхимическим процессам. Harley 2407, f. 107r. British Library, London.
Образ алхимической печи (атанора) и посуды интегрирован в структуру экзотических зданий, напоминающих «восточную архитектуру». Метафорически алхимики называли свою печь «домом», (domus), т. е. местом, где материал «живёт» во время трансмутации. Конструкция яйцеподобного здания на заднем плане центральной панели напоминает алхимическую колбу – алембик (рис. 59). Алхимики Средневековья помещали в печи колбы в форме яйца, чтобы, возможно, поспособствовать трансмутации внутри неё: они могли ассоциировать колбу с обычным яйцом, которое меняет своё содержимое через нагревание, превращая внутреннюю субстанцию в живого цыплёнка. Образ же яйца неоднократно встречается на этом триптихе (как и в «Саду земных наслаждений»).
Аппаратура по дистилляции явственно узнается на дальнем плане правой панели. Две башни соединяют мутный ров. Левая башня напоминает формой алхимическую печь, в то время как другое здание похоже на алхимический сосуд с вытянутым горлышком. Столбчатый постамент левого здания имеет форму печи-атанора с характерным топливным отверстием в нижней части. Эта конструкция является основным устройством, которое можно было найти в любой химической лаборатории (в том числе и у антонитов). Мы видим также, как пламя вырывается из куполообразной крыши здания-печи, будто в реальной лаборатории. Мост между двумя алхимическими объектами погружён в воду, весь образ напоминает о процедуре алхимической возгонки, при которой использовались два сосуда, соединенных друг с другом мостом, будто бы алхимической трубкой. Вероятно, здесь изображается бенмари (balneum Mariae) – водяная баня, используемая алхимиками ещё с первых веков н. э. (рис. 60, а–е).
Две заметные детали на чрезвычайно захватывающем триптихе имеют важное значение для алхимической образности. Хотя они кажутся нелогичным в контексте истории святого Антония, в алхимии они указывают на трудности трансмутации и её цель – очищение металлов и метафорическое очищение души алхимика, познающего при помощи философского камня Бога.
Рис. 60 а. Здание необычной формы с дымящимся отверстием в крыше сравнимо с алхимической печью-атанором, перед которой сидит алхимик (фреска ок. 1380 г., Падуя).
Рис. 60 б, в. На постаменте перед мостом водружён красный флаг с полумесяцем, воинство штурмует баншю, напоминающую по форме колбу (к примеру, с гравюры Ганса Гольбейна Младшего «Пляска смерти», ок. 1526 г.), которую использовали в своих перегонных и дестиляционных целях как врачи, так и алхимики.