Стратегическая игра мало того, что шла медленно, так еще и затягивалась. Этот неспешный обмен киками, анализ положения противника и направления его движений нужно было заканчивать. Сего хотел этого и знал, как это сделать.
«Очистите разум, освободитесь от влияния».
Голос Фармера прозвучал в голове, как случалось нередко в те времена, когда Сего бродил вслепую по улицам Подземья.
Сего снова выдохнул и напомнил себе о необходимости придерживаться выбранной стратегии. Следуя за Масой, двигаясь в одном с ним ритме, шаг в шаг, он дождался момента, когда противник поднял правую ногу, и моментально нанес рассчитанный внутренний кик по левой. На этот раз Маса потерял равновесие, и Сего добавил два быстрых джеба, один из которых задел лоб противника.
Танец продолжался, бойцы осторожно кружили.
Сего изобразил ложный внутренний кик, развернув бедра, но удержал ногу. Как и ожидалось, Маса отреагировал на опасность, выгнувшись бедрами назад и наклонив голову. Сего же провел кросс, постаравшись в последний момент сдержать руку, чтобы избежать серьезного контакта. Тем не менее кулак угодил Масе под глаз и свалил на землю.
– Извини! – Сего наклонился и протянул руку.
– Не извиняйся. – Маса потер уже начавший набухать синяк. – Ты молодец, Сего-ко. Не поддался кругу.
– Неплохо, – похвалил Мюррей, уже наблюдавший некоторое время из дверей. – Масу подловить трудно.
Рядом с ним стоял молодой парень, который был бы полной копией Масы, если бы не одна деталь: голова у этого гривара была полностью выбрита.
– А ты как думаешь, Тачи? Ceго готов? – обратился к нему Мюррей.
– Сего-ко не готов, – не задумываясь, ответил Тачи.
Заметив по изменившемуся лицу, как расстроился Сего, Мюррей улыбнулся. Тачи был полной противоположностью своему брату-близнецу.
Не давая Сего времени настроиться на иную тактику боя и даже собраться с духом, Тачи каждый раз атаковал его с ходу. Иногда Сего удавалось взять верх, но чаще дело заканчивалось тем, что он выходил из круга прихрамывая и с синяками.
– Ну а я считаю, что ты готов, – обратился к мальчику Мюррей. – Просто делай то, что сделал сейчас. Придерживайся своего плана.
– А как быть с другими кругами? Что, если мне придется, например, сражаться на цитрине? Откуда я узнаю, как на него реагировать?
– У каждого круга свои особенности, но ко всем нужно прислушиваться одинаково. – Мюррей подошел к кругу, опустился на колени и положил руки на стальную раму. – Так, как здесь ты прислушиваешься к фиолетовому. Разные круги будут говорить с тобой разными голосами. Одни будут шептать, другие – кричать, третьи – петь. В этом смысле круги ничем не отличаются от людей. Тебе нужно лишь знать, каким из них можно доверять, а каким нельзя. Хотя я скорее доверюсь кругу, чем большинству людей в этом городе…
Сего все еще не привык к странной схожести Мюррея и его круга, официально представленного Сего под именем Фиола.
– Кстати, пока не забыл. – Мюррей достал из матерчатой сумки моток сверкающей красной проволоки и протянул его Тачи. – Давай-ка сделаем то, о чем говорили.
Опустившись на колени рядом с кругом, Тачи принялся отвинчивать одну из толстых стальных пластин у его основания. Пурпурные спектралы заметно оживились и, слетевшись отовсюду, повисли над ним, а один комочек даже опустился ему на плечо.
Мюррей рассказал Сего, что впервые увидел Фиолу еще будучи рыцарем, когда получил задание и отправился в поездку по островам. Заодно он посещал на лодке знаменитые тамошние рынки. Проплывая мимо ветхих хижин на сваях под призывы торговцев на непонятном языке, Мюррей краем глаза уловил тусклый сиреневый отсвет. Зайдя в лавку, он увидел в углу фиолетовый круг.
Проведя бой на арене «Аквариус» на Изумрудных островах, Мюррей вернулся в тот самый домишко на сваях и заключил сделку. Заржавевший без должного ухода круг обошелся ему в немалую сумму.
С тех пор прошло три десятка лет, но Фиола пребывала в отличном состоянии. Мюррей взял за правило полировать ее каждое утро, добиваясь идеального блеска. Он также тратил несколько часов в неделю, очищая выгравированные на лике Фиолы сигилы.
Заботясь о внешности Фиолы, Мюррей постоянно обновлял ее внутренние механизмы, привозил из Глуби новые защелки, катушки и шестерни. Раньше Сего даже не подозревал, что круг – это нечто большее, чем просто цельный кусок металла. И вот теперь он, открыв в изумлении рот, наблюдал, как Тачи вскрывает Фиолу и с ловкостью опытного хирурга проводит операцию по удалению закисшей рубеллиевой катушки и установке новой. Мюррей следил за происходящим с явным волнением, чего Сего никогда прежде в нем не замечал.
– Для чего все это нужно? – поинтересовался он, заглядывая внутрь круга.
– Большая часть всего этого требуется для усиления спектрального света, – быстро ответил Тачи, продолжая работу. – Внутренняя трубка должна передавать свет без помех, по кольцу, от витка к витку, чтобы разговаривать со спектралами.
