— Конечно.
— Вы действительно рассчитываете вернуться живым со встречи с Шуаранским Мастером Войны?
Лицо молодого принцепса стало непроницаемой маской.
— Думаешь, он собирается встретиться со мной с недобрыми намерениями?
— Ваше Высочество, — сказал Маркус, — из того, что я слышал, касту воинов здесь возглавляет круглый идиот.
— Да, — сказал Принцепс. — Это точно.
Маркус изобразил гримасу:
— Тогда они что-то скрывают, сэр.
— Почему ты так говоришь, Первое Копье?
— Посудите сами. Если в вашем распоряжении единственный укрепленный порт на всем побережье, разве вы поставите ответственным за него некомпетентного? Или же оставите на этой должности самого лучшего, которого сможете найти.
Октавиан нахмурил брови.
— Бессмысленно, — сказал Маркус. — Должна быть какая-то причина вынудившая принять такое назначение. Это говорит мне о том, что у здешнего Мастера Войны нет должного контроля. На вашем месте, сэр, я бы захотел выяснить причину. Это может быть важным.
— Ты прав, — тихо сказал Октавиан. — Я не обдумывал ситуацию с этой точки зрения, но ты прав. Спасибо.
Маркус кивнул.
— Сэр.
— Я уезжаю через два часа, — сказал Октавиан. — За это время, я хочу, чтобы ты подготовил список дел, которые, по твоему мнению, требуют моего одобрения. Распиши их по пунктам, и я подпишу их перед отбытием.
— Да, сэр, — сказал Маркус. — Да пребудет с вами удача, сэр.
— С нами обоими, Маркус. Однако, лучше бы она никому из нас не понадобилась.
Глава 16
Путешествие от Молвара до Шуара заняло четыре дня, всё время по холмистой, продуваемой ветрами местности, поросшей короткой, но уже пожелтевшей травой, проглядывающей из-под первого снега, между округлыми чёрными камнями.
К концу третьего дня таург, на котором ехал Тави, попытался его убить всего лишь дважды — после обеда. По меркам канимской кавалерии, зверь вёл себя превосходно.
Таург в общих чертах походил на буйвола, решил Тави. Он был немного крупнее, и со значительно более массивным горбом над плечами.
Его задние конечности были гораздо более мускулистыми, как, впрочем, и его ноги были длиннее, пружинистее, по строению более подходящими для зайца, чем для столь большого животного.
Зверь был покрыт густым, курчавым мехом, цвет которого варьировался от тёмно-серого на тупой морде до иссиня-чёрного на плечах и бёдрах.
Его шея была толстая, а голова довольно маленькая, и лоб был наполовину опоясан массивным костистым гребнем, который был способен, как утверждали канимы, пробивать насквозь каменные стены.
Его глаза были маленькими, красноватыми и враждебными, широкие ноздри постоянно сочились струйками жидкой слизи, а раздвоенные копыта наносили удары с такой скоростью, что он мог соперничать с любым боевым конём в Алере — и ударяли в несколько раз сильнее.
Анаг поднял руку и подал знак, чтобы отряд остановился возле круга камней у дороги — места разбивки лагеря на ночь.
Сорок таургов отступили с дороги, раскачиваясь на своих длинных ногах, в манёвре, привычном им так же, как устройство лагеря любому легионеру, и стали собираться внутри круга стоячих камней, по три зверя у каждого.
Три кольца из воронёной стали были вделаны в каждый камень, каждое, чтобы привязать одного таурга.
Тави соскользнул с седла, держась за него рукой, чтобы контролировать спуск на землю. Он вздрогнул от удара, болезненно отозвавшегося в мышцах, когда приземлился.
Первые два-три дня в странном седле, созданном для огромных канимских всадников, были кошмарными, но его тело, наконец, начало приспосабливаться.
Таург тут же замотал головой перед Тави, норовя раздавить его трахею тяжёлым костным гребнем на черепе.
Тави уклонился от этой попытки, даже не задумываясь об этом, и хлестнул по уязвимому носу таурга концами узды, зажатой в руке.
Таург отдёрнул голову и попытался лягнуть его задней ногой, ударив раздвоенным копытом в попытке выпотрошить его, но Тави уже скользнул вперед, вровень с головой таурга, натянул поводья, продетые через кольцо в его скользком чувствительном носу, и крепко привязал их к кольцу на стоячем камне.
Привязанный таким образом, таург безмятежно опустился на брюхо, как и большинство остальных верховых зверей.
— Вороны тебя побери, Стейки, — зарычал Максимус на таурга рядом с Тави. Зверь пританцовывал на месте, перенося вес то влево, то вправо, очевидно, пытаясь достать Макса задней ногой. — Ещё раз лягнёшь, и я остаток пути пойду пешком, зато с полным желудком.
Тави шагнул вперёд, ударил таурга по уху, чтобы напугать его, а затем схватил его за кольцо в носу и как следует дёрнул.
Таург от причинённого дискомфорта испустил поразительно короткий басистый рёв, и Максимус появился из-за бока зверя, продел поводья через кольцо и завязал их, так же как Тави, бормоча сквозь зубы длинные и мрачные проклятия.
— Зажарю. Насажу на хорошее длинное копье и поджарю над пылающим огнем. Затем сварю. Буду варить в котле, достаточно большом, чтобы в него уместилась вся твоя ленивая, упрямая, вонючая задница.
