Но это был цивилизованный лес. Ветер подхватывал с земли опавшие листья и швырял их на металлические корпуса припаркованных на дачных участках автомобилей. Недостроенные здания мрачно чернели голыми остовами.
Практически во всех готовых коттеджах горел свет: владельцы с гордостью обживали престижные апартаменты.
Витя представлял, как эти состоятельные люди проводят время: ужинают в кругу семьи, с друзьями или любовницами, играют в карты или компьютерные игры, смотрят фильмы в домашних кинотеатрах, плавают в бассейнах, обсуждают предстоящие или совершенные сделки, принимают массаж или отпускают минеты вышколенной прислуге, кое-кто просматривает газеты. И он, Витя, со своим карабином мог бы наделать здесь немалый переполох. Потому что способен попасть в головную мишень с трехсот метров, причем совершенно бесшумно.
Шляхтин хорошо ориентировался в лесу и без особого труда вышел к сосне, находящейся неподалеку от монументального дома Андрея Стаховского. Он надел на ноги специальные «кошки», а на руки — перчатки с «когтями», после чего ловко вскарабкался наверх и спрятался в ветках. Освободившись от лишнего снаряжения, он достал бинокль и включил инфракрасный режим.
В дачном лесу кипела незаметная постороннему взгляду жизнь. Внизу по тропинке прошла обнимающаяся на ходу парочка, и длинные волосы обоих сначала навели Шляхтина на мысль о все большем распространении среди молодежи лесбийской любви. Но затем, наведя фокус, обнаружил, что в данном случае он ошибся: просто длинноволосый паренек в кожаной куртке-косухе обнимал девушку с волосами такой же длины. Значит, в конкретном случае имела место разнополая любовь. Как и полагается.
Парочка скрылась в кустах почти прямо под сосной. По дороге прошел мужчина спортивного телосложения с заброшенной на плечо хозяйственной сумкой. Он торопился. Шляхтин отчетливо слышал звук его шагов.
Ни парочка, ни мужчина опасности не представляли, и Витя навел бинокль на виллу Стаховского. Во дворе он рассмотрел двух охранников, еще один сидел на ступеньках у входа в дом. Лютов был прав: непрофессионалы, они не думают о выстреле с длинной дистанции. Потом он перевел окуляры на широкие окна.
Богато обставленная гостиная. Самого Андрея Андреевича в гостиной не было. Двое мужчин сидели рядом на диване и смотрели на экране огромного телевизора какой-то кровавый боевик. Наверное, это охранники.
В кустах внизу началась какая-то возня.
— Ну, ты чего?! — раздался обиженный голос. — Давай снимай!
Другой голос что-то бубнил в ответ, но разобрать слов было нельзя.
Упершись спиной в ствол и обняв ветку, Витя расчехлил оружие, привинтил глушитель и вставил в пазы восьмикратный оптический прицел. Потом навел прицел на освещенное окно и припал глазом к окуляру. Картина в комнате заметно изменилась. На диване, где всего пару минут назад сидели двое, теперь находился только один мужчина. Он держал в руках пульт дистанционного управления, и голова его была повернута не в сторону тускло мерцающего экрана телевизора, а в направлении встроенного в стену бара.
У бара стоял Стаховский. Андрей Андреевич был в махровом домашнем халате, подпоясанном в районе талии, на ногах черные сланцы. Мокрые волосы Стаховского зализаны назад, будто смазанные бриолином по давней советской моде. На раскрасневшемся лице играла расслабленная довольная улыбка. Очевидно, что он только что с огромным для себя удовольствием принял горячую ванну, а теперь намеревался выпить какого-то хорошего спиртного. Витя не знал, какие именно напитки пьют такие люди, но подозревал, что нечто запредельное по цене — несколько тысяч за бутылку…
Шляхтин даже зубами заскрипел. Он воевал, ходил под пулями, он убил несколько десятков человек и сам неоднократно мог быть убитым. В бедре у него сидел осколок мины, дома лежала медаль «За боевые заслуги». И у него нет ничего за душой. Он даже не сможет взять в руки черную бутылку коньяка «Мартель», стоимость которого составляет половину его месячной зарплаты. А откуда такое богатство у этого лощеного типа?
Вон перебирает бутылку за бутылкой. Как раз такие, черные, по несусветной, неприличной при российском прожиточном минимуме цене. Но ему не повезло, потому что Витя Шляхтин со своей «сайгой» установит справедливость в данном конкретном случае!
Обхватив рукой ветку и положив на нее для устойчивости ствол, Шляхтин поймал в прицел мокрую голову Стаховского и опустил палец на курок. Внизу возня в кустах усилилась, но Виктор не обращал на это внимания. Стаховский наконец сделал выбор и наливал из бутылки в пузатый бокал какую-то жидкость, цвет которой разобрать на таком расстоянии было нельзя. Он еще не знал, что не сможет ее выпить. И вообще никогда больше ничего не будет есть и пить. Да что там есть и пить — дышать не будет!