– Разговаривать? – Сего вдруг вспомнил о светящемся комочке, с которым беседовал в камере.
После возвращения мальчика из Глуби в Верхний мир старый знакомец не появлялся.
– Тачи не совсем правильно выразился, – ответил Мюррей. – Не столько разговаривать, сколько коммуницировать. Состав сплава и внутреннее устройство круга помогают ему взаимодействовать с соответствующим видом спектралов.
– А если… если установка неправильная? – продолжал Сего забрасывать вопросами обычно молчаливого гривара.
– Идеально изготовленных кругов почти не бывает, – сказал Мюррей, с заметным беспокойством глядя, как Тачи осторожно вставляет новую катушку. – Но я видел, какой хаос порождают неисправные круги, что они делают с гриваром. Некоторые сходили с ума.
Тачи кивнул и начал закрывать отверстие в круге. Мюррей с облегчением вздохнул.
– Разве такие круги, как Фиола, созданы не даймё? – спросил Сего.
Он уже привык к тому, что Мюррей с недоверием относится к инструментам, оружию, мехам и лекарствам даймё. Однако одержимость Фиолой, казалось, шла вразрез с этими убеждениями.
Мюррей бросил на Сего суровый взгляд:
– Гривар гордится кругом, в котором тренируется, ухаживает за ним и относится к нему с уважением – как к части собственного тела. – Мюррей опустился на колени и снова провел рукой по полированной поверхности Фиолы. – Мы можем сражаться за даймё, но круги принадлежат нам.
Сего вспомнил остров и тренировки в круге Фармера. Старый мастер внушал трем братьям такое же уважение к простому диску из железного дерева.
«Круг – ваш дом; относитесь к нему должным образом».
Над их головами закружились, словно в танце, спектралы, по-видимому довольные тем, что операция на теле Фиолы прошла успешно.
– Но спектралы… Они влияют только на нас? Разве даймё не чувствуют их свет?
– Чувствуют. – Мюррей играючи отмахнулся от особенно настырного огонька. – Даймё используют сплавы для освещения своих городов. Синий свет – чтобы гранты не бунтовали. Желтый – в нейрогенах и кливерах, чтобы зависимые были довольны. Красный подается через «Обзор Системы» с целью держать людей в страхе и напряжении. Но мы, гривары, самые восприимчивые к свету. Мы ощущаем его острее, чем любой другой род людей. Свет всегда был частью нас.
Мюррей вытащил из угла широкое полотно и застелил им Фиолу. Спектралы опустились и разместились на покрове. Возможно, подумал Сего, они устали от всех этих волнений и суеты.
– Ладно, малыш, идем. Сначала перекусим, а потом снова за Кодекс – пора уже заканчивать.
Обстановка в бараке Мюррея вполне отвечала духу гриварского рыцарства – только самое необходимое для жизни. К скромной кухне с тяжелым дубовым столом в центре примыкали две комнатушки, одну из которых занимал сам Мюррей, а другую братья-близнецы, Маса и Тачи. Сего предпочел оставаться в пристройке для тренировок, пыльный интерьер которой напоминал чердачную комнатку на острове.
Ели все четверо за дубовым столом на кухне. Пища была, конечно, более питательная и разнообразная, чем та зеленка, которой кормили у Талу в Подземье, но не намного вкуснее. Меню этого вечера предлагало полоски искусственно выращенной оленины с регидратированным листом тева. В плане креативности Мюррею было далеко до Лейны; притащив в кухню контейнер для хранения, он просто бросал что-то на сизлер.
Почти все население Эзо питалось консервированными и переработанными продуктами, включая искусственное мясо и регидратированную растительную еду, по вкусу напоминавшую кору. Как рассказывал Мюррей, свежее мясо считалось роскошью, позволить ее себе на регулярной основе могли только даймё.
Жизнь в Верхнем мире резко контрастировала с той жизнью на острове, осколки которой хранила память. Удержать эти воспоминания получалось не всегда – они ускользали из сознания, как песчинки, – но некоторые яркие картины засели в голове крепко.
Сайлас бьется в волнах, возвращаясь к берегу после ловли сарпина. Он всегда отправлялся за рыбой, потому что был лучшим из трех братьев пловцом. На черный песок выходил с сарпином на плече и белозубой улыбкой на лице.
Сего был собирателем. Фармер отправлял его на утесы у края острова – добывать побеги и травы. Скалолазание давалось мальчику легко и естественно, ноги и руки как будто сами находили опору. Ему нравилась высота, нравился морской ветер, нравилось смотреть на изумрудные воды с вершины утеса.
Сэм обычно приносил ведерко голубых крабов, выловленных в приливных бассейнах. Фармер и три брата жарили рыбу и крабов на костре и ужинали в опускающихся на остров сумерках.
После трапезы братья сажали двух крабов в центр импровизированного круга из плавника и наблюдали за поединком. Сего и Сэм делали ставки на победителя. Болели горячо, шумно встречая успех своего краба, когда он прорывал защиту противника быстрым ударом клешней или ловким обходным маневром.
Сайлас сидел в сторонке, подальше от огня, и качал головой, наблюдая за детскими забавами.