Одиана смотрела на Амару с выражением, которое та могла воспринимать только как злорадство. Ее улыбка заставляла нервничать.
— Как обычно, — сказала Амара, улыбаясь, как будто ее внутренности все это время не дрожали от страха. — Спасательная операция.
Глава 13
— Ты едва притронулся к еде, — тихо сказала Китаи.
Тави взглянул на неё, ощутив, как от чувства вины кольнуло в животе.
— Я… — зрелище Китаи в зелёном платье его просто потрясло, и он забыл, что собирался сказать.
Шёлковому платью удалось удержаться в рамках приличий и в то же время подчеркнуть все прелести молодой женщины. Светлые волосы были элегантно уложены на макушке, а глубокий вырез на платье заставлял её шею казаться более длинной и нежной, придавая обманчивую хрупкость и скрывая гибкую силу, о которой он знал. Наряд оставил её плечи и руки обнажёнными, бледная кожа выглядела гладкой и безупречной в свете приглушенных магических светильников внутри шатра, разбитого на обрыве с видом на беспокойное море.
Оправленные в серебро изумруды украшали её шею, мерцали на филигранного плетения диадеме и в серьгах, отражая свет и сверкая крошечными огоньками внутри. Мастер-ремесленник, когда-то создавший их, в прошлом был искусным заклинателем огня. Второй заклинатель фурий огня наделил драгоценные камни аурой возбуждения и счастья, обволакивающей её, словно аромат тонких духов.
Она вопросительно выгнула светлую бровь и с улыбкой ожидала ответа.
— Возможно, — сказал он, — у меня разыгрался аппетит не к ужину, а к чему-то иному.
— Неприлично набрасываться на десерт до еды, Ваше Высочество, — прошептала она. Она поднесла ягоду к губам и стала есть, глядя ему в глаза. Медленно.
Тави подумывал смахнуть рукой со стола все, притянуть ее к себе в объятья и попробовать, какова эта ягода на вкус. Эта идея так его захватила, что он, сам того не осознавая, поднял руки на подлокотники кресла.
Он сделал еще один медленный вздох, наслаждаясь ее образом у себя в сознании, желание нахлынуло на него, и, после секундной борьбы, отделил свои собственные идеи от ее.
— Вы, — с упреком сказал он, голос прозвучал намного ниже и грубее, чем ему хотелось, — применили ко мне магию земли, Посол.
Она съела еще ягоду. Еще медленнее. Глаза ее вспыхивали.
— Неужели я так поступила, милорд Октавиан?
Усидеть на месте стоило реальных усилий. Он вернулся к своей тарелке, взял нож и вилку, чтобы аккуратно отрезать и проглотить кусочек говядины — настоящей, честного алеранского мяса, а не этого крошева из левиафанов, которым им приходилось давиться во время путешествия — и запил глотком легкого, почти прозрачного вина.
— Вы могли бы, — сказал он. — Если бы захотели.
Она приступила к своему ростбифу. Наблюдая за ней, Тави был впечатлен. Китаи, в основном, обходилась с хорошим ростбифом с деликатностью голодной львицы, и часто создавалось впечатление, что также она поступит с любым, посмевшим посягнуть на ее долю. Но сегодня вечером, даже если она и не действовала с совершенной пластикой молодой дамы из высшего общества, ее поведение было тем не менее не слишком далеко от стандарта. Кто-то, скорее всего Цимнея, обучает ее этикету Граждан.
И когда она только время находит?
Она съела кусочек мяса так же медленно, как и ягоды, продолжая смотреть ему в глаза. Свои она зажмурила от удовольствия, когда глотала, и мгновение спустя снова их распахнула.
— Намекаешь, что я бы предпочла, чтобы ты сорвал платье и овладел мной? Прямо здесь? Возможно, на столе?
У Тави выскользнула вилка, а его следующий кусочек ростбифа полетел со стола на землю. Он раскрыл рот, чтобы ответить, и обнаружил, что не может произнести ни слова, лицу стало горячо.
Китаи наблюдала, как падает ростбиф, и цокнула.
— Жаль, — промурлыкала она. — Он вкусный. Или тебе так не показалось?
Она съела еще кусочек, терзающе медленно, расслаблено, с элегантной сдержанной чувственностью.
Тави снова обрел способность говорить:
— Он и вполовину не столь восхитителен, как вы, Посол.
Она снова улыбнулась, довольная.
— Наконец-то. Я завладела твоим вниманием.
— Оно было приковано к тебе все время нашей трапезы, — сказал Тави.
— Твои уши, возможно. — Она откашлялась, на мгновение коснувшись кончиками пальцев груди, невольно переводя туда его взгляд.
— И, конечно, твои глаза, — с грустным смешком сухо добавила она. — Но твои мысли, чала, твое воображение — они были сосредоточены где-то еще.
— Моя оплошность, — сказал Тави. — Определенно.
— Определенно, — ответили Китаи с довольно хитрой улыбкой. Выражение ее лица стало более серьезным. — Хотя и не только по крайней необходимости.
Он нахмурился и жестом руки предложил ей продолжать.
Она сложила руки на коленях и нахмурилась, будто бы собирая вместе слова, чтобы их выдать.
— Этот враг угрожает тебе, как ни один другой, чала.
— Ворд?
Она кивнула.
— Как именно?