— Ты принимаешь это как слишком личное, — негромко произнёс Тави. — Я думаю, Стейки и Новые Ботинки, вероятно, относится к тебе так же, как и к прочим.
— Дело не в том, что он обращается со мной скверно, — проворчал Макс. — А в том, что он слишком глуп, чтобы понять то, что должен знать любой, имеющий достаточно мозгов, чтобы смотреть на небо.
Тави обнаружил, что усмехается.
— И что именно?
— Легионеры не боятся ужина, — проворчал Макс, бросая на таурга свирепые взгляды. — Ужин боится легионеров.
Стейки и Новые Ботинки ответил Максу безмятежным взглядом, улёгся и начал жевать жвачку.
— Ублюдок, — пробормотал Макс и начал расстегивать ремни на седле с высокой задней лукой. — Проводит весь день, пытаясь меня убить, и всё же получает отдых и еду раньше, чем я.
Темп и громкость его жалоб начали неуклонно расти.
— Если бы я не нуждался в его ногах, я бы нарезал их на стейки и подал к столу с отличным красным вином. Хотя я готов поспорить, что он не очень хорош на вкус, если ты разбираешься в еде. Поэтому, я готов поспорить, что ты мог…
В то время, как жалобы Макса на таурга становились всё более громкими и возмутительными, Тави расседлал своего зверя, также зверей Макса и Дуриаса, который был рядом с Максом, и принялся чистить их скребницей после трудового дня.
— Ну? — спросил он Дуриаса тихо, под прикрытием производимого Максом шума.
Центурион Свободного Алеранского был довольно невысоким, но с такими широкими плечами, что выглядел почти уродливым.
Его шея была толще, чем многие женские талии, угловатое лицо было покрыто рубцами и шрамами с тонкими неправильной формы отметинами человека, проведшего жизнь в рабстве, и не понаслышке знакомого с плетью.
У него были темные проницательные глаза, выдающие очень умного человека и большие узловатые руки, немедленно начавшие чистить и свертывать седельные ремни.
— Я насчитал четыре обоза сегодня, — произнес Дуриас, — все военные, все с сопровождением и все двигались в том же направлении, что и мы. Ни одного из них мы не проезжали ранее.
— То есть всего получается восемнадцать, — произнес Тави, — Насколько вы уверены в своей оценке того, для какого количества канимских солдат нужно столько довольствия?
— Насколько вы уверены в своей оценке того, для какого количества легионеров необходимо столько довольствия? — ответил вопросом на вопрос Дуриас, улыбаясь.
— Принято, — сказал Тави, — мы прошли мимо двух поселений сегодня достаточно близко, чтобы внимательно рассмотреть и я не увидел ни одной мужской особи среди них.
— Я тоже, — согласился Дуриас, — я думаю ваша теория верна, Капитан. По всем признакам Шуаранские канимы находятся в состоянии войны.
Тави нравился Дуриас. Молодой свободный алеранец настойчиво называл Тави Капитаном Первого Алеранского Легиона.
Публичное раскрытие его происхождения, произошедшее после этого, было чем-то, чему Дуриас посчитал слишком неловким противостоять напрямую, и, в результате, молодой человек был одним из немногих людей, которые всё ещё относились к Тави точно так же, как раньше, когда Тави ещё не объявил себя наследником Дома Гаев.
— Мы ожидали чего-то подобного, — спокойно сказал Тави, оглядываясь вокруг, когда он закончил с последним седлом.
Китаи и Крассус появились через пару минут. Крассус занялся беседой с Максом, чьи жалобы только набирали громкость и красочность — и искренность.
Макс действительно терпеть не мог таурга.
— Анаг был вежлив, но рассказал очень мало, — тихо сообщила Китаи. — Но некоторые из других воинов поблизости оказались менее дисциплинированными. Они рады, что мы приближаемся к передовой. Они рады, что они смогут увидеть битву и показать себя в бою.
— Напомни-ка мне, Дуриас, — сказал Тави. — Разве канимы не имеют обыкновения отправлять импульсивных молодых идиотов в тыловые районы именно для того, чтобы не подпускать имеющих такой характер близко к настоящим боевым действиям?
— Так точно, это достаточно распространено, — ответил Дуриас. — Идея заключается в том, что они перебесятся. Когда-нибудь.
— Тогда как ты объяснишь поведение Анага? — спросила Китаи. — Он кажется вполне разумным.
Дуриас пожал плечами.
— Может быть, он взятый.
Тави покачал головой.
— Скорее всего, кто-то назначил молодого, но компетентного подчиненного, чтобы прикрыть грехи некомпетентного старшего офицера.
Он прищурился, глядя в хмурое зимнее небо, с которого уже начали падать редкие снежинки.
— У меня есть предположение получше. Тарш каким-то образом получил слишком высокое звание для своих знаний и умений. Во время настоящей войны это приведет к большим потерям среди солдат, поэтому Мастер Войны Ларарл засунул его на позицию, где его некомпетентность не помешает военным действиям, будучи ответственным за банду горячих голов, которых нужно сдерживать. Возможно, он выразил сожаление, что вынужден лишиться талантливого молодого офицера ради обуздания большинства из них, но не может их оставить совсем без присмотра.