На прошлой неделе Марвин встретился в вызове с Кори Шимо. Парню крепко досталось – Шимо безжалостно молотил его даже после того, как он упал, даже после того, как в круге погас свет. Три товарища Шимо с трудом оттащили своего капитана от потерявшего сознание Марвина. Оттащили сплошь забрызганного чужой кровью.
Сего помнил горящие желтые глаза Шимо. В этих глазах не было чувств. Шимо не получал никакого удовольствия от избиения противника – в отличие, например, от Шиара. Он словно выполнял какую-то программу. Как будто не мог иначе. Как будто у него не было иного выбора.
Некоторое время Сего смотрел на неподвижно висящее в стеклянной ванне тело. Глаза у Марвина были закрыты, и выглядел он, как показалось Сего, почти умиротворенным, парящим вне времени, между жизнью и смертью.
Внезапно глаза паренька открылись, и Сего от неожиданности отпрянул. Марвин уставился на него. Тело дернулось, и панель тревожно запикала. Через несколько секунд сигнал прекратился, глаза у мальчика закрылись, и он расслабился, как будто ничего не произошло.
– Нейроплазматическая реакция на раствор, – раздался негромкий голос.
– Извините, я ничего такого… – заикаясь, пробормотал Сего.
Из-за панели вышла служительница-даймё с неизменно бесстрастным выражением лица.
– Как я уже сказала, нейроплазматическую реакцию вызвал раствор, в котором во взвешенном состоянии находится пациент. Так что ты, Сего, ни при чем, – сообщила девушка.
– Ксеналия! – Сего обрадовался – как хорошо, что его не увидел здесь кто-то другой. – Вообще-то, я искал тебя, но потом заметил Марвина и…
– Любопытство – одна из неотъемлемых черт научного поиска, поэтому я не виню тебя. Хотела бы, однако, предостеречь от свободного посещения медицинского учреждения, поскольку старшие служители очень заботятся о своих пациентах и не терпят присутствия посторонних.
– Да, понимаю. – Сего невольно оглянулся на гривара за стеклом. – Нейро… Что, ты сказала, произошло?
– Ах да. Совсем забыла, что с представителями вашего вида надо говорить более простыми словами, – без намека на превосходство или снисходительность сказала Ксеналия. – Нейроплазматическая реакция – это реакция нервной системы гривара на химический раствор, в котором он пребывает… точнее, на раствор аминолита.
– Э-э… А что он делает в этой ванне?
– Строго говоря, ничего не делает – и в этом вся суть. После столь тяжелой травмы – вас ведь поэтому и называют гриварами[1], не правда ли? – ему ничего нельзя делать, и даже сила тяжести воздействовать на него не должна. Такие условия служат стимулом для всех способностей организма к заживлению. Раствор аминолита обеспечивает для этого идеальную среду in vitro и, кроме того, содержит компоненты, вызывающие у гриваров симбиотическую реакцию.
В голове у Сего пронесся вихрь вопросов. Он никогда не задумывался о том, почему гриваров называют гриварами, как и о том, что происходит внутри его тела.
– Симбиотическая реакция? – повторил Сего, стыдясь своего невежества.
– Я… рада, что ты спрашиваешь об этом. – Глаза у Ксеналии заблестели, а тонкие губы изогнулись вверх, хотя назвать это улыбкой Сего бы не смог. – Мое исследование как раз и посвящено особенностям нейрофизиологии гриваров. Гривары обладают замечательными внутренними механизмами, которые эволюционировали на протяжении тысячелетий.
Увлекшись, девушка заговорила быстрее, так что Сего с трудом поспевал за ее речью.
– Очевидно, что основные механизмы физиологии гривара – быстро сокращающиеся мышечные волокна и плотная скелетная структура – эволюционировали для того, чтобы наносить как можно больший физический ущерб другим. Но, что удивительно, у гриваров также развивалась совершенно сопоставимая система заживления из кровеносных сосудов и дендритных нервных пучков, назначение которой – противодействие регулярно получаемым травмам. Вот это мы и называем симбиотической реакцией гривара.
– Понятно… – Сего принял задумчивый вид. – Значит, аминолитовый раствор, в котором плавает Марвин, способствует лучшей работе симбиотической реакции. И содействует исцелению?
– Да! Пожалуй, я недооценила возможности мозга гривара. Если ты способен усвоить эти базовые концепции… Значит, теория Уэйленда о нейродегенеративном повреждении когнитивных способностей гриваров может оказаться ошибочной.
Ксеналия быстро сделала какие-то записи на своем лайтдеке. Пока шел разговор, маленький красный спектрал подплыл и завис над ее плечом.
– Получается, что Марвин в значительной степени выздоравливает сам по себе? – спросил Сего.
– Нет. В данном случае у гривара нарушена связь между его внутренними целительными способностями и реальными повреждениями организма. Вот здесь… – Ксеналия провела пальцем по лайтдеку. – Перелом нескольких верхних позвонков привел к полному параличу. И хотя симбиотическая реакция действует в полную силу, основным превентивным фактором, препятствующим выздоровлению, является мозг.
Сего молчал. Полный паралич!
