Я признался, что у меня его нет.
– Я должен увидеть его собственными глазами, – сказал он. – И я вам это покажу, я вас представлю – сделаю все, что нужно. Все они грабители. – Я не знал точно, кого он имеет в виду, но согласился, что, наверно, он прав.
– Сегодня только один я знаю, где это находится.
– Сколько листов можно купить за миллион? – спросил я.
– Примерно шестьдесят или семьдесят, – сказал он. – Я должен дать им миллион долларов, и тогда они мне это отдадут. – Он не сказал, кто эти «они», и мне самому оставалось догадаться, что «они» – люди, приближенные к Муссаеву, если не сам Муссаев, как бы демонстрирующий собственную непричастность из-за незнания обстоятельств дела. Деньги, сказал он, не для него, он в них не нуждается, а «для них», загадочных хранителей большой части «Кодекса Алеппо», у которых он с легкостью может все достать при условии, что я принесу ту сумму, которой, как он знает, у меня нет.
– Если я правильно понимаю, – сказал я, – на рынке циркулируют и отдельные листы, и большие фрагменты манускрипта. Часть, которую вам предложили в восьмидесятые годы, была Торой.
– Верно, – сказал он. – Приходите с миллионом долларов. Здесь благотворительностью не занимаются.
– Это я уже понял, – сказал я.
– Тогда я открою для вас все двери. В противном случае ничего сделать нельзя. Если у вас не будет миллиона долларов, они даже не станут с вами разговаривать. Я не имею в виду, что вам придется их заплатить. Просто иметь.
Через некоторое время он снова вернулся к той же теме, на случай если я не понял, во что превратилась «Корона Алеппо».
– В деньги, – прорычал он, забарабанив пальцами по столу. И больше на эту тему не говорил.
Без миллиона долларов, судебного решения или ясного понимания, блеснул ли лучик, осветивший великую загадку, или же меня, как дурака, водят за нос, в дальнейшем преследовании коллекционера смысла не было.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
1. Недостающие части
Когда я начинал службу в пехоте и нам приходилось ночью ориентироваться в пустыне, нас учили: не находишь Полярную звезду, ищи группу ярких звезд, Пояс Ориона и Меч Ориона в созведии Орион, образующих стрелу, которая указывает на север.
Столкнувшись с вопросами, поставленными передо мной этим расследованием – что же случилось с «Кодексом Алеппо» и если имела место кража, то кто вор и в какой момент эта кража произошла? – я наконец понял, что главные герои этой истории умерли, а когда были живы, держали язык за зубами, и шансы узнать правду, время от времени возникавшие, утрачены теми, кто предпочел заменить истину полуправдой и расплывчатыми фразами. Никакого уголовного расследования для выяснения судьбы «Короны» проведено не было. Потому и официальные ответы, возникавшие в связи с этой историей, оставались уклончивыми. Но теперь я наконец располагаю с трудом добытыми крупицам информации, что подобно звездам, запомнившимся мне с той поры, когда я в ночной тьме ходил по пустыне, сами ответами не были, но указывали путь к ответу или к нескольким возможным ответам. Как выяснилось, они сильно отличались от ожидаемых.
Перемотаем пленку этой истории назад, от коллекционера восьмидесяти семи лет и мертвого антиквара, через реставрационную лабораторию музея, беженцев на Оушен-Паркуэй, судебный процесс в Иерусалиме, гибель одного из самых почитаемых центров иудаизма в Сирии, бегство сирийских евреев через Ливан в Израиль, создание еврейского государства – к самому началу этой истории, к ноябрю 1947 года и главной синагоге в сердце старого Алеппо. Все прежние попытки решить проблему недостающих листов опирались на рассказ, который оказался ложью. Теперь, соскоблив с истории о «Короне» слои лжи и лакировки, мы получили следующую картину того, что случилось на самом деле.
В тот день, когда в Алеппо разразился погром, толпы арабов разграбили синагогу, взломали железный сундук, где хранился «Кодекс», и выбросили его содержимое во двор. Листы манускрипта рассыпались по земле. Сами погромщики никакой ценности в них не видели и, когда подожгли синагогу, видимо, не обратили на них внимания. В отличие от того, что долгие годы считалось неоспоримым фактом, на самом деле ничто не доказывает, что какая-либо существенная часть «Короны» пропала в огне.
На следующее утро смотритель синагоги Ашер Багдади пришел туда с сыном. Они подобрали валявшиеся листы и вынесли их из синагоги. Но они нашли не всё. Небольшая часть, возможно десяток листов из пятисот, либо уже исчезла, либо они их просто не доискались. Некоторые листы были подобраны позже, в тот же день или в последующие дни, пришедшими в синагогу евреями – такими, как Самуэль Саббаг, что носил в своем бумажнике фрагмент из Исхода, или Леон Тавил, увезший в Бруклин лист из Паралипоменона. Долгое время считалось, что эти два фрагмента указывают на местонахождение остальных пропавших листов, но теперь можно с уверенностью сказать, что это не так. Бруклинские фрагменты являются исключением.
