Рассматривая Индию в качестве перспективного экспортера безопасности «в Индийском океане и за его пределами», Соединенные Штаты не готовы сделать на нее решающую стратегическую ставку в регионе, подтверждая верность «долгосрочному стратегическому партнерству с Пакистаном, построенному на фундаменте взаимных интересов и совместных усилий». Приверженность США альянсу с Пакистаном остается важнейшим препятствием к американо-индийскому сближению.
В кратко– и среднесрочной перспективе вектор угроз национальной безопасности указывает на т. н. Большой Ближний Восток. Ситуация там, в исламском мире в целом, тесно переплетена с внутренней политикой США ввиду наличия крупных лоббирующих групп: влиятельнейшей еврейской общины, многомиллионного иранского, арабского и других мусульманских сообществ. Крайне важна для Вашингтона и энергетическая, и финансовая (арабские деньги хранятся главным образом в американских банках) составляющие ближневосточной политики.
Отношения Соединенных Штатов со странами исламского мира всегда развивались крайне неравномерно. Заметное место занимали союзники США — Египет, Саудовская Аравия, Кувейт, Иордания, Марокко и Пакистан. Они обеспечивали Соединенным Штатам необходимую поддержку и значительно смягчали трения между Вашингтоном и наиболее активными исламскими движениями.
В первые месяцы своего президентства Обама попытался сделать реверанс в сторону арабо-исламского мира, символом чего стала его речь в Каирском университете, действительно вызвавшая положительный резонанс у мусульман. Однако ее следствием явилось и снижение рейтинга Обамы до пяти процентов в Израиле, что стало угрожать уже электоральной коалиции Демократической партии, в которой еврейские организации играют заметную роль. Результатом стал очевидный откат от первоначально заявленной ориентации и возвращение к более традиционным подходам.
В вопросе арабо-израильского урегулирования Обама попробовал проявить жесткость и настоять на согласии Израиля на урегулирование по формуле создания двух государств. Однако Израиль после строительства защитной стены, обещаний поставок новых систем ПВО, прекращения обстрелов с территории, подконтрольной ХАМАС, почувствовал себя в относительной безопасности и не демонстрировал заинтересованности в каком-либо урегулировании. После убедительной победы правых под руководством Вениамина Нетаньяху на выборах в апреле 2015 года «многолетние борцы за мир и дипломаты, которые посвятили жизнь решению израильско-палестинского конфликта путем создания двух государств, пребывают в более депрессивном и деморализованном состоянии, чем когда-либо ранее»[319].
Большое внимание администрация Обамы уделяло Афганистану, где общество на грани разрушения, жертвы среди мирных граждан приводят к тому, что целые группы населения, которые раньше сохраняли нейтралитет, все чаще поддерживали талибов. В то же время часть афганцев сумела наладить взаимовыгодные отношения с оккупационными силами, в первую очередь, через полулегальный наркобизнес, в котором заинтересованы местные князьки и американские наркокартели. Администрация Обамы в 2010 году резко увеличила американскую военную группировку в Афганистане, чтобы добиться решающих военных успехов. Особых успехов добиться не удалось, и США начали обещанный к 2014 году вывод войск.
Стабилизация ситуации в проблемном регионе или стране (как в Германии или Японии после Второй мировой войны) далеко не всегда является целью политики США, часто их устраивает долговременная дестабилизация, не позволяющая поверженному противнику встать на ноги. И в случае с Афганистаном, существует мнение, США заинтересованы не в фиксации, а дестабилизации ситуации. Линия на взаимодействие с талибами (премьер-министр Абдулла Абдулла в 2015 году впервые объявил о готовности начать прямые переговоры с ними)[320] напоминает шаги по созданию Аль-Каиды для борьбы с просоветскими афганцами в 1980-е годы и может означать готовность американцев передать власть в руки тех сил, которые (при возможной поддержке тех же наркокартелей) будут представлять постоянную и серьезную угрозу для соседей Афганистана.
В США верили, что иракские силы безопасности умеют сохранить порядок. Но после ухода американских войск страна вновь скатилась к гражданской войне. В начале президентства Обамы в Афганистане и Ираке размещалось 180 тысяч американских военных, в начале 2015 года — менее 15 тысяч[321]. На войны в этих двух странах США истратили от 4 до 6 трлн долл., потери США составили 6,7 тысячи погибших, 51 тысячу раненых[322]. Потери другой стороны в Соединенных Штатах никогда не считали, но только в Ираке число умерших перевалило за миллион.