– Мозг гривара не оценил способность организма перенести тяжелую травму. В момент ранения мозг отключился, исполнив функцию естественного защитного механизма. Таким образом, пока позвоночник адекватно восстанавливается в ходе естественного процесса регенерации, мозг по-прежнему пребывает в травмированном состоянии. Без нашего вмешательства мозг Марвина наверняка бы отключился сам и дал команду остальным системам сделать то же самое.
– Какого вмешательства? – спросил Сего.
Ксеналия кивком указала на шланги и провода, идущие к голове гривара.
– Мы установили симулятор в нижнем переднем неокортексе. Сейчас это единственный способ поддерживать активность мозга. В сущности, симулятор обманывает мозг, заставляя его думать, что все в порядке, что никакой травмы нет. Без симулятора мозг бы полностью отключился. И Марвин бы умер.
Сего сразу подумал о Коленках. И о себе.
– Симулятор, который вы включаете в его мозгу, похож на тот, что используется на Испытаниях? – медленно проговорил он.
– Хороший вопрос, – сказала Ксеналия. – Хоть я и не смотрящая, полагаю, оба симулятора запрограммированы на основе одной и той же архитектуры кода. Хотя симулятор, работающий здесь, главным образом воздействует на мозжечок, выполняющий двигательные функции, тогда как симулятор, применяемый на Испытаниях, работает с корой головного мозга, более высокофункциональным отделом мозга. Код нашего симулятора в отделении предназначен исключительно для долгосрочного поддержания стимуляции на базовом уровне. У нас просто нет необходимости в более сложном коде, который создан для Испытаний.
Ксеналия замолчала, глядя Сего в глаза, и на мгновение он увидел в них то, чего не замечал прежде, – беспокойство о нем.
– Кстати, об Испытаниях. Сего, как ты себя чувствуешь? Я всегда выступала за то, чтобы лицеисты-новички проходили повторный медосмотр, но мое предложение каждый год отклоняется из-за нехватки ресурсов. Никаких видимых физических повреждений я у тебя сейчас не вижу.
– Нет-нет. Дело не в этом. То есть я не для этого пришел. Со мной все в порядке. – Сего поспешил сменить тему разговора. – Вообще-то, я хотел кое о чем тебя расспросить. Вот об этой самой симбиотической реакции и целительных способностях.
Ксеналия оживилась:
– Конечно. У меня есть несколько минут до следующего пациента. Задавай свои вопросы, Сего.
Тем же вечером, после заключительного занятия, Сего поделился с «Драконышами» добытой в медотсеке информацией, требовавшейся для начала тайной кампании по возвращению Коленок. Команда собралась в отсеке D, при свете заглядывающей в единственное окно яркой луны.
– Первая часть плана – убедить всех в нашей слабости. Стратегия каждой команды в системе вызовов строится на выборе подходящего момента и противника. Наша задача – создать ситуацию, когда соперникам будет выгодно бросить нам вызов.
Разведка в Лицее велась постоянно и с одной-единственной целью: выяснить, какие команды ослаблены. Если кто-то заболевал или получал травму на тренировке, этот факт сразу же брался на заметку. Свой последний вызов «Бейхаунды» бросили «Рокам» ровно через день после того, как Дэймон Хартстед сломал ключицу. Вынужденные сражаться без одного из своих лидеров, «Роки» проиграли команде Шиара.
– Вот только сделать надо так, чтобы это выглядело правдоподобно, – сказал Сего. – Если мы все вдруг заболеем или травмируемся, другие команды заподозрят, что дело нечисто.
В Лицее такого рода жульничество было в порядке вещей. «Драконышам» требовалось представить свою слабость таким образом, чтобы в нее поверили.
– Остаться в игре нам помогут естественные реакции симбиотического исцеления и плановые посещения Ксеналии в медотсеке. Нельзя допустить, чтобы из-за травм мы не смогли дойти до конца семестра и принять участие в финальных Испытаниях.
Предложенный план произвел впечатление даже на Сол.
– Наконец-то ты провел настоящую исследовательскую работу. – Она одобрительно вскинула бровь. – Риск, конечно, большой, но сработать может.
– Мы делаем это ради Коленок. – Сего оглядел команду. – И чтобы все получилось, нам нужно быть вместе.
Абель, хотя никогда даже не разговаривал с Коленками, загорелся желанием помочь ему после того, как Сего упомянул, что его друг родом из Вентури.
– Мои предки прошли в Вентури через огромную, очень жаркую пустыню. Там много хороших людей. Они приютили мою семью, дали нам воды.
Джоба, как обычно, широко улыбнулся и согласно кивнул в ответ на предложение капитана. Он был готов практически на все, если только понимал, что именно происходит.
Что удивительно, не стал возражать даже Матеус Винтерфол. Сего хотел, чтобы все было честно, и даже такой зазнайка, как Матеус, получил право голоса. В конце концов, если план увенчается успехом, Матеус станет частью сделки по обмену. В последнее время заносчивый чистосвет уже не выражал так часто свое недовольство и понизил уровень претензий, но при этом ясно дал понять, хочет вернуться к своим.