Амара рассмеялась и сплела свои пальцы с его.
— Но Амара Кальдерон… — он покачал головой. — Я… никогда не слышал это вот так, вслух. Ты понимаешь?
Амара нахмурилась и стала размышлять.
— Нет. Я полагаю из-за того, что наши отношения долгое время были… — ее щеки вспыхнули, — непристойны.
— Таящиеся любовники, — произнес Бернард, не без удовольствия, — таящиеся любовники, встречающиеся довольно часто.
Щеки Амары заалели еще ярче.
— Да. Точно. Но люди, в обществе которых мы проводили большую часть времени, вряд ли желали обвинить тебя в этом. Они просто называли меня твоей леди.
— Точно. Таким образом, как видишь, сейчас есть новая особа. Амара Кальдерон.
Она косо взглянула на него.
— Кто она? — тихо спросила Амара.
— Очевидно, соблазнительница, которая обольщает женатых мужчин в их спальных мешках под покровом ночи, когда лишь звезды могут ее видеть.
Она снова рассмеялась.
— Мне было холодно. Остальное, как я помню, было твоей идеей.
— Не припоминаю, — сказал он серьезно. Его глаза блестели, пальцы нежно сжали ее руку.
— А ещё она жена того мужчины из Кальдерона. Основателя Дома Кальдерон. Чего-то, что… что могло бы длиться очень долго. Чего-то, что могло бы стать надёжным и расти. Что могло бы сделать для множества людей много хорошего.
Амара почувствовала, что начинает дрожать, но сдержала себя.
— Чтобы это случилось, Бернард, Дому нужны дети, — сказала она тихо. — А я не… У нас нет… — она пожала плечами. — Сейчас я не могу быть уверена, что это вообще когда-нибудь произойдет.
— Или можешь, — сказал Бернард. — Некоторые вещи не терпят поспешности.
— Но что, если я не смогу? — спросила она без злобы или горя в голосе.
Через секунду она с удивлением поняла, что и не чувствовала их. По крайней мере не так сильно, как раньше.
— Любимый, я не пытаюсь вызвать сочувствие. Это рациональный вопрос. Если я не смогу дать тебе наследника, что ты станешь делать?
— Мы усыновим, — быстро сказал Бернард.
Она выгнула бровь.
— Бернард, законы о Гражданстве.
— О, вороны с этими законами, — Бернард сплюнул, улыбаясь. — Читал я их. Они, главным образом, предлог, чтобы Граждане не отдавали свои деньги и статус никому, кроме собственных детей. Великие Фурии знают, если бы все это было замешано только на крови, то все побочные дети, такие как Антиллар Максимус, конечно же, унаследовали бы гражданство.
— Усыновить незаконнорожденного ребенка Гражданина, — задумалась Амара.
— У них такие же большие способности к заклинательству фурий, какие могут быть у нашего ребенка, — сказал Бернард. — И, вороны, таких детей немало. Почему бы не взять руководство над несколькими из них? Готов поспорить на все мечи из моего арсенала, что почти каждый из этих наемных Рыцарей Аквитейна — внебрачный ребенок Гражданина.
— Предположим нам это сойдет с рук, — спросила она. — Но что потом?
Он выгнул бровь.
— Мы воспитаем их.
— Воспитаем их.
— Да. Из тебя выйдет отличная мать.
— А. Тебе не кажется, что это слишком просто?
Он рассмеялся, и его теплый смех покатился по лесу.
— Воспитать ребенка не сложно, любимая. Это не легко, но и не так уж трудно.
Она посмотрела на него и склонила голову.
— Как же мы это сделаем?
Он пожал плечами.
— Просто нужно любить их больше, чем воздух, воду и свет. Все остальное выстроится на этом естественным образом.
Он остановился и нежно потянул ее за руку, повернув лицом к себе. Прикоснулся к ее щеке, очень легко, лишь кончиками пальцев.
— Пойми меня, — тихо сказал он, серьезно посмотрев, — я не отказался от идеи воспитать наших с тобой детей. И никогда не откажусь.
Она спокойно улыбнулась.
— Все зависит от того, что скажет природа, — ответила Амара. — Возможно, все получится, а может, нам придется смириться.
— Тогда позволь мне подытожить, Амара Кальдерон, — прогремел он. — Я создаю будущее. И ты будешь в нем. И вместе мы будем счастливы. И я не согласен хоть что-то из этого уступить.
Она несколько раз моргнула.
— Любимый, — произнесла она низким шепотом, — в ближайшие пару дней мы собираемся приступить к заданию короны, с которого, по всей вероятности, уже не вернемся.
Бернард фыркнул.
— Я слышал это и раньше. Так же как и ты.
Он наклонился и поцеловал ее в губы, она была поражена огромной, теплой, нежной силой, скрывавшейся за этим поцелуем и прикосновением руки.
Она почувствовала как начала таять, возвращая поцелуй за поцелуем, ощущая как медленно свет начал меняться с серого до золотистого.
Когда это закончилось она почувствовала легкое головокружение.
— Я люблю тебя, — негромко прошептала она.
— Я люблю тебя, — ответил он, — без компромиссов.
Последняя гряда между ними и местом их путешествия была на вершине длинного склона, и лошадь Амары достигла ее на несколько секунд раньше, чем лошадь Бернарда.