Витя выбрал свободный ход курка. Стаховский, сдвинув брови к переносице, что-то говорил, обращаясь к мужчине, расположившемуся на диване. Бокал он рассматривал на свет. В его боках играли блики от лучей висящей под потолком хрустальной люстры. «Сейчас содержимое бокала перемешается с твоими мозгами», — с ненавистью подумал Витя. Холодная ненависть помогает сделать хороший выстрел. Но никому не дано знать, что произойдет в следующую секунду. Наверняка знает это только господь бог. Человек может только предполагать.
Шляхтин плавно нажал на спуск, но в этот момент ветка под его рукой хрустнула и надломилась. Наверное, Всевышнему не понравилась идея о том, что справедливость на земле будет устанавливать Витя Шляхтин своим заскорузлым, хотя и чувствительным указательным пальцем. Снайпер — не судья, снайпер — только инструмент в чьих-то руках.
Ветка сломалась, и опирающийся на нее Витя Шляхтин лишился опоры и нырнул вперед. Карабин клюнул стволом, и тщательно выстроенная траектория полета смертоносной пули была бездарно нарушена.
Со звоном разлетелась стеклянная створка бара, и осколки посыпались к ногам Стаховского. Андрей удивленно повернул голову, не сразу поняв, что произошло. А вот телохранитель среагировал быстро и профессионально.
— Снайпер! — крикнул он, бросая пульт куда-то в угол. — На пол! Ложись на пол!
И, уже не дожидаясь самостоятельных действий Стаховского, как выпушенная под воздействием туго натянутой тетивы стрела, он ринулся под ноги боссу и сбил его на пол. Полагалось, конечно, накрыть тело охраняемой персоны своим собственным, но этого телохранитель не сделал. Самопожертвование за деньги, даже большие, невозможно, потому что собственная жизнь ценится гораздо дороже любых денег. Только высокая идея способна подтолкнуть к самопожертвованию, вот почему телохранители из официальных государственных структур гораздо надежнее частных охранников.
Но и того, что сделал для Стаховского его секьюрити, было в данной ситуации вполне достаточно, поскольку позволяло предотвратить опасность второго выстрела. Опешивший Стаховский поспешно отползал к выходу из гостиной.
Впрочем, опасаться второго выстрела не приходилось. Ибо на стороне Стаховского выступил кое-кто гораздо более могущественный, чем его охранник с окладом в полторы тысячи долларов.
Сломанная ветка лишила Витю опоры не на мгновение, а насовсем. И его нырок затянулся: он выронил карабин и полетел с десятиметровой высоты вниз, размахивая руками и переворачиваясь по инерции вниз головой. Он сумел сдержать крик ужаса и тем подтвердил силу своего характера. Но больше он не смог ничего сделать, потому что когда в действие вступает закон всемирного тяготения, то противостоять ему невозможно, в отличие от писаных человеческих законов, на которые все и повсеместно плюют.
— Жора! — орал тем временем в свой мобильник лежащий на полу телохранитель Стаховского. — Жора, у нас тут покушение! В босса стреляли! Снайпер! Нет, он жив… Все в порядке… Достань эту суку, он где-то неподалеку. Окружи все, прочеши местность, мочи всех подряд!
Карабин «сайга» с лязгом ударился о землю, подскочил и упал набок. В ту же секунду в твердую землю врезалось мягкое тело снайпера. Последней мыслью в угасающем сознании Вити Шляхтина была та, что роскошных автомобилей и шикарных девиц теперь, видимо, не добиться никогда.
— Ой, что это?! — Из кустов вылезли две длинноволосые полураздетые фигуры, в ужасе уставившиеся на изломанное тело в черной одежде.
Но им не удалось удовлетворить свое любопытство: из темноты выскочили мощные фигуры охранников, и на длинноволосых обрушился град ударов. Они жалобно кричали тонкими бесполыми голосами. Только через минуту Жора опомнился.
— Постойте, это не они. Видите, оба без штанов. Вот он, гад. Еще живой.
Жора перевернул ногой изломанное тело несостоявшегося киллера.
Фокин закурил сигарету. Щелчок его зажигалки вывел Клевца из задумчивой прострации.
— Что-то на сердце неспокойно, — сказал он. — Чую какую-то опасность.
Фокин пожал плечами.
— Откуда она может исходить? Мы свое дело сделали, о нашем нахождении никто не знает. Погуляем пару дней и осторожно вернемся. Можно поездом до Рязани, а потом машиной.
— Да нет. У меня чутье на эти дела. Раз возвращался ночью домой, чувствую — в подъезде смерть моя притаилась! Тоже вроде ниоткуда — ни дел серьезных в тот момент не было, ни острых ситуаций. Достал ствол, зажал ручку-фонарик между пальцами, подкрался сбоку по стеночке — раз! В подъезд руку сунул, а фонарь фигуру темную высветил с пистолетом! Он растерялся, а я успел нажать! Оказался, старый клиент сбежал из зоны и посчитаться заехал.
Гостиница «Каравелла» располагалась во дворе одноименного ресторана, шелестящие деревья подходили вплотную, щитовые стены пропускали звуки ночного леса, и атмосфера для пробуждения страхов была самая подходящая. Но не для такого человека, как Клевец. Он никогда ничего не боялся без оснований.
А сейчас основания для тревоги у него были, потому что как раз в этот момент к «Каравелле» осторожно подкрадывались Шашков и проклинающий все на свете Чибис.
Из восьми окон жилого корпуса свет горел в двух.