Смотритель вернул почти нетронутый «Кодекс» старейшинам общины, а те, отдав его на хранение торговцу-христианину, распустили слух, что он пропал. Несколько месяцев «Кодекс» хранился у этого торговца, после чего был передан торговцу тканями Ибрагиму Эффенди Коэну. Раввин из Буэнос-Айреса видел эту книгу целой за исключением малого количества листов, видел ее в кладовой Коэна в 1952 году, через пять лет после погрома. Еще пять лет спустя, осенью 1957 года, «Корону» отправили с курьером Фахамом из Сирии в Турцию, и там она оставалась примерно три месяца перед тем, как прибыть в Хайфу, что произошло 16 декабря того же года. Шестого января 1958 года ее освободили из таможни и послали Шломо-Залману Шрагаю, главе Отдела Алии, а 24 января она попала к президенту Израиля Бен-Цви и в его институт. Никто из тех, кто прикасался к «Кодексу» в период между погромом 1947 года и мартом 1958 года, не сообщал, что большая часть книги пропала. Никто, включая ученых из Института Бен-Цви, не высказал какого-то замечания по поводу состояния книги в момент ее получения или передачи другому лицу. Лишь через три месяца после прибытия «Кодекса» в Израиль мы находим информацию, где сказано, что значительные части книги исчезли, включая и Пятикнижие.
Что бы ни случилось с «Короной», произошло это в промежутке между 1952 годом, когда раввин увидел ее почти полной, и мартом 1958 года. И любой из тех, кто прикасался к ней за эти шесть лет, попадает под подозрение. А так как отсутствующие части включают большой кусок начала, большой кусок конца и отдельные фрагменты из середины, можно допустить, что воров было несколько. В указанный период времени книгу прятали в Алеппо, потом ее перевезли в Турцию, доставили в Израиль и хранили в Институте Бен-Цви.
Первая станция – Алеппо.
«Лау кан эль-калам мин фида, ас-скоот мин дахаб» – гласит старая поговорка, которую любили повторять алеппские евреи. «Если слова – серебро, то молчание – золото».
Иерусалимский букинист, уроженец Алеппо, говорил о «заговоре молчания» алеппской общины по поводу «Короны». Молчание началось с погрома и длилось до поздних пятидесятых и иерусалимского суда, в протоколах которого нет упоминания о каком-либо представителе алеппской общины или о ком-то другом, кто бы сказал, что около 40 % листов «Короны», в том числе наиболее важных, больше не существует. Молчание алеппских раввинов, участвовавших в сохранении книги и тайном ее вывозе из Сирии, было нарушено лишь однажды, когда раввин из Буэнос-Айреса через сорок лет после погрома и незадолго до собственной смерти заговорил перед камерой Рафи Саттона.
По рассказам о «Короне», относящимся к периоду, когда она после погрома еще находилась в Алеппо, видно, что ее состояние описывается весьма противоречиво. Раввин из Буэнос-Айреса, наиболее авторитетный религиозный деятель из алеппской общины, в интервью 1989 года сказал, что в 1952 году, когда он увидел хранившуюся у семейства Коэнов «Корону», почти все ее листы были на месте. Однако Эдмонд Коэн говорил другое. Коэн, похоже, был человеком, который нес главную ответственность за «Корону», когда она находилась под присмотром его семьи. Его дядя Ибрагим Эффенди Коэн, официальный ее хранитель, был уже стариком, и именно Эдмонд вынул «Корону» из тайника и передал покидавшему Сирию Фахаму. Когда в 1989 году Рафи Саттон взял у него интервью и записал на камеру, Коэн сказал, что не помнит, чего не хватало, что только часть Торы отсутствовала. Фраза «не помню», как заметил Саттон, повторилась в коротком интервью не меньше восьми раз.
В кратком биогафическом очерке о Коэне, появившемся в 1994 году в одной из ультраортодоксальных израильских газет, я нашел другую информацию. Согласно этому очерку, написанному по следам беседы с Коэном, в манускрипте после погрома не хватало листов с начала и до фразы «Когда будешь делать исчисление…» в книге Исход[40]. Это резко расходится со всеми другими свидетельствами, ибо означает, что в начале манускрипта не хватало полутора книг Пятикнижия, возможно нескольких десятков листов, куда больше, чем упоминали другие свидетели, однако гораздо меньше двухсот листов, которых не досчитались в 1958 году. Еще одно свидетельство поступило от Моше Коэна, сына Эдмонда Коэна, сказавшего мне, что, как он понял из слов отца, все листы, которых не хватает сегодня, отсутствовали с самого начала – с погрома. Иными словами, хотя раввин из Буэнос-Айреса ясно сказал, что видел у Коэнов почти целую «Корону», Эдмонд Коэн заявлял, что это не так.
В своем отчете начала 90-х, подытоживающем расследования о «Короне», Рафи Саттон перечислил жителей Алеппо, имевших в те годы доступ к манускрипту: Ибрагим Эффенди Коэн, раввины Тавил и Заафрани, торговец-христианин, который хранил ее сразу после погрома, и сам Эдмонд Коэн. «Вопрос в том, – писал Саттон, – можно ли указать на одного из них как на человека, который присвоил себе или помог кому-то присвоить части “Короны”? Ответ: категорически нет. Мы не можем подозревать кого-то из них, потому что перед смертью они в этом не признались. Однако, – продолжает он, и тут видно, как работает голова детектива, – мы обязаны помнить, что из пяти упомянутых нами людей, только Эдмонд Коэн еще жив (да продлит Господь его годы!), и, просматривая интервью с ним, мы видим, что, рассказывая про “Корону”, он не до конца открыт и откровенен».