Авантюрная политика США в Сирии, где Обама поддержал близкие Аль-Каиде группировки в попытке свергнуть режим Башара Асада, в итоге обернулась огромной головной болью для Вашингтона. Выросшее и вооружившееся в Сирии Исламское государство Ирака и Леванта захватило значительную часть территории Сирии и Ирака, что потребовало нового военного вмешательства США. Известный журналист Питер Бейкер писал: «Обама оказался там, где точно не хотел быть. Надеясь закончить войну в Ираке, Обама стал четвертым президентом подряд, кто приказывает начать военные действия на этом кладбище американских амбиций»[323]. В 2015 году из Белого дома прозвучали заявления о том, что война против ИГ может потребовать годы[324]. «Президент Обама поспешил создать коалицию региональных суннитских держав — Турция, Саудовская Аравия, Катар, Иордания, ОАЭ и Бахрейн, — но все эти страны имеют повестку дня, отличную от американской, и уничтожение ИГИЛ не является их первым приоритетом, — замечает британский знаток проблемы Патрик Кокберн. — …Им нравится, что ИГИЛ создает больше проблем шиитам, чем им самим»[325].
Роль Пакистана с сокращением числа сил коалиции в Афганистане возрастет. Значительная часть пакистанской элиты делает ставку на радикальные исламистские силы в расчете с их помощью добиться контроля над обширной территорией к западу и северу от страны. Обвинения пакистанских спецслужб со стороны США в пособничестве террористам оправданы. Но у США нет альтернативы поддержке Пакистана.
Растущее значение в стратегии национальной безопасности США имеет фактор Ирана, роль которого как региональной державы в последние несколько лет заметно выросла в результате ослабления его извечного противника — Ирака, возможности оказывать серьезное влияние на политику его шиитского руководства, научного рывка, позволившего Ирану выйти на высокий технологический уровень, недоступный основным партнерам США из числа арабских стран, и продвинуться в реализации ядерной программы. Одновременно у США создалось впечатление, что они имели возможность осуществить успешную операцию по смене власти в Тегеране. После ухода с политической арены президента Ахмадинежада Белый дом возобновил диалог с правительством Рухани. Но это решение вызвало серьезное раздражение произраильского лобби в Вашингтоне и суннитских стран — партнеров США на Ближнем Востоке. Переговоры по ядерной сделке и снятию санкций с Ирана затянулись.
Революционные события в Тунисе, Египте, Ливии, обострение внутренней ситуации в Алжире, Йемене, Сирии, Бахрейне поставили под сомнение исходные посылки региональной стратегии США. «Отчаянная по неразумности поддержка «арабской весны», которая диктовалась совсем призрачной надеждой на укрепление позиций западной демократии в мире, обернулась ослаблением в основном проамериканских режимов. Ближний Восток стал качественно менее стабильным»[326].
Политика Обамы в отношении пятерки БРИКС включала несколько противоречивых элементов. С одной стороны, с каждой из этих стран США поддерживают достаточно плотные отношения. С другой стороны, налицо стремление не допустить консолидации группы БРИКС для совместных действий, особенно с другими развивающимися странами, что позволило бы им стать глобальным игроком в ущерб США. В Америке сотрудничество в рамках БРИКС обсуждается лишь в двух контекстах: это либо невозможно, поскольку страны слишком разные; либо реакционно, коль скоро пятерка способна бросать вызов «свободному миру». Но чаще существование БРИКС или его саммиты просто игнорируют.
Империя юристов
Тема паралича американской политической системы стала уже общим местом в трудах аналитиков. Ниал Фергюсон утверждает: «Американцы когда-то могли гордо заявить, что их система задавала модель миру, Соединенные Штаты были правлением закона. Сейчас же мы видим правление юристов, что не одно и то же». США, по его мнению, отстают от остального мира в таких аспектах, как эффективность политической системы, ясность законов, достаточность регулирования, эффективность правовой системы, гибкость при увольнении и приеме на работу[327].
По-прежнему исключительно большая роль отводится законодательной и судебной власти в ущерб исполнительной и делает процесс принятия любого серьезного решения предметом долгой борьбы, парализующей власть, считает Фукуяма. «Конфликты, которые в Швеции или Японии разрешатся через тихие консультации между заинтересованными сторонами внутри бюрократии, в Америке будут бушевать через формальную судебную процедуру… Политика является следствием сильно специализированного, а потому непрозрачного процесса принятия решений судьями, которые неизбираемы и обычно занимают свои посты пожизненно».
По-прежнему огромная и растущая роль групп интересов и лоббистов «искажает демократический процесс и приводит к эрозии способности правительства эффективно действовать». В 1971 году в Вашингтоне существовало 175 зарегистрированных лоббистстких фирм, к 2009 году их число выросло до 13 700 с годовым бюджетом более 3,5 млрд долл. В США высокие ставки налога на корпорации, но почти никто не платит по таким ставкам, потому что почти все крупные компании — через лоббистов — добились для себя различных лазеек и изъятий. Государство стало огромным, но при этом наименее эффективным из всех демократических стран. «В период острой политической поляризации эта децентрализованная система все меньше и меньше способна представлять интересы большинства, но дает чрезмерное представительство взглядам групп интересов и организаций активистов, что не добавляет суверенитету американского народа»