— Они угрожают изменить тебя, — спокойно сказала она. — Отчаяние и страх — очень могущественные противники. Они могут превратить тебя в кого-то, кем ты не являешься.
— Ты уже говорила похожие вещи прошлой зимой, — заметил он, — когда мы были загнаны в ловушку наверху той шуаранской башни.
— Это остается верным и сейчас, — ответила она спокойным голосом. — Помни, что я тебя чувствую, чала. Ты не сможешь спрятать это от меня. Ты пытался, и я уважала твое желание. До настоящего момента.
Он нахмурился, обеспокоенный.
Она протянула через стол руку, ладонью вверх. Он накрыл ее своей рукой, безотчетное решение с его стороны.
— Поговори со мной, — тихо взмолилась она.
— На кораблях всегда был кто-то рядом. Или мы были на занятиях и… — Он пожал плечами. — Я… Я не хотел обременять тебя. Или пугать.
Она кивнула и сказала без злости:
— Это потому, что ты считал меня недостаточно сильной? Или потому, что ты считал меня недостаточно храброй?
— Это потому, что я считал тебя недостаточно… — он запнулся.
— Способной? — предположила она. — Полезной?
— …заменимой, — закончил он.
От этого ее брови взлетели. Она повторила его недавний жест, рукой призывая его продолжать.
— Я не могу потерять тебя, — прошептал он, — просто не могу. И не уверен что смогу защитить тебя. И не уверен, что кто-либо может.
Мгновение Китаи смотрела на него безо всякого выражения. Затем, сжав губы, она покачала головой и встала. Она обошла вокруг стола с тем же суровым выражением лица, но, когда она остановилась позади его стула, Тави понял, что ее трясет от едва сдерживаемого смеха.
Она проскользнула ему на колени, в зеленом она стала еще привлекательней, обхватила его шею бледными руками и поцеловала. Как следует. Ее мягкий смех клокотал у него на языке. В конце концов отстранившись, мгновением спустя, она сжала его лицо своими горящими как в лихорадке руками и посмотрела на него с нежностью.
— Мой алеранец, — сказала она с любовью в голосе. — Ты — идиот.
Он уставился на нее.
— Ты только теперь осознал, что силы, превосходящие наши, могут разъединить нас? — спросила она, все еще улыбаясь.
— Ну… — начал он. — Ну… ну нет, не совсем…
Он умолк.
— Но это всегда было так, Алеранец, — сказала она, — задолго до того, как ворд стал угрозой для наших народов. И даже если бы его никогда не было, это все равно было бы правдой.
— Что ты имеешь в виду?
Она пожала плечами. Затем, взяв нож и вилку, отрезала еще один кусочек ростбифа, когда заговорила.
— Многие вещи могут отнять жизнь. Даже жизнь алеранских Граждан. Болезни. Пожары. Несчастные случаи. И, в конце концов, старость. — Она положила ему в рот кусочек мяса и следила, как он начал жевать, прежде чем, одобрительно кивнув, стала отрезать следующий.
— Смерть — неизбежна, Алеранец… для всех нас. И правда в том, что все, кого мы любим так же могут быть разлучены с нами, как и мы можем быть оторваны от них. Это так же естественно, как ночь после заката.
— Китаи, — начал было Тави.
Она втолкнула еще один кусочек ростбифа ему в рот и тихо сказала:
— Я еще не закончила.
Он покачал головой и начал жевать, слушая.
Она снова одобрительно кивнула.
— В конце концов, ворд не является чем-то из ряда выходящим, Алеранец, если только ты не позволишь ему таким стать. Фактически, он менее опасен, чем все остальное.
Проглотив, он сказал:
— Как ты можешь говорить такое?
— А почему я не могу? — спокойно ответила она. — Поразмышляй над этим. У тебя довольно хорошо получается размышлять, когда ты утруждаешь себя этим. Я уверена, в итоге до тебя дойдет.
Она выгнулась и потянулась, подняв руки над головой. Тави обнаружил, что его левая рука покоится на ее оголенной спине, в вырезе платья. Он никак не мог заставить себя прекратить поглаживать ее нежную кожу, едва касаясь ее медленными круговыми движениями.
— Ммм. Мне это нравится. И это платье тоже нравится. И драгоценности тоже — хотя я не смогла бы их надеть на ночную охоту. Тем не менее, они прекрасны.
— И дорогие, — сказал Тави, — Ты не поверишь.
Китаи округлила глаза:
— Деньги.
— Не все используют обсидиановые наконечники для стрел как всеобщий эквивалент, — проговорил он, улыбаясь.
— Нет, — саркастически ответила она, — Полагаю, если бы это стоило Алеранцу денег каждый раз, когда он хотел убить что-то, это сделало бы вашу человеческую историю куда как менее интересной для чтения.
Она опустила на него взляд на мгновение и, улыбаясь, спросила:
— Ты думаешь, что драгоценности красивы, Алеранец?
Тави коснулся ее щеки.
— Я бы хотел видеть тебя только в них и больше ни в чём.
Ее улыбка стала шире.
— Это, — произнесла она, — было бы абсолютно неприемлимо, мой лорд Октавиан.
Но ее руки неспешно поднялись к шее, к застежке ее платья. Тави издал низкий рык и почувствовал, как его рука собственнически расположилась на ее талии.