Бедному животному приходилось тяжко под большими габаритами Бернарда и на протяжении многих миль его усталость накапливалась.
Амара стояла на вершине и смотрела вниз на широкую долину в нескольких милях к югу от Цереса.
Северный ветер холодил, не становясь неприятным — даже глубокой зимой суровые ветры были редкостью в защищенных южных границах королевства.
Она повернулась лицом к ветру и на мгновение закрыла глаза, наслаждаясь им.
Церес лежал в нескольких лигах севернее их текущего местоположения, в конце созданной фуриями мощенной дороги, которая пересекала долину внизу. Там она и Бернард могут ждать, пока Ворд пройдет мимо, а затем ускользнуть от него.
Ветер внезапно похолодал. Она вздрогнула и повернула голову, обозревая долину под собой.
Небо на юге было нечетким, подернутое темной дымкой.
Амара сделала глубокий вдох, подняла руки, и призвал Цирруса. Ее фурия переливалась в пространстве между руками, преломляя свет, что позволяло ей видеть вдаль гораздо более ясно, чем она могла бы сама.
Тысячи клубов дыма поднимались в небо, далеко на юге, и вороны, их так много, что с ее места они почти казалось облаками черного дыма, кружащимися и клубящимися над долиной.
Амара устремила свой взгляд на дорогу и, с помощью Цирруса, увидела, то чего не видела ранее, что сделанная фуриями дорога заполнена толпой людей, передвигающихся так поспешно, как только могли — в основном гольдеры, мужчины, женщины, дети, многие из них полуодетые, босые, некоторые из них несли какие-то хозяйственные принадлежности, хотя большинство шли с пустыми руками.
Некоторые из гольдеров гнали скот. Некоторые ехали с телегами, сильно нагруженными чем-то похожим на раненых легионеров.
— Слишком рано, — выдохнула Амара, — на несколько дней раньше.
Она забыла о присутствии Бернарда, пока он не прогрохотал:
— Амара. Что это?
Она покачала головой и молча повернулась, протянув руки, чтобы он мог воспользоваться линзой, сделанной Циррусом.
— Вороны, — выдохнул Бернард.
— Как это произошло? — спросила Амара.
Бернард молчал секунду, затем издал короткий, горький смешок.
— Конечно же.
Она вопросительно приподняла брови.
— Мы же обсуждали, что они теперь могут управлять фуриями, верно?
— Да.
Он жестом указал на дорогу.
— Они использовали фурий дороги.
У Амары все внутри похолодело. Конечно же. Объяснение было чрезвычайно простым, но до этого момента она даже не задумалась об этом.
Дороги Алеры, созданные с помощью фурий, которые позволяли алеранцам стремительно и практически без устали передвигаться по сельской местности, были постоянной составляющей жизни и стали обычным штрихом ландшафта.
Они также являлись самым надежным преимуществом Алеры в защите от врагов Империи, чья численность часто превосходила силы защитников.
Такие дороги позволяли Легионам преодолевать сотни лиг в день — если ситуация требовала этого.
Это означало, что Легионы всегда имели возможность выставить максимальное количество сил на лучшие позиции.
Естественно, никто из врагов не управлял фуриями.
Если Бернард прав и Ворд может использовать дороги, Амара задалась вопросом, что еще они могут сделать?
Могут ли они с помощью фурий передавать сообщения по рекам Империи? Могут ли они управлять погодой?
Могут ли, кровавые вороны, они пробуждать одну или несколько Великих Фурий, как это в прошлом году сделал Гай с Калусом?
Амара смотрела на стремительно летящих гольдеров и поднимающийся дым и кружащихся ворон и ее сердце внезапно приняло простой, но неоспоримый факт.
Алера не может выжить перед тем, что приближается.
Возможно, если бы они начали действовать раньше, сообща, без споров и переговоров, что-то можно было бы противопоставить.
Возможно, если бы больше людей обратили внимание на их предупреждения, и были готовы отнестись к ним с достаточным доверием, чтобы создать какую-то дозорную организацию, нашествие удалось бы подавить в зародыше.
Но вместо этого… Амара знала — не боялась, не догадывалась, а знала — что они опоздали.
Ворд пришёл, и Алера вот-вот падёт.
— Что же мы будем делать? — прошептала Амара.
— Выполнять задание, — ответил Бернард. — Если они используют мощёные дороги, у них есть заклинатели. В самом деле, это должно сделать их обнаружение более лёгким. Мы просто последуем за ними по дороге.
Амара собиралась было ответить, когда ее лошадь вдруг прижала уши и отпрянула вбок на несколько шагов, хрипя от страха.
Амара лишь с трудом успокоила животное, крепко удерживая поводья и тихонько его уговаривая.
Лошадь Бернарда отреагировала так же, хотя он был гораздо более искусным в усмирении зверей. Прикосновение его руки, кисти заклинателя фурий земли, и бормотание его рокочущего голоса успокоили его лошадь почти сразу.
Амара скользила взглядом влево и вправо, пытаясь увидеть, что так напугало лошадей.
Сначала она почуяла его запах — вонь разложения и гниющего мяса. Секунду спустя, она увидела травяного льва, выходящего из тени между стволов чахлых